Скользящий сквозь ночь. Живые и мертвые - Владимир Пекальчук

— Приветствую тебя, гро-Бакхг, — негромко сказал изгой и вздрогнул. За прошедшие дни он, оказывается, успел отвыкнуть от собственного голоса. Все-таки, как хорошо, что старый шаман вернулся из города предков: ведь он тоже мертв, с ним хотя бы можно поговорить.

Волк чуть наклонил голову набок, затем поднялся с земли и неспешно потрусил, прихрамывая, по левой тропе. Да, никаких сомнений, это шаман: даже хромает на ту же ногу, поврежденную когда-то очень-очень давно в схватке с неведомо как забредшим в степь троллем. Вот только зачем гро-Бакхг вернулся за ним? Кто знает, ведь он всегда был загадочным, всегда знал больше, чем говорил. И теперь, уж если шаман пришел из страны предков — то обязательно знает, для чего. И потому его любимому ученику знать незачем, достаточно просто идти следом. И когда придет время — все станет на свои места.

Он забросил топор на плечо и двинулся следом за седым волком: уж гро-Бакхг точно знает путь и наверняка уведет своего недостойного ученика от ненужных встреч.

Стоит на миг расслабиться — и перед глазами вновь стоящая на отшибе палатка старого шамана, покрытая витиеватыми узорами, несколько шестов с черепами степных львов, тролля, медведя и еще нескольких тварей поменьше, каждая из которых имела неосторожность сойтись в поединке с гро-Бакхгом, когда тот был молод или не очень. Сам шаман сидит у очага, помешивает что-то в маленьком котелке. Должно быть, лекарство… Помешивает и приговаривает слова заклинаний, чертит пальцем знаки на закопченном пузе котелка, рассказывает что-то в перерывах между заговорами. Детство, детство… Хорошее было время, полное мечтаний о сражениях, подвигах, славе… Тогда в мальчишечьей голове была даже не вера — а знание. Знание того, что все это непременно случится — и подвиги, и слава. И случилось. Слава, великие деяния — все это было. Один только бой с горным львом чего стоил. Дети Камня тогда долго пытались убить зверя, режущего их скот — да только никак не могли поймать. Уж больно хитрый был хищник. А он… он просто шел с войны, возвращался с телмарской границы в родные степи да и остановился погостить у дальней родни… Узнал о льве, пошел и убил. Казалось, сами предки вывели его прямо к новому логову твари. И был жаркий, но быстрый бой, и раны от когтей на груди, и двойная победа: домой он уходил с двумя трофеями, шкурой льва и женой — самой красивой и сильной девушкой из Детей Камня… Мевара, Мевара, зачем ты тогда так неосторожно выбрала себе в мужья такое жалкое ничтожество?! Почему не разглядела сквозь могучие грудные мышцы трусливое заячье сердце?

Волк остановился, прервав горестные мысли своего бывшего ученика. Взглянул вдоль тропы и словно сделал приглашающее движение головой.

Кусты расступились, открывая взору небольшую полянку и омерзительную тварь посреди. Чудовищная, гадкая помесь волка и двуногого прямоходящего существа… эльф это был или человечек? Неважно. Теперь это склонившийся над растерзанной тушей овцы оборотень-волкодлак.

Про оборотней старый шаман знал немало — да про кого он знал мало?! — и охотно рассказывал об этом, греясь у огня по вечерам.

— У каждого из нас в душе живет зверь. У всех — даже у людей и дварфов. И у каждого зверь этот свой, и характер у него тоже есть. В каждом разумном существе всегда просматриваются черты зверя — и если уметь, можно слышать его голос у себя внутри… Можно даже ненадолго самому становиться зверем — да только это не всем дано — и не всем оно и надо… Забывается понемногу старое искусство единения со своим диким началом…

Так оно, видно, и было, потому что старый шаман на много-много верст вокруг был единственным, кто умел обращаться в волка когда хотел и на сколько хотел. Недаром его и называли так — шаман-оборотень.

А вот оборотни-люди… это совсем другое. Единицы их них способны удержать зверя в повиновении, большинство, загнанное и затравленное своими невежественными соплеменниками, очень быстро теряет все человеческое, превращаясь в монстра. И зверь этот получается преисполненным скверны и порока, вот он, живой пример. Внешне — волк, ставший на задние лапы, с когтистыми передними, и человек и волк одновременно и вместе с тем ни то, ни другое. Мерзость, злобная, коварная и отчаянная. Волкодлак.

На короткий миг возникло чувство родства. В самом деле, и для человека, ставшего волкодлаком, и для мертвого орка окончательная погибель — единственное избавление от полного мук существования… Но на этом сходство и заканчивается, по сути.

Оборотень зарычал, оторвавшись от своей добычи, сверля неожиданного противника желтыми глазами. Вот, значит, за кем охотятся эльфы. Стало понятно, для чего старый шаман вернулся в мир живых — указать нерадивому ученику путь.

Что ж, эльфы уважили несчастного изгоя, пройдя словно мимо дерева, не глядя на него и не заговорив. Он вернет этот долг и хоть немного искупит нанесенное им оскорбление, убив для них эту тварь.

Огромный орк и оборотень еще миг испепеляли друг друга глазами, а затем, не сговариваясь, одновременно бросились друг на друга.

Взмах трехпудового топора ушел в пустоту: тварь оказалась на редкость быстрой. Лишенный искорки сознания, оборотень все же сохраняет интеллект, которым обладал раньше. И что такое орочий боевой топор — понимает наверняка. Один удар — вот все, что нужно, чтобы закончить этот бой, только нанести его будет непросто. Уж если искусные и проворные эльфы вышли на эту тварь целым отрядом…

Выпад, прыжок в сторону, которым тварь уклонилась от атаки — все это произошло в мгновение ока, ответный удар оборотня оказался еще более быстрым. Когти вспороли ткань куртки, но и только: Дети Ветра тоже отнюдь не увальни, какими могут казаться в минуты спокойствия. Последовал быстрый обмен ударами, но ни одна сторона не достигла успеха: волкодлак оказался слишком быстрым, чтоб его можно было как следует огреть, а его когтистые лапы — слишком короткими по сравнению с боевым обоюдоострым топором.

На короткий миг дуэлянты застыли друг напротив друга, пытаясь понять, как же сражаться с противником. Тварь оказалась быстрее, чем любой из встреченных на жизненном пути врагов, но, видят предки, мохнатый недопес тоже никогда не имел дела с орком! Да, его не достать ударом лезвия: трехпудовый топор недостаточно легок для молниеносного удара, желтые волчьи глаза не выпускают тускло мерцающую в льющемся сквозь прорехи листьев свете луны сталь из виду. Но двойное лезвие — вовсе не единственная часть топора, которой можно нанести удар, и к некоторым понимание этого приходит всего за миг до смерти.

Длинный, нарочито длинный замах… Быстрый прыжок твари назад — она вне досягаемости, удар уходит мимо, мощная сила инерции уводит оружие в сторону и назад — это отличный момент для прыжка! Именно так волкодлак подумал, не понимая, что как раз это от него и требовалось. Сильные лапы отталкиваются от земли, вспарывая ее когтями — бросок!