Безжалостный епископ (ЛП) - Идэн Вероника

— Не кусаться, — рявкает угрюмый друг Лэндри.

Резкий смех вырывается из моего нутра и я жестом показываю другу Лэндри, обращаясь к своему противнику. — Видишь, не кусаться. Это в правилах. Давай, блядь, поехали, здоровяк. Пора танцевать.

Бой снова начинается, и я начинаю жестко, выплескивая все, что у меня есть, пока не вижу, как страх закрадывается в широко раскрытые глаза моего противника. Мы играем достаточно долго, чтобы каждый его удар был результатом отчаяния, а толпа кричала и подбадривала. Их крики заглушаются биением пульса в моих ушах.

Сладкое забвение приходит, когда я использую свои кулаки, чтобы выпустить гнев наружу. Я из тех отъявленных монстров, которые получают удовольствие от того, что заставляют парня, с которым я дерусь, думать, что я могу убить его голыми руками. Он не виноват, что я такой, я даже не вижу его лица, когда наношу удар. Каждый раз, когда я это делаю, я возвращаюсь в тот день, когда я поймал маму и Дэмиена и потерял его.

Мой следующий удар бьет парня по красной, распухшей щеке, и он падает навзничь. Все разражаются оглушительным гвалтом криков, празднуя очередную победу. Лэндри стоит слева от меня на краю поляны, уперев руки в бедра. Он, наверное, злится, что я не упомянул о желании участвовать в сегодняшней ночи, а только шантажировал его долей выигрыша. Если бы он знал, то сорвал бы больший куш.

Я стою над своим противником, задыхаясь. Он замерз. Черт, я хотел, чтобы это продолжалось дольше. Я поднимаю взгляд, сканируя толпу в поисках следующего претендента.

Проходит почти все две минуты, но когда толпа становится беспокойной, жаждущей новой жестокости, на поляну выходит кто-то еще.

Мой рот злобно кривится, и я готовлюсь к следующему раунду.

6

ТЕЯ

Пот струится по моим вискам и заставляет детские волосы, выпавшие из моего беспорядочного пучка, прижиматься к коже, прилипать к шее, пока я провожаю Константина по району. Something Beautiful Тори Келли играет в моих наушниках, пока мы идем по некомфортной послеполуденной жаре, и эта душевная песня в стиле «girl power» помогает мне забыть о стеснении по поводу своего наряда. На улице слишком жарко, чтобы прикрываться, поэтому я надела леггинсы для йоги с высокой талией и облегающий топ с вырезом лодочкой поверх спортивного бюстгальтера.

К счастью, в это время суток район довольно тихий. Вскоре после окончания школы люди еще не вернулись с работы, поэтому никто не увидит меня в таком виде. Здесь только я, мой лохматый ротвейлер и разросшиеся ухоженные лужайки, окаймленные естественным ландшафтным дизайном, а не заборами, чтобы не мешать эффекту денег на работе. Я провожу рукой по лбу и издаю тихий стон. Может быть, я сделаю домашнее мороженое, когда мы вернемся. Тыквенное мороженое сейчас звучит так вкусно.

Константина не беспокоит жара, он радостно шагает рядом со мной, высунув язык. Я смеюсь, когда он останавливается, чтобы понюхать грядку в саду, и сталкивается нос к носу с толстым шмелем, который ударяется о его рыло и отправляет его в игривое кувыркание в траве.

— О, Кон, глупый мальчик. Пойдем. Слишком жарко, чтобы оставаться на улице для нашей обычной прогулки. — Я натягиваю его поводок и продолжаю идти по тротуару. — Когда мы вернемся домой, мы сделаем мороженое. Как тебе это?

Константин делает самый милый наклон головы, его черные уши прижаты.

В следующем квартале из-за угла выбегает бегун, и мои шаги сбиваются. Без рубашки, пресс и грудные мышцы сверкают в солнечном свете, Коннор Бишоп выглядит как бог среди людей. Его светло— каштановые волосы подпрыгивают от непринужденного бега, длинные ноги мощно ступают по дорожке. Все в его ауре говорит о том, что он уверен в себе, знает, чего хочет, и ничто не помешает ему это получить. Это манящее зрелище, вызывающее интерес в школе — неудивительно, что все стекаются к нему. Он очень сексуальный, но я никогда не смогу его захотеть.

