Светские манеры - Рене Розен

держит в руках. Не желала откладывать свое счастье ни на секунду. Она жаждала лучшего и не собиралась довольствоваться чем-то промежуточным или неудовлетворительным, дабы наконец получить то, чего алкала ее душа. Награда ей нужна была сразу, и она не понимала, зачем сестры мучают себя, едят безвкусные овощи, сухое жесткое мясо и склизкий вязкий рис, чтобы заслужить вкусный десерт. Сама она, наверняка зная, что ей попадет, все равно сначала украдкой съедала пирожные, пудинги, торты.

– Альва? – окликнул ее снизу Вилли Кей. – Поторопись, дорогая. Мы не должны опоздать на ужин.

– Я почти готова, – отозвалась она. Перебирая свой гардероб, Альва остановила взгляд на платье, которое планировала надеть на пикник Мэйми. В нем она пошла бы и на пикник миссис Астор, если бы ее пригласили.

Она взяла это платье, приложила его к себе, дабы удостовериться, что вырез не слишком глубокий, а рукава достаточно длинные, скроют ее царапины и ушибы. Слава богу, синяк на лице уже превратился из багрового в желтый и был едва заметен. Немного припудрить, и вообще видно не будет. Однако мышцы и сухожилия до сих пор болезненно отзывались на каждое движение, хотя со дня инцидента прошла уже неделя.

Однако физическая боль была несравнима с той, что причинила ей в тот день миссис Астор. Эта рана не заживала. Правда, миссис Астор можно было понять: она не знала, что Эмили разбилась бы насмерть, сорвавшись с Наскальной тропы, если бы Альва не подоспела ей на помощь. Да, миссис Астор ни о чем таком не ведала, но почему она к Альве отнеслась как к разносчику, доставившему посылку? Кто дал ей такое право? А Эмили, разумеется, настолько боялась матери, что слова не вымолвила. Спустя два дня Джеймс Ван Ален передал ей от Эмили записку. Девушка в очередной раз благодарила Альву и выражала надежду на скорую встречу. Ни слова о матери или о предстоящем приеме.

Альва подошла к зеркалу, рассматривая ссадину на локте, на которой образовался струп. Как же ей хотелось содрать корку! Удержаться от этого было труднее, чем выполнить обещание, данное Эмили.

При всех ее недостатках – а Альва знала, что она далеко не ангел – к своим обещаниям она относилась серьезно. От нее миссис Астор никогда не узнает, что она спасла жизнь ее дочери. Свое слово она не нарушит, а значит, придется найти другой способ, чтобы привлечь к себе внимание гранд-дамы.

Глава 6

Каролина

Оркестр разыгрывался, музыканты настраивали свои скрипки, альты и прочие инструменты. Кристина Нильсон, в шелковом платье цвета слоновой кости, стоя в стороне, распевалась – А-а-а-а-а, А-а-а-а-а. Старший лакей Каролины, в элегантной зеленой ливрее, сшитой специально для этого приема, на входе проверял приглашения у прибывающих гостей, прежде чем пропустить их на пикник. Второй лакей, тоже в ливрее, стоял рядом, прикрепляя белые бутоньерки на лацканы джентльменов. На газоне, с которого открывался вид на скалы, были расставлены шестьдесят круглых столов с золочеными стульями. Края дамастовых скатертей, которыми были застелены столы, колыхались на ветру; украшенные изображениями ангелочков кольца из 14-каратного золота не давали разлетаться салфеткам. По бокам от фарфоровых тарелок лежали серебряные приборы. И в центре каждого стола благоухали по дюжине «американских красавиц». С этими цветами страну познакомила Каролина. Стоили они по два доллара за штуку – редкое роскошество. Немногим дамам, устраивавшим большие приемы, удавалось убедить своих мужей в необходимости трат на столь дорогое великолепие.

