В ловушке с врагом (СИ) - Самовар Захар

— Ладно.

Когда я вошла в будущую комнату Игната, мама уже вынимала из потайных шкафчиков дивана, (или как их еще назвать), пакеты и коробки с хроникой нашей семьи.

Мы по- теплому посмотрели друг на друга.

— Ладно, — протянула мама, — тащи вино.

— Прибираться завтра будем?

— Завтра-завтра, — ответила она и уронила взгляд в старый семейный альбом.

Я вернулась через несколько минут с бутылкой вина и двумя кружками, которые мы выиграли на прошлый новый год в розыгрыше компании, продающей газировку.

— Тащи сразу ведра, — усмехнулась мама, увидев у меня в руках две красные кружки с белыми медведями.

— Бокалы очень высоко стоят, — оправдалась я и пожала плечами.

Мы откупорили бутылку и разлили по нашим великолепным бокалам красную дурманящую жидкость. Мама открыла фотоальбом на случайной странице.

Там, на весь картонный лист располагалась фотография отца со мной на руках. Кудрявый мужчина с еле пробивающейся щетиной ласково улыбался со страниц старого альбома. Мою грудную клетку будто сжали. Стало так тяжело дышать. Я вспомнила четырнадцатилетние. Вспомнила, как затрещал домашний телефон, что стоял в прихожей. Мама подняла трубку и через несколько секунд обессилено рухнула, потянув за собой аппарат.

Отец работал электриком. Работа его и убила. Хоронили его в закрытом гробу. Я догадывалась почему, но старалась не представлять. Мама тогда долгие недели не могла прийти в себя. Мне приходилось кормить ее с ложечки. Бабушка, которой тоже уже нет, была тогда рядом, но ее стервозный характер делал только хуже.

Она сверлила маме мозг каждый день. Твердила, что она обязана встать и начать что-то делать, чтобы не оставить меня сиротой. Конечно, в чем-то она была права, но методы у нее были жесткие.

Как ни крути, они оказались действенными. Отстрадав свое, хотя я уверена, что этих недель ей было недостаточно, мама взяла себя в руки и, сжав кулаки из доброй и нежной мамы, которой я ее знала, превратилась в неистового достигатора.

— Я тебе рассказывала, как мы познакомились? — врезалась в мои воспоминания мама.

Я, соглашаясь, качнула головой.

— Расскажи еще раз, — попросила я.

Мама сделала глоток и распустила волосы.

— Мы с ним учились в одном классе, ну, только в выпускном. Его родители переехали как раз в последний год обучения в школе, — начала она. — Ох и ненавидели же мы друг друга. Я же отличницей была, а он… А он, как ты.

— Ой, ну конечно!

— Ты вся в отца, — укусила она меня и улыбнулась. — Спорили мы с ним на каждой перемене. А на уроке, когда я тянула руку, чтобы ответить, он обзывал меня энциклопедией…. Такая глупость, если подумать, но тогда мне от каждого такого обзывательства делалось очень обидно. Я даже классной руководительнице пожаловалась, а она, представляешь, повела нас обоих к директору. И этот умник возьми да скажи, что я ему нравлюсь, вот он и дразнится, мол, по-другому я на него внимания не обращаю. Так мы с ним вместе около кабинета директора после уроков просидели несколько часов, пока наши родители не освободились после работы, чтобы предстать перед директором. Помирились, подружились и больше не разлучались….ну, почти.

— Романтичненько, — подытожила я. Сказала это, и не понятно на кой вспомнила первую ночь с Игнатом, и стало мне от себя противно. Опять.

— Да-да, — согласилась мама. — Я в тот день еще от твоей бабушки нагоняй хороший получила. Она сказала, что если я и дальше буду такой тютей, то замуж никогда не выйду.

— Бабуля как всегда в своем репертуаре.

— Была б она жива, ты бы себя так разболтанно не вела.

— Все ошибаются, мам, — простонала я.

— Ну-ну.

Мама перелистнула несколько страниц назад и рассмеялась. Там папа стоял с букетом полевых цветов в военной форме и без своих шикарных кудрей. Она рассмеялась так звонко, что у меня заложило уши.

— Ты чего, мам?

— Я тебе рассказывала же, как в воинскую часть к нему ездила?

— Может быть, — начала я припоминать, но на ум ничего так и не пришло. — Напомни.

— Он когда в поезд садился, поклялся, что будет писать мне не реже раза в две недели. Ну, вот так он решил. А я то, я только за! Забрали его весной, а зимой он раз и писать перестал. Я подумала, нашел себе кого-то или что? Два месяца письма не приходили. Это сейчас интернет есть, и позвонить можно, а тогда попробуй дозвонись еще, — сказала она и тяжело выдохнула.

— И что ты сделала? — спросила я.

— Я? Поехала в воинскую часть.

— Да ладно?

- Ну, а что? Располагалась она в соседней области. Я документы и деньги взяла, на поезд прыгнула. В четыре утра скорый проходил. К вечеру я была уже на месте. Там попутку поймала, старичка какого-то уговорила отвезти меня в часть. Ой, и дура же я была, совсем без башки. А если бы что случилось?

— Да ты не разглагольствуй, а рассказывай дальше, — поторопила я ее.

— А что дальше, он привез меня к части, назвал женой Декабриста и уехал. Там ворота металлические. Я стаю, стучусь в них. Выходят два парнишки вооруженных, мол, что надо? Я им то и то, мол, не отвечает на письма, что случилось? Они попросили меня ждать на месте, а вскоре ко мне вышла женщина. Из-под бушлата торчал белый халат. У меня от страха сердце в пятки ушло.

— А что случилось? — стало мне до ужаса интересно.

— Чирей на заднице у твоего папки случился, и сопли у половины части, — сказала она и рассмеялась. — Операцию ему делали, а потом так и оставили заживать, и шут его знает почему еще.

— Шрам остался?

— Остался. Он его боевым ранением называл.

На этих словах наши кружки опустели.

— Долить? — предложила я.

— Так давай добьем уже, не выбрасывать же.

— А как ты обратно добралась?

— А! — вспомнила мама и подавилась. — Дед этот обратно вернулся, — добавила она откашливаясь. Сказал, что я сестру его напомнила, она за мужем также побежала, только на фронт и не вернулась.

— А муж ее?

— И муж ее тоже. Дед этот сказал, что погибли вроде как в одной местности, а встретились или нет, никто не знает.

— Ужас!

— Так и есть, — подтвердила мама и убрала альбом в сторону.

Следом на пол повалились мои школьные фотографии. Я не могла сдержать смех, глядя на эти странные порывы фотографа освоить фотошоп. А еще и моська у меня была такая упитанная.

— Вот, тогда хоть в теле была, а сейчас доска доской, — пожурила меня мама.

— Я просто много нервничаю.

— От чего нервничаешь, ничего же не делаешь?!

— Тебе лишь бы укусить меня за что-то, — усмехнулась я. — Если, как ты говоришь, я ничего не делаю, это же не значит, что я ничего не чувствую.

— Гля, какая чувствительная нашлась, — сказала мама и как бы от удивления хлопнула в ладоши. Мне оставалось только улыбнуться, чтобы не влезть вдруг в спор, который мог перерасти в ссору.

Мы и не заметили, как в комнату вошел Петр Игнатович.

— Я смотрю вам тут и без меня весело, девочки, — сказал он.

Мама бросилась его обнимать.

«Ага, обхохочешься», — подумала я.

— Когда Игнат к нам переедет? — спросила мама.

Петр Игнатович задумался.

— Послезавтра, — вспомнил он и щелкнул пальцами, как раз за день до начала семестра. — Рада, что скоро на учебу? — обратился он ко мне.

— Вся в предвкушении, — ответила я и косо улыбнулась.

Мама хлопнула своего мужи по плечу.

— Да ну ее, — сказала она. — Пойдем, я тебя покормлю.

Петр Игнатович потер ладони и последовал за женой. А я осталась в гордом одиночестве наводить порядок в комнате своего злейшего врага, с которым мне предстояло жить через стенку.

К счастью, а скорее нет, но пару десятков минут спустя, мама вернулась в комнату и принялась за дело. В помойку полетели мои старые школьные альбому с рисунками и тетради. Следом и дневники. Она сказала, что там слишком много двоек и гордиться там нечем, чтобы оставлять на долгую память.

— Я так понимаю, вместо моих дневников тебе на память дневники Игната останутся? — разозлилась я и уже не смогла себя сдержать. — Вообще-то я твоя дочь, а он не больше, чем чужой высерок.