Дуэль сердец - Кэтрин Бритт

— Нет у меня свидания, — фыркнула Гейл, недовольная, что отец затронул эту тему.

Морис вытянул ноги.

— Приятно возвращаться домой. Сегодня вечером, я, так и быть, отдохну.

Гейл загасила сигарету и встала, наклонившись вперед, чтобы, по обыкновению, поцеловать его в макушку.

— Так здорово видеть тебя дома, папочка! — радостно проговорила она.

Немного погодя, вернувшись в столовую, Гейл была озадачена тем, что заварки в чайнике совсем не убавилось. Странно, подумала она. Отец обожал этот напиток. Обычно он выпивал не меньше трех чашек чаю. Задумавшись, она позвонила, чтобы Бинз убрал поднос.

После завтрака Гейл загорала в саду позади дома. Беседка была уютной и теплой даже зимой. Гейл любила старые липы и тихую красоту сада.

Она упивалась теплым летним солнцем и думала об отце. Его утомленный взгляд тревожил ее. Папа выглядел не очень-то счастливым для человека, вернувшегося домой после деловой командировки за границу. Поездка и упорная работа могли утомить его, или там что-то еще произошло? Что бы это могло быть? Чем больше она думала об этом, тем больше убеждалась — отец любит свою работу и не собирается бросать ее ради спокойной жизни. Постепенно наводящий дрему гул пчел и приятное пение птиц успокоили ее, и она решила, что никакие перемены не угрожают ее счастливому существованию.

Вечером, во время переодевания к ужину, она уже весело напевала. На ней было изумительно белое платье, без излишних украшений, так шедшее к ее золотым волосам. Гейл накрасила губы новой помадой бледного оттенка и наложила на веки светлые тени под цвет своего лака, покрывающего ногти.

Было около семи вечера, когда она спустилась вниз, ожидая приятной встречи с отцом. Внезапно она остановилась посредине лестницы, потому что увидела, как Бинз открывает входную дверь и впускает в дом высокого, широкоплечего мужчину. Дыхание ее остановилось — она увидела темноволосую голову Ланса ван Элдина.

Он был в вечернем костюме и смотрел в ту сторону, где стояла Гейл и глядела прямо на него, без улыбки, ошеломленная его внезапным появлением. Настенный светильник над головой девушки освещал ее волосы, превращая их в золотистый ореол. Волосы спускались по плечам мелкими завитками, а глаза приобрели глубокий синий цвет от испуга и чувства уязвимости, которыми было переполнено сердце Гейл.

Он поймал ее взгляд и не отводил своих загадочных, с искорками иронии глаз.

— Добрый вечер, мисс Пемблтон. Я полагаю, вы оправились после того неприятного случая?

Прежде чем Гейл смогла ответить, дверь зала распахнулась, и появился ее отец, уже одетый к обеду. Увидев гостя, он шагнул вперед, приветливо улыбаясь. Они сердечно пожали друг другу руки, в то время как Гейл изумленно смотрела на них.

— Приятная встреча, Ланс! — воскликнул отец.

— Рад видеть вас дома, мистер Пемблтон, — отозвался тот.

Морис Пемблтон взглянул на дочь и вновь обратился к Лансу ван Элдину:

— Так вы уже встречались с моей дочерью. Что там насчет неприятного случая? Какое-то происшествие или что еще?

Гейл поспешно спустилась вниз, и Ланс встретил ее пристальным взглядом. Но, игнорируя его, она поспешила сказать отцу:

— Ничего страшного, папа. Я пошла на демонстрацию «Долой бомбы», ситуация приняла несколько неожиданный поворот, и мистер ван Элдин отвез меня домой.

Красноречивым взглядом она попросила Ланса подтвердить ее версию. Достаточно долго он медлил, затем небрежно произнес:

— Ваша дочь дружит с моим сводным братом Тэдди, его тогда с нею не было.

— Так что вы прибыли вовремя. Благодарю за заботу о моей дочери. Вы, конечно, останетесь на обед?

— Извините, но так случилось, что я зашел за Хильдой Ламберт — сегодня мы с нею ужинаем, — невозмутимо сказал Ланс.

Гейл была неприятно удивлена тем, как изменилось выражение лица ее отца. Он быстро справился с неожиданной новостью, но все же приметила его обиду на то, что Ланс уводит Хильду. Она почувствовала пронизывающий холод, как от северного ветра, в тот момент, когда чувства отца приоткрылись ей и она увидела, что он действительно влюблен в Хильду Ламберт.

Гейл ясно осознала: бесполезно бежать к бабушке за советом, бесполезно бороться с судьбой или говорить себе «не может этого быть». С его стороны было совершенно нормально влюбиться в одинокую женщину. Катастрофой это было только для нее, Гейл.

Гейл замерла, но какое-то движение сзади заставило ее обернуться. Хильда Ламберт, очень привлекательная в сиреневом вечернем платье, прикрытом на плечах меховой накидкой, спускалась по лестнице. Ее темные волосы были аккуратно уложены, а косметика наложена весьма искусно. Хильда выглядела совершенно спокойной. Гейл с облегчением подумала, что Хильду пригласили на обед, следовательно, отец не будет предлагать им обоим остаться.

— Вы пришли раньше, Ланс, — сказала Хильда тоном, говорящим о давнишних дружеских отношениях между ними. — Ланс настойчиво приглашал меня, мистер Пемблтон. Надеюсь, вы не будете возражать.

Морис, не показывая своих истинных чувств, бросил на нее осторожный взгляд.

— Я — возражать? Почему же? Вечер — ваше личное время, — сказал он спокойно.

Но Гейл знала, что в душе он огорчен. С тревогой она следила за его лицом, когда он посмотрел на дверь, закрывшуюся за ними. Гейл нежно взяла отца за руку, чтобы увести его в столовый зал.

— Не надо о них думать, папа, — проговорила она как можно легкомысленнее.

— А? Что ты сказала? Извини, — произнес он и быстро продолжил: — Я не спросил, как поживают бабушка и дедушка. У них все было хорошо, в то время как я уезжал?

С леденящей пустотой в сердце Гейл уверила его, что у них все в порядке. Когда он уселся в свое любимое кресло, она налила ему вина. Затем, плеснув себе томатного сока, она подошла к проигрывателю и поставила одну из его любимых пластинок. Послышалась мягкая музыка, и Гейл опустилась на пол около его стула.

Вечер, которого она так ждала, был разрушен. Чудные звуки симфонии Гайдна не нашли отклика в ее душе. Отец также слишком глубоко погрузился в свои мысли, чтобы слушать. Гейл была угнетена и даже не курила.

Морис Пемблтон задымил сигарой и заметил, что дочь не курит.

— Что, никаких сигарет? Ты бросила курить? — поддразнил он.

— Сегодня вечером ни одной, — ответила она с тяжелым сердцем.

— Не больна ли ты, моя дорогая?

Гейл сжала зубы, представив, как он обнимает Хильду и с любовью глядит ей в глаза, забыв про свою дочь.

— Конечно нет, ты ведешь себя, как наседка! — Она знала, что эти слова его рассмешат.

Гейл всем сердцем хотела бы откровенно поговорить с отцом, но у нее не хватило смелости. Вместо этого она заметила: