Невеста Северного Волка (СИ) - Черная Снежана Викторовна "Черноснежка"

При виде его король Этельберт резко подался корпусом вперёд:

—​​ Иакин, —​​ обратился он к старому страннику, —​​ пусть эти дикари назовут свои имена!

Иакин, запинаясь, перевёл приказ короля на язык викингов, но никто из северян не промолвил в ответ ни слова. Побеждённые, но не сломленные, они с превосходством взирали на молодого правителя​ —​ маленького жалкого человечка по своей сути, даже несмотря на сверкающую золотом и самоцветами корону на его голове.                                                                                                   

—​​ Ваше величество,​ —​​ Иакин, вжав голову в плечи, повернулся к своему королю.​ —​​ Северяне​ —​​ гордый народ, даже под пытками вы не дождётесь от них ни слова. Но в этом и нет необходимости!​ —​​поспешно добавил он.                                              

Несмотря на три выпитых кубка эля, старый Иакин всё же понимал, что из-за упрямства язычников он и сам мог попасть в немилость. А оказаться в темнице или быть высеченным розгами ему совсем не хотелось.                                                                                       

—​​ Вот этот,​ —​​ ткнул он в Стэйна своим узловатым пальцем,​ —​​ сын конунга Вольфа Ирвенга, величайшего из викингов северных земель. Очень важный человек для ведения переговоров, ваше величество…                                               

—​​ Откуда тебе известно, чей это сын, старик?​ —​​ поинтересовался Этельберт, украдкой взглянув на свою мать.                                                                                           

—​​ Я лишь странник,​ —​​ честно признался Иакин.​ —​​ К таким, как я, северяне всегда относились лояльно. И мне довелось повстречать на своём пути сыновей конунга Вольфа. Ходит молва, что старший из них, прозванный в честь отца Молодым Волком, —​​ лучший мореплаватель и покоритель новых земель. О его деяниях слагают легенды.                                                           

Помолчав, Иакин кивком головы указал на запястья Стэйна и добавил:

—​​ А ещё о принадлежности к правящей династии говорит его священный браслет.​

—​​ Довольно!​ —​​ королева-мать встала со своего места и гневно сверкнула глазами в сторону старого Иакина.​ —​​ Переговоров не будет! Их всех казнят завтра на рассвете!

В зале вновь повисло молчание. Этельберт всегда полагался на мнение Гвиневры, не стал он перечить матери и сейчас.                                                                                       

—​​ Ваше величество!​ —​​ Яре никто не давал слова, но и смолчать она не могла.​ —​​ В плену у северян наши люди. Герцог Вильгельм Брей в том числе. Казнив этих язычников, вы обрекаете и их всех на верную смерть!                                                                 

—​ Любая война не обходится без жертв, леди Карлайл! —​ ответила Яре королева-мать вместо своего сына. —​ Мы одержали две победы над варварами! Мы отстояли Винсдорф! И лишь это имеет наивысшее значение!

Стиснув зубы, до сих пор хранил молчание и Граф Карлайл. За то, что Вильгельм сделал с его старшей дочерью перед нападением на Винсдорф, Юргенс Карлайл охотнее всего задушил бы герцога собственными руками. На Мелисандре места живого не осталось! Его дочь обесчещена и сломлена! Она отказывается от еды и всё время рыдает, обвиняя герцога в совершённом над ней непотребстве.

И хоть сам Карлайл с трудом верил, что Вильгельм мог сотворить с ней подобное, но факт остаётся фактом: его дочь обесчещена, и спасти её сейчас может только брак с виновником произошедшего. А значит герцог Брей должен до этого дня, как минимум, дожить.

—​​ Мы выиграли битву,​ ваше величество,​ но не войну, —​ поддержал он всё же свою младшую дочь. —​ Северяне нападут снова.                                         

И Юргенс Карлайл знал, о чём говорил. Единственное, чего он не знал, ​—​ это как донести свои слова до Гвиневры, которая от начала правления её сына фактически держала весь город в своих руках.​

—​ Что вы предлагаете, граф Карлайл? —​ поинтересовалась она.

