Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колин, прежде чем высказаться, посмотрел вокруг и на устье овражка, чтобы удостовериться, что араб действительно был один.
— Черт его побери! — вскричал он после осмотра. — Если он нас схватит, то для этого нужно сперва, чтобы он с нами подрался. Нет, слезай, старый кремень! Ты встретишь настоящих британских морских волков, готовых сразиться с двадцатью такими, как ты!
Молодые люди выстроились треугольником для того, чтобы окружить мехари.
Шейх, не ожидавший ничего подобного, казалось, не знал, что ему делать. Потом вне себя от ярости, не будучи в состоянии долее пересиливать своего раздражения, он поднял ружье и прицелился в Гарри Блаунта, начавшего первым угрожать ему.
На минуту облако дыма окутало молодого человека.
— Промах! — спокойным голосом проговорил он.
— Слава Богу! — вскричали Теренс и Колин. — Теперь он наш! Он не успел снова зарядить ружья. Навалимся на него все разом!
И трое товарищей кинулись на мехари.
Араб, несмотря на свой возраст, казалось, ни в чем им не уступал.
Ловкий как кошка, он бросил наземь свое ружье, ставшее бесполезным, так как он не мог его снова зарядить, и начал размахивать вокруг себя саблей, которую держал в судорожно стиснутой руке.
Вооруженный таким образом, он имел преимущество перед нападающими: в то время, как он мог достать того или другого одним движением, они не могли подойти ближе из боязни, что шейх выбьет у них кортики, а то и снесет голову. Из-за этого юноши все время должны были держаться на известном расстоянии от шейха, и их оружие не приносило им никакой пользы.
Шейх, сидя на верблюде, само собой разумеется, мог не бояться своих противников, тогда как каждый из его ударов мог сделать одного из молодых людей непригодным к битве.
— Убьем верблюда, — крикнул Гарри Блаунт, — тогда старый мошенник будет к нам ближе, а там…
Но Теренс придумал нечто другое и теперь готовился выполнить задуманное.
Молодой человек еще в коллегии славился своим искусством при игре в чехарду: никто не прыгал лучше его. Он кстати вспомнил свою ловкость и только подстерегал момент, чтобы ею воспользоваться. Наконец он выбрал минуту, когда мехари повернулся к нему задом. В ту же минуту он сделал отчаянный прыжок, взлетел довольно высоко в воздух, потом раздвинул ноги и упал верхом на верблюда.
К счастью для шейха, молодой наездник-гаер уронил свое оружие, иначе мехари недолго нес бы на себе двойной груз.
Оба противника таким образом сидели на спине мехари, что можно было принять их за одного седока. Худой, как кащей, араб совершенно исчезал в объятиях Теренса, — так сильно последний его сжимал, а сабля, недавно еще такая грозная, валялась на песке у ног мичманов.
Борьба продолжалась на спине мехари.
Араб сидел крепко, зная, что если только он очутится на земле, то будет во власти молодых людей, с которыми думал так легко справиться. Он понимал, что бегство было единственным шансом спасения. Ему во что бы то ни стало надо было разлучить своего врага с его двумя компаньонами.
И он издал крик. Услышав голос хозяина, мехари, хорошо выдрессированный, повернулся на одном месте, как волчок, и быстрым аллюром помчался в сторону овражка.
Молодой ирландец был так занят желанием сбить с верблюда своего противника, что не обратил внимания на сигнал. Когда он почувствовал опасность, то решил отказаться от борьбы с арабом и уже не думал о том, чтобы стащить шейха со спины мехари, а желал только сам убраться поскорее. Все его усилия остались бы бесполезными, не случись обстоятельства, совершенно неожиданно способствовавшего исполнению его намерения.
Повод животного тащился по земле. Араб, занятый борьбой с врагом, выпустил из рук повод, и мехари, запутавшись в нем, упал на песок. Груз его был опрокинут этим ударом, оба противника, ошеломленные падением, оставались несколько мгновений без чувств.
Они еще не пришли в себя, когда Гарри Блаунт и Колин подбежали к ним. В то же время появился и целый отряд странных созданий, которые окружили их, испуская адские крики.
Выстрел, сделанный шейхом, был услышан в лагере. Арабы тотчас же побежали к овражку. Сопротивление, таким образом, становилось невозможным. Мичманы, захваченные врасплох, дали себя связать и увести в палатки.
Они приблизились к дуару с таким же отвращением, как и Билль час тому назад. С них прежде всего сняли одежду, оставив им только рубашки, да и то они предпочли бы быть от них избавленными — до такой степени они были мокрыми. А когда одежды их были розданы отряду согласно обычаю, шейх потребовал себе троих своих пленников, и после некоторого пререкания его требование было удовлетворено.
Вот в таком-то смешном наряде мичманы снова очутились перед Биллем, одеяние которого было не лучше. Его молодым товарищам не было дозволено приблизиться к нему. Хотя они принадлежали арабскому вождю, но им пришлось испытывать на себе, подобно старому моряку, ярость женщин и детей до той минуты, когда, боясь порчи своей добычи, хозяин, наконец, пришел за ними, чтобы укрыть их в своей палатке; остальная часть ночи прошла довольно спокойно.
Как мы уже говорили, в ту минуту, когда Билль явился в лагерь, оба шейха, с общего согласия, собирались снять свои палатки. Сын Иафета направлялся на север к марокканским рынкам, а потомок Хама шел на юг в Тимбукту.
Неожиданное пленение моряка и троих мичманов изменяло их проекты; они отложили свой отъезд до следующего дня и удалились в палатки для отдыха.
Дуар безмолвствовал. Крики женщин и детей прекратились. Слышен был только лай собак, ржанье лошадей и храп мехари.
Трое мичманов говорили между собой, время от времени они повышали голос, чтобы их мог слышать Билль, которого стерегли на другом конце лагеря, а они так нуждались в его советах.
Арабы не понимали ни слова из того, что говорили молодые люди, и поэтому не мешали им продолжать беседу.
— Что они с тобою делали, Билль? — спрашивали двое молодых людей.
— Все, что могли придумать, чтобы сделать старого морского волка как можно несчастнее — на моем бедном теле нет ни одного местечка, которое не было бы ранено. Мой худой остов должен походить теперь на старую цедилку. Лагерь разделен между двумя вождями, и один из них — тот старый плут цвета копченой селедки. Они долго ссорились и, наконец, разыграли меня.
— Как ты думаешь, куда они поведут нас, Билль?
— Бог один знает. Я же уверен только,