Обычно приемы Каролины начинались не раньше одиннадцати вечера, но пикник был назначен на четыре часа дня. На восемь был запланирован ужин, потом – танцы до рассвета и два шведских стола: первый в полночь, второй – в шесть утра.

Сейчас солнце находилось высоко в зените, и жара была почти нестерпимая. Каролина вместе с Уордом Макаллистером встречала гостей, стоя во дворе неподалеку от входа. В числе первых ей почтение засвидетельствовал брат мужа.

У Джона Джейкоба Астора III волосы были темно-каштановые, но в щетинистых бачках и усах уже серебрилась седина. Он шагнул к ней, взял ее за обе руки.

– Каролина, – только и произнес ее деверь в знак приветствия.

Большего она не ожидала и ответила ему в тон:

– Джон.

Следующей подошла золовка Августа. У нее было квадратное, как коробка, лицо и красивые синие глаза, которые приковывали к себе внимание, так что изъяны оставались незамеченными.

– Письмо… – проронила Августа. Скривив губы, она с жалостью посмотрела на Каролину, сказав этим все остальное. – Я молюсь за тебя. И за Уильяма.

В ее словах слышалось злорадство, словно она с особым удовольствием писала ей то письмо. Каролина плотно сжала губы и вскинула подбородок, вспоминая ту Августу, которая некогда любила охоту и коллекционировала оружие, пока не променяла эти свои увлечения на Библию. Сколько раз она ставила Уолдорфа на колени, заставляя сына каяться в том, что он пел или хоронился в кухонном лифте, играя в прятки с кузенами и кузинами в воскресный день?

Следом за Августой отметился Уолдорф. Красивый амбициозный парень, мечтавший получить место в сенате США, хотя ему еще не было и тридцати лет.

– Тетя Лина. – Он небрежно чмокнул ее в щеку и пошел прочь. Такой же спесивый, как и его родители, подумала Каролина.

Она переключила внимание на остальных гостей и с удовлетворением отметила, что они не скучают. Женщины, любуясь красивыми видами на скалы, аккуратно снимали перчатки, чтобы отведать креветки или устрицы, а затем так же аккуратно снова их надевали; мужчины, придерживая соломенные шляпы, играли в бильбокет или крокет. Юные леди порхали по двору, записывая в карточки на запястьях имена джентльменов, которые ангажировали их на танцы, когда откроют двери бального зала.

Гостей – а их было много – Каролина приняла, и теперь надеялась, что во дворе к ней присоединится Уильям, но его нигде не было видно. Вместо мужа компанию ей составили Уорд Макаллистер и – кто бы мог подумать! – Мэйми Фиш. Впрочем, Каролина и сама собиралась глаз с нее не спускать. Мэйми, она знала, рассчитывала закрепиться в свете и занять ее место. Но Каролине она была не соперница. Нужно быть более проницательной и властной женщиной, чтобы сместить ее со светского Олимпа.

Каролина с любопытством наблюдала за Мэйми. Ее платье так густо было усыпано бриллиантами и жемчугом, что она с трудом передвигалась. Под широкими полями шляпы, кроме нее самой, могли бы укрыться от солнца еще и Каролина с Уордом. От нуворишей столь вульгарная демонстрация богатства была вполне ожидаема, но ведь и светские дамы, отметила Каролина, щеголяли в не менее вычурных туалетах. Куда бы Каролина ни кинула взгляд, ее слепил блеск искрящихся на солнце драгоценностей. Все словно помешались на нарядах Уорта. Ныне драгоценные камни и безделушки являлись неотъемлемыми атрибутами облика светской дамы, ее визитной карточкой.

Каролина глянула на свое платье, жалея, что переоделась. В кои-то веки ее мать оказалась неправа. Времена менялись, и Каролина разрывалась между двумя мирами – миром матери и своим собственным. Правда, со своим миром она не знала, что делать. Как предводительница светского общества она так старательно следила за соблюдением этикета и традиций прошлого, что даже не задумывалась о введении новшеств. Исполняя отведенную ей роль, она демонстрировала много талантов