—​ Я предлагаю то же, что и вчера: заплатить им​ дань​ золотом​ и серебром, чтобы они покинули наши земли, —​ спокойно ответил​ военачальник.​ —​ Мы откупимся от них!

—​ Но где гарантия, что получив​​ дань,​ они не вернутся снова?​ —​ в голосе молодого правителя слышались нотки колебания.                                                     

—​ О, они​ обязательно вернутся, ваше​ величество! —​ согласился с королём военачальник. —​ Но и мы не будем просто сидеть сложа руки. Мы построим форты и укрепим​ город. Сделаем заторы​ на реке, что не позволит их кораблям приблизиться к крепостным стенам! Мы обратимся за помощью к правителям​ соседних земель…        

—​ Об этом не может быть и речи!​ —​ вмешалась Гвиневра,​ снова поднявшись со своего места.​ —​ Заплатив этим варварам, мы признаем своё поражение.

—​ Ваше величество, против следующей атаки Винсдорф может не выстоять, —​ Юргенс предпринял последнюю попытку вразумить мать своего короля. —​ Тогда мы потеряем всё!

Но женщина была непреклонна. Под молчаливое согласие правителя, она вынесла свой вердикт:

—​ Тогда в ваших обязанностях сделать так, чтобы этого не случилось,​ граф Карлайл. Вы ответственны за защиту нашего прекрасного города!​ А если​ вы не справляетесь с возложенными на вас обязательствами, вы можете передать их более достойным. Язычников казнят на рассвете!

Слова лились бесконечным потоком, а Яра держалась из последних сил, чтобы не упасть прямо в тронном зале. Ей было очень плохо: наложенные лекарем швы саднили, тело ныло и горело. Но хуже всего было то отчаяние, которое охватывало её с каждой репликой королевы-матери. Каждое слово Гвиневры пронзало её снова и снова, словно заточенный клинок. А когда она ловила на себе взгляд проклятого язычника, последние силы неведомым образом покидали её, не позволяя Яре отвести глаз.                                                                                                                            

И Стэйн видел её боль. Он даже не обращал внимания на происходящее вокруг, сосредоточившись лишь на рыжеволосой ведьме. Впервые услышав её мелодичный голос, он почувствовал, как дрогнули потайные струны его души, о наличии которых Стэйн даже не догадывался. Её голос притягивал и завлекал, словно песнь морской сирены.                                                                       

И каждый раз, когда их взоры скрещивались, боль в теле отступала, а сила и мощь разливались по его венам, будто переходя от неё к нему. И только когда одинокая слезинка скатилась по её щеке, Стейн моргнул и отвёл взгляд, а Яра, воспользовавшись моментом, устремилась прочь из тронного зала.

# # #

В темнице под замком было холодно и сыро. Кнуд только что покинул их, не дождавшись казни на рассвете. Остальные, стиснув зубы, мучились от полученных в сражении ран.​

Эйнар был прав​ —​​ они недооценили христиан. Оказалось, что среди них тоже есть достойные противники.                                                           

«И ведьмы»,​ —​​ добавил про себя Стэйн, прокручивая в пальцах нательный крест Яры.

Серебряный крестик на кожаном шнурке она потеряла в схватке с Кнудом и Бальдером, а Стэйн зачем-то его подобрал.

Услышав, как звякнула​ связка ключей,​ он спрятал его в рукав. А в следующий миг​ в скудном свете​ свечи Стэйн снова увидел её. В руке ведьмы был зажат клинок, а за​ спиной​ стояли ещё два воина и тот самый старик, что говорил на его родном языке. Сначала викинг решил, что Яра пришла его убить, не дожидаясь казни.​

Она молча прожигала его взглядом, а в глазах​ её плескались ненависть, презрение и боль.

—​​ Ты веришь в других богов,​ —​​ произнесла наконец,​ —​​ и все ценности, о которых известно мне, тебе чужды. Как и мне твои.

Старый Иакин сопел сквозь густые усы и усердно бормотал вполголоса, переводя Стэйну её слова.