Как бы привлекательно он ни выглядел, особенно сейчас, бегущий ко мне в одних баскетбольных шортах, это не прощает его отношения ко мне в те немногие разы, когда он обращал на меня внимание с тех пор, как мы были детьми.

Я заставляю себя продолжать идти к своему дому. Снова закрадывается стеснение.

Почему эти улицы такие длинные? Почему наши дома находятся в центре? Может быть, он дойдет до своего раньше меня, и мне не придется беспокоиться о взаимодействии с ним. Не похоже, чтобы он замечал меня в этом году.

Мы почти дома, но Коннор ловит мой взгляд после того, как я закрываю плейлист на телефоне, как только дохожу до своего подъезда и я замираю, пораженная всей силой его внимания. Это странно властно, без того, чтобы он сказал мне подождать, я подчиняюсь. Он окидывает меня взглядом, от которого мои щеки наполняются теплом. Боже мой.

Он думает, что я выгляжу странно? Верхняя одежда мне не идет, я так и знала.

Нет.

Это неправда. Мой внутренний критик может засунуть его себе в рот. У меня есть тело, и я могу одевать его так, как захочу.

Уверена, Уайетт не посчитает мой наряд странным. Он ценит меня. Я уже представляю себе, как позже сделаю озорное селфи, где сниму спортивный бюстгальтер и покажу свои сиськи, придерживая подол майки зубами.

Знание того, что есть хотя бы один человек, который считает меня красивой такой, какая я есть, придает мне сил, чтобы встретиться с Коннором.

Константин плюхается рядом со мной, вытаскивая меня из-под контролирующего влияния Коннора. Его холодные серые глаза на секунду переходят на собаку, а затем возвращаются обратно, чтобы встретиться с моим взглядом.

— Эм, — бормочу я, крутя поводок в руках.

Коннор снимает AirPods от уха и снова изучает меня, на этот раз медленнее, проводя взглядом по моему телу. — Ты смотрела на меня, соседка? Здесь? Или, может быть, здесь?

Пока он дразнит меня, он проводит рукой по своему животу, затем вниз по торсу, зацепляя большой палец за пояс шорт. Его костяшки покраснели, а на челюсти красуется синяк. Это делает его еще более опасно красивым.

Воздух застревает у меня в горле, когда я слишком резко вдыхаю. Я вытягиваю руки перед собой, защищаясь. — Я… нет, я…

— Расслабься. — Голос Коннора такой же гладкий, как изгиб его ухмыляющихся полных губ. Он потирает подбородок и проводит зубами по нижней губе. — В этом нет никакого преступления. — Каждый взгляд его глаз подобен клейму, когда они скользят по моим ногам и поднимаются вверх, задерживаясь на моей груди.

Мое дыхание учащается. Трудно игнорировать его, когда он делает все, чтобы я не могла отвести взгляд. Эти серые глаза обладают какой-то магией, которая удерживает меня на месте. Возможно, это самая близкая встреча с ним в моей жизни.

С его губ срывается хриплая усмешка. — Посмотри на себя, как ты покраснела, маленькая мышка. Ты краснеешь от жары или… — Он подходит ближе, наклоняется, губы почти касаются моей щеки, — потому что тебе нравится то, что ты видишь?

Я откидываю голову назад, мое сердце колотится от его близости и насыщенного, землистого запаха его потной кожи. Он действительно наслаждается звуком собственного голоса. На секунду его голос почти похож на голос Уайетта, но я отмахнулась от этой мысли. Просто он издевается надо мной своей кокетливой чрезмерной сексуальностью.

— Это человеческая природа — смотреть. Знаешь, с твоей неряшливой одеждой я и представить себе не мог, что ты прячешь под ней такое.

Коннор показывает жестом на мой живот, где мои изгибы выставлены напоказ. Я делаю еще один резкий вдох и сужаю глаза.

— И что это значит?

Он пожимает плечами. — Тебе следует отказаться от громоздких свитеров. Они тебе ничего не идут. В них столько же сексуальности, сколько в кучке бабушек, играющих в бридж.

Я открываю рот, чтобы отчитать его за то, что он такая задница, но тут открывается входная дверь, и мама выходит, держась в тени за каменными колоннами. Она притаилась там, наблюдая за нами. Когда я не двигаюсь, она скрещивает руки.