Любовь – работа без выходных (сборник) - Доктор Нонна

– Может, и так, – согласилась Инга. – Потому что… ну ты же знаешь, он ведь к спиртному никогда не прикасался, бокал-другой вина хорошего на праздник. А вот после Диминого дня рождения, когда он про учебу эту израильскую сказал и поругались они, – да, после этого в Саше что-то совсем надломилось. Только с Валериком нормально и разговаривает. Как они про спорт заведут, я половины слов не понимаю. И в шахматы с ним играет. Кажется, это единственное, что Сашка еще любит. А вы с Галей… по-прежнему?

– А что тут изменишь? Прикипел я к ней. Любовь – не любовь, а держит что-то.

– Надежный ты наш, – Инга обняла брата. – Взвалил на себя три семьи и тащишь.

– Что поделать, судьба такая, – улыбнулся Володя. – Римма… ну ты сама понимаешь, она меня не отпустит никогда.

– Да, достается тебе.

– Нормально, сестренка. Должен же тут быть хоть один мужик.

Проводив брата, Инга долго стояла под душем. Но сегодня даже струящаяся вода не приносила обычного успокоения.

– Хоть бы ты тогда умер! – она со всего маху ударила в стену. Боль в разбитых костяшках отрезвила, а собственные слова ужаснули Ингу. Она посильнее открыла горячую воду, потом почти ледяную и почувствовала, что как будто просыпается. Сашка стал такой, потому что все прыгают только вокруг него. Хватит. И чего она боялась? Ведь так хотелось стать матерью! Но Инга прятала это желание в самый дальний уголок. Как же, рискнуть к мужу-инвалиду еще и ребенка добавить! «Трусиха, трусиха», – ругала она себя. Вон у Володьки на три семьи сил хватает – и ничего, не жалуется. И она справится. Да и у Сашки, глядишь, что-то в душе повернется. Небось супружеские-то обязанности он с удовольствием исполняет, хотя и не слишком часто.

И Инга решительно выбросила в мусорное ведро упаковку противозачаточных таблеток.

Утром она проснулась в начале седьмого, хотя прием у нее был вечерний. Саша маялся от головной боли. Инга собрала для него кое-какие медикаменты, чтобы прочистить организм, заставила выпить побольше воды и чуть не силой влила в него горячий бульон.

– Ну как? Полегчало?

– Ты специально изображаешь идеальную сиделку, чтобы мне стыдно стало?

– Саш! По-моему, это ты все время что-то изображаешь. Не надоело? Хватит уже. Взрослый мужик, а ведешь себя, как избалованный ребенок. Володя зашивается с работой – между прочим, мог бы часть и на себя взять. Хотя бы ведение документации. Все меньше времени на идиотские мысли оставаться будет. Да и в офис тебя вполне можно было бы возить.

– На кладбище? – съязвил Саша. – Чтобы привыкал?

– Брось, надоело. Да тебе и самому уже, по-моему, надоело, только не знаешь, как из этой роли выбраться. Вот давай вместе. Что ты, в самом деле, сам себя хоронишь? Ноги у него не двигаются, надо же! Голова у тебя не двигается, вот что. Пора ее включить, пока мозги окончательно не отказали. И вот еще что. Еще немного – и мне поздно будет рожать. Так что хватит с этим тянуть, договорились? Я хочу, чтобы у нас наконец был ребенок.

– А я не хочу, чтобы моему ребенку кто-то сказал, что его отец – инвалид.

– Подумайте, какой ужас! Знаешь, гораздо хуже, если твоему ребенку кто-нибудь скажет, что у него отец – идиот и слабак. Ясно? Инвалид – не тот, кто на коляске, а тот, кто сдался.

– Ну ты еще Маресьева вспомни и Николая Островского!

Но Инга почувствовала, что огрызается Саша только по привычке. Улучив минутку, она тайком позвонила Валерику:

– Валерик! Я на работу после обеда уйду. Приезжай к нему сегодня. Может быть, что-то получится…

Вниз по лестнице

О том, что он с другом Герой хочет ехать учиться в Израиль, Дима торжественно сообщил в день своего шестнадцатилетия. На праздничный обед собралась вся семья: мама, бабушка Зинаида Семеновна, дедушка Роман Зигмундович, отец с Ингой, Валерик и, конечно, неизменный Гера.

