Злые ветры дуют в Великий пост - Леонардо Падуро

Конде всегда считал, что ему нравится этот район — Казино-Депортиво был целиком и полностью построен в пятидесятые для той буржуазии, какая не дотягивала до собственных вилл с бассейнами, но могла позволить себе роскошь иметь дом с отдельной комнатой для каждого ребенка, с просторной верандой, гаражом и надежной машиной. Несмотря на прошедшие годы и отъезд в эмиграцию большинства обитателей Казино-Депортиво, облик этого мирка не слишком изменился — именно отдельного мирка, не похожего на другие гаванские районы, уточнил для себя Конде. Он сидел в машине, движущейся по Седьмой улице в сторону пересечения с проспектом Акосты, и думал, что здесь даже вечерние сумерки наступают неспешно, без резких скачков, и не чувствуются порывы ветра, и все городские неудобства и нечистоты будто изолированы от этой заповедной зоны, почти полностью населенной новоиспеченными руководящими работниками. Все те же свежевыкрашенные коттеджи с ухоженными палисадниками, только за решетчатыми воротами встроенных гаражей теперь стоят новенькие «Лады», «Москвичи» и польские «фиаты» с непроглядно темными стеклами. Редкие прохожие чувствуют себя в полной безопасности: в этом районе нет уличной преступности; все девушки красивые и почти такие же ухоженные, как дома и палисадники; никто не держит злых собак, а из-под канализационных решеток не несет дерьмом. Во время учебы в Пре Конде не раз приезжал сюда в гости на потрясающие вечеринки, на которых обязательно играла какая-нибудь рок-группа — «Гномы», «Кент» или «Сигнос» и танцевали только под рок, никакой латины или кубинского руэда-де-касино,[11] никаких потасовок под конец с битьем бутылок о головы, как было принято в скандальном и облупленном родном квартале Конде. Да уж, неплохо устроилась, сказал он, увидев двухэтажный особняк — и красивый к тому же, и свежевыкрашенный, и с ухоженным палисадником — жилище Каридад Дельгадо.

У матери Лисетты были очень светлые, почти белые волосы, и только у самых корней они предательски выдавали свой натуральный цвет — темно-каштановый, очевидно воспринимаемый их владелицей как слишком заурядный. Конде захотелось пощупать их пальцами; он где-то читал, что знаменитые белокурые локоны Мерилин Монро — результат многолетнего безжалостного обесцвечивания — после ее смерти превратились в пучок иссохшей соломы. Однако роскошные волосы Каридад Дельгадо выглядели вполне здоровыми. Чего нельзя было сказать о лице: несмотря на косметические рецепты, которыми она щедро одаривала всех кубинок и с упрямым фанатизмом пользовалась сама, ей, мягко говоря, не удавалось скрыть свои пятьдесят. От уголков глаз вниз поползли морщинки, кожа на шее стала безнадежно дряблой. Несомненно, в ней угадывалась бывшая красавица, хотя ростом она была гораздо ниже, чем казалась в телевизоре. В стремлении доказать миру и самой себе, что не все потеряно, что «красота и счастье возможны», она не носила бюстгальтера, и сейчас под тонким джемпером вызывающе торчали твердые круглые соски, похожие на две детские пустышки.

Маноло и Конде прошли в гостиную, и лейтенант, по своему обыкновению, взялся детально осматривать обстановку.

— Пожалуйста, присядьте на минутку, у меня там кофеварка включена, сейчас принесу вам кофе, наверное, уже готов.

Музыкальная система с двумя блестящими колонками, высокая вращающаяся подставка для аудиокассет и компакт-дисков, цветной телевизор и видеомагнитофон Sony, на потолке — светильник с вентилятором (такой же висит в просторной прихожей и, вероятно, во всех остальных комнатах), на стене два рисунка с автографом Сервандо Кабреры;[12] на обоих изображены обнаженные тела, вернее только средняя часть тел, сплетенных в любовной схватке; на первом любовники соединяются вполне традиционным способом, на втором — per angostan viam.[13] Плетеную мебель отличает строго рассчитанная простота, и она не имеет ничего общего с ширпотребом, который завозят в наши магазины из далекого Вьетнама. Все здесь нравилось Конде: свисающие сверху листья папоротника, изделия из керамики в разных стилях, а также маленький бар на колесиках, в котором он с завистью увидел едва начатую бутылку «Джонни Уокера» (с черной этикеткой!) и литровую бутылку никарагуанского рома «Флор де канья» (выдержанного). При такой жизни кто хочешь будет красивым и даже, наверное, счастливым, подумал он, глядя, как в комнату входит Каридад с подносом, на котором позвякивали три чашки.

— Вообще-то мне не стоит сейчас пить кофе, нервы расшатаны до предела, но привычка сильнее меня.

Она вручила мужчинам по чашке, уселась в одно из плетеных кресел и вполне спокойно принялась за кофе, при этом она подняла указательный палец, украшенный платиновым перстнем с черным кораллом. Сделав несколько глотков, Каридад вздохнула:

— Сегодня целый день писала статью для воскресного номера газеты. Знаете, эти еженедельные колонки просто порабощают — хочешь не хочешь, а писать надо.

— Конечно, — сочувственно поддакнул Конде.

— Ну что ж, я вас слушаю, — сказала она, отставляя чашку.

Маноло подался вперед и тоже вернул пустую чашку на поднос, после чего остался сидеть на краешке кресла, будто готовясь встать в любое мгновение.

— Сколько времени Лисетта живет одна? — начал он.

Конде, хоть и не мог видеть со своего места лица напарника, знал, что его зрачки, устремленные на Каридад, начинают сходиться к переносице, словно их притягивает спрятанный там магнит. Это был самый необычный случай непостоянного косоглазия, какой Конде когда-либо видел.

— С тех пор как окончила Пре. Она с раннего возраста была очень независимой и, кроме того, всегда получала стипендию, а квартира пустовала, после того как ее отец женился и переехал в Мирамар. Когда Лисетта поступила в университет, то решила жить там, в Сантос-Суаресе.

— И ее не тяготило одиночество?

— Я уже сказала вам…

— Сержант.

— …Что Лисетта была очень независимой и самостоятельной, сержант, и, ради бога, неужели так необходимо именно сейчас ворошить давно минувшее?

— Нет, конечно, простите. Лисетта в последнее время встречалась с каким-нибудь молодым человеком?

Каридад Дельгадо на мгновение задумалась и одновременно постаралась занять более удобную позицию — села так, чтобы видеть Маноло прямо перед собой.

— Кажется, да, хотя не могу сказать ничего определенного по этому поводу. Лисетта была сама себе хозяйка. Не знаю… Когда мы с ней недавно разговаривали, она упоминала какого-то взрослого мужчину.

— Взрослого?

— Помнится, она сказала именно так.

— Но ведь она встречалась с парнем, который ездил на мотоцикле, не так ли?

— Да, Пупи. Правда, они уже давно рассорились. Лисетта говорила, что они поругались, но, как и почему, не объяснила. Она вообще никогда ничего мне не объясняла.

— А что еще вам известно о Пупи?

— Ничего, знаю только, что мотоциклы ему нравятся больше, чем женщины. То есть, поймите меня правильно… Он целыми днями не слезал со своего мотоцикла.

— А где он живет, чем занимается?

— Живет в доме рядом с кинотеатром «Лос Анхелес», в том, где находится Банк де лос Колонос, только не знаю, в какой квартире, — ответила Каридад и, подумав, добавила: — Чем занимается? Думаю, ничем, мотоциклы, наверное, чинит, тем и живет.

— Какими были ваши отношения с дочерью?

Каридад жалобно посмотрела на лейтенанта, будто ища у него поддержки. Тот закурил и приготовился слушать. Прости, старушка.

— Знаете, сержант, не очень близкими, скажем так. — Каридад помолчала, разглядывая кисти рук, покрытые темными пятнышками. Она понимала, что у нее под ногами — зыбкая почва и ступать надо с величайшей осторожностью. — Я всю жизнь занималась ответственной работой, и мой муж — тоже; отец Лисетты, когда мы жили вместе, мало времени проводил дома, потом она училась, получала стипендию… Ну, не знаю, так получилось, что мы с дочерью постоянно были как-то врозь, хотя я всегда заботилась о ней, покупала ей вещи, привозила подарки из-за границы, старалась угодить. Растить детей — очень трудная профессия.

— Наверное, почти такая же трудная, как вести еженедельную газетную колонку, — заметил Конде. — Лисетта рассказывала вам о своих проблемах?

— Каких проблемах? — переспросила Каридад с таким выражением, будто услышала очевидную нелепость, и губы ее чуть растянулись в подобии улыбки. Она подняла ладонь на уровень груди и растопырила пальцы для более убедительного подсчета: — У Лисетты было все: жилье, образование, активная общественная жизнь, хорошие отметки, одежда, молодость…

Пальцев одной руки не хватило, чтобы пересчитать все материальные и духовные блага, какими пользовалась Лисетта, и две беспомощные слезинки потекли по увядающим щекам Каридад. Ее голос вдруг лишился силы и уверенности, и она замолчала. Не умеет плакать, отметил про себя Конде и ощутил жалость к этой женщине, которая на самом деле давным-давно потеряла единственную дочь. Лейтенант посмотрел на Маноло, показав взглядом, что сам продолжит допрос. Тот затушил сигарету в широкой пепельнице из цветного стекла и откинулся на спинку кресла.