– Сынок, а как же мы? – только и смогла вымолвить ошарашенная Галя.

Дима обнял ее, и она вдруг заметила, какой он стал высокий.

– Мамочка, я очень тебя люблю, но пойми – это моя дорога.

– Твоя, говоришь? – неожиданно вмешался Саша. – Тебе пока на любую дорогу разрешение родителей нужно, не забудь.

– Родителей! – воскликнул Дима. – А ты кто? Только называешься отцом…

– Как ты смеешь, щенок?! Ты тоже пока еще никто, ясно?

– Ну и ладно! Все равно я уеду! Вот будет мне восемнадцать, и никакое разрешение не понадобится! – Дима вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

– Ишь ты, какой самостоятельный стал! – зло бросил Саша.

– Саша, что ты? – Роман Зигмундович, как всегда, попытался сгладить конфликт. – Мальчик учиться хочет, не какие-нибудь глупости.

Но это, казалось, только подлило масла в огонь:

– Вы одну доченьку уже воспитали? Мне на радость, прочим на утешение, тьфу! Вот и не встревайте. Со своими детьми я как-нибудь сам разберусь. Инга, поехали, нечего тут делать.

Валерик помог вывезти Сашу на лестничную клетку.

Лифт оказался неисправным – застрял между этажами. Спускаться в инвалидном кресле по лестнице с очень высокими, неровными, перекошенными от старости ступенями было слишком опасно. Димка обиделся и ушел, Роману Зигмундовичу физические нагрузки запретили строго-настрого.

– Я поймаю такси, попрошу водителя помочь, – предложила Инга.

Но Валерик уже звонил в соседскую дверь.

– О, Сашок! – дядя Гена был уже «хорош». – Опять наша железяка кирдык? – он махнул в сторону лифта. – Конечно, помогу, без проблем! А то заезжай, Сашок, ко мне, придут, починят, а мы с тобой посидим, как мужики, – он помахал недопитой бутылкой и, видимо, заметил ужас в глазах Инги. – Да ладно, ладно, красавица! Не журись, спустимся в лучшем виде! Лестница хоть кривая, да широкая. Я спереди, потому как мужик, а ты с пацаном сзади и сбоку придерживай, чтоб не завалиться.

Он набросил куртку – в сочетании с полосатыми пижамными штанами Гена выглядел очень смешно, – сунул во внутренний карман бутылку, обошел инвалидное кресло и неожиданно легко приподнял его спереди.

– Ну что? «Он сказал – поехали»?

На каждой площадке дядя Гена останавливался, чтобы приложиться к бутылке, и всю дорогу непрерывно балагурил:

– Вот чего ты, Сашок, такой смурной? Подумаешь, на коляске! Да на твоем кресле я сам бы всю жизнь катался – «Мерседес», а не кресло! Без ног, оно, конечно, не очень. Но главное-то цело? – он сделал очередной глоток и подмигнул. – Вон какая краля у тебя, не хуже Гальки бывшей. Даже лучше. А что на коляске, так подумаешь – горе какое! Руки на месте, голова на месте. У тебя ж, Сашок, голова! Я помню! Живи да радуйся! Вон как я! – он снова глотнул. – Ты думаешь, я совсем уже плохой, даже дверь свою закрыть забыл, да? А я не забыл, я спе-ци-аль-но не закрыл. Чего у меня брать-то? Струмент только – да ведь к струменту еще руки надобны. Как у меня, к примеру сказать. Все уважают: Геннадий Степаныч, зайди, Геннадий Степаныч, сделай! О как! Ну пью! А чего ж не выпить-то? Легко на сердце от водки хорошей! – вдруг запел он и серьезно добавил: – А плохая-то она и не бывает. Все. Приехали, красавица! Бывай, Сашок! Заезжай когда-никогда, посидим, побалакаем…