Норби (СИ) - Валентинов Андрей

А вот пан майор Добжаньский усы игнорировал. Потому, вероятно, выше майора и не вырос.

Доброволец Земоловский приказ выполнил точно. Присел на траву возле первого «вагона», положил книжку на колени. Он-то думал вначале осмотреть сам пулемет, память проверить, а потом и попытаться разобрать. Сначала отделить пулемет от станка – отвинтить гайку соединительного болта, вращая ее вправо, вынуть соединительный болт, затем – засов. Однако последовало грозное «Цыть!».

Лягуха зеленая перевернула первую страницу. Итак. Ckm wz.30 – станковый пулемет, представляющий собой модификацию пулемета Браунинг M1917.

Полк двигался всю ночь, время от времени делая короткие привалы. Доброволец Земоловский вначале честно пытался не спать, прислушиваясь к тому, что творится за брезентовым тентом повозки. Однако ничего не менялось. Топот копыт, негромкое ржание, иногда – приглушенные людские голоса. На некоторое время тряска стихла, и он понял, что вышли на дорогу, может даже на шоссе. Ненадолго – после очередного привала вновь пошли ухабы. В конце концов он задремал, а потом и заснул, на этот раз крепко, без всяких снов.

Когда же проснулся, вокруг был ясный день. Полк, как и в прошлый раз, расположился посреди леса на большой поляне. Бодрствовали лишь часовые и коноводы, все прочие спали вповалку.

Бывший гимназист попытался вспомнить карту, прикинув, с какой скоростью они двигались, но затем махнул рукой. Живы – хорошо, куда-то пришли – еще лучше. А что и как, пану майору виднее. Доброволец честно дождался пробуждения личного состава – и отправился с рапортом по начальству. Попал не к майору, а к его заместителю, немолодому пышноусому ротмистру. Тот, даже не дослушав, отфутболил его прямиком к дядьке Юзефу. Кажется, пулеметчики тут действительно требовались.

Радиостанции в полку не было – потеряли в Гродно. Об этом ему поведал пулеметчик-капрал еще ночью. Впрочем, по его мнению, новости сейчас такие, что лучше их и не знать – деморализуют личный состав. Впрочем, как успел заметить доброволец, уланы держались бодро, даже шутили и смеялись. Свою войну они еще не проиграли. Он же, эвакуированный гимназист, кажется, нашел себе дело. Выучить наставление наизусть? Отчего бы и нет, это, к счастью, не помянутая вахмистром латынь с Катилинами и Цицеронами. «Принцип действия пулемета основан на использовании энергии отдачи, он имеет воздушное охлаждение, короткий ход ствола и жесткое сцепление затвора со стволом. Боеприпасы подаются из ленты и выстреливаются очередями». Все ясно и понятно.

Доброволец перелистнул очередную страницу.

– Ах, вот вы где, Земоловский!

Вставать не хотелось, рапортовать тем более. Пан подпоручник, невыспавшийся и злой. И, кажется, еще небритый.

– Внедрились, молодой человек? Приступили к вербовке личного состава?

Отвечать он не стал, зато отозвался дядька Юзеф, перетиравший в этот момент какие-то железки.

– Пусть попробует только, зелень. Враз по шее огребет!

Пан подпоручник поморщился, дернул рукой.

– Отставить! Земоловский, идите со мной!

Отошли недалеко, к ближайшим деревьям. Офицер, все так же морщась, внимательно его оглядел, задумался.

– Вас уже переодели? Ладно, найдем что-нибудь. Земоловский, вы, в самом деле, решили воевать?

И как на такое ответить?

– Решил, пан подпоручник!

– Пулеметом займетесь позже, есть дело. Рискнуть не желаете? По – настоящему?

В ответ бывший гимназист лишь пожал плечами. Рискнуть? Почему бы и нет?

– Тогда слушайте. Мы в окружении, связи нет, а русские о нас уже узнали. Дозор столкнулся с их разведгруппой, вперед идти нельзя. Есть еще один путь – по просеке мимо лесничества. Ждать до темноты невозможно, поэтому разведку проведем сейчас. Вид у вас штатский, прическа соответствует, есть документы. Не передумали? Может быть очень опасно.

Доброволец Земоловский ответил твердо:

– Никак нет!

– Задача такая: дойти до лесничества и узнать, нет ли там русских. Если нет, поговорите с лесником, уточните обстановку. Если же есть, предъявите документы и по возможности заведите разговор. По-польски, демонстрировать знание языка нельзя. Ваша легенда простая, вы эвакуировались, эшелон разбомбили, вас легко ранили. Встретили русских, они вас и перевязали. Потом вас подвез какой-то крестьянин на телеге и указал дорогу. По нашим сведениям, русские гражданских обычно не задерживают, отпускают. Заодно послушаете, о чем они между собой беседы ведут. Пока все ясно?

Он представил, как все может случиться. Почему бы и нет, эвакуированных сейчас много. Возле железки его в плен не взяли, может, отпустят и здесь. Он пройдет дальше по просеке, свернет в лес.

– Если задержат, действуйте по обстановке. Еще раз предупреждаю: возможен и самый скверный вариант.

Доброволец улыбнулся.

– На войне как на войне!

2

Я с немалым сомнением посмотрел на барельеф, что красовался над воротами. Женщины в каких-то простынях, а то и вовсе полуголые и только один мужчина сурового вида, но тоже в простыне. Все это вместе должно по замыслу создателя олицетворять медицину, но больше походило на банный день в турецком гареме. Зато улица именовалась подходяще – л'Эколь-де-Медсин, Медицинская школа. Теперь следовало нырнуть в ворота и с независимым видом (берет сдвинут на ухо) прошагать через двор к главному входу. Пустят или нет? Вид у меня совершенно не студенческий.

Пустили! И я глубоко вдохнул дистиллированный воздух Науки. Парижский университет, факультет медицины. До конца очередной лекции – пятнадцать минут, как раз успею подняться на третий этаж и найти нужную дверь.

Свои отчеты Николя Легран отправлял обычной почтой, но на два частных адреса, в том числе той самой машинистки, которая перепечатывала Конспект. В мирное время, когда нет военной цензуры, такой способ самый безопасный. На всякий крайний случай следует избегать «опасных» слов – агент, вербовка, резидент. Достаточно начать письмо с фразы «О, Париж поистине прекрасен!», потом сообщить, что в прекрасном городе полно прекрасных – и очень интересных! – людей, с которыми приятно завести знакомство.

Список этих знакомств я составлял лично, сводя в таблицу. В некоторых случаях контрагенты Леграна «зависали», поскольку человек не оправдывал ожиданий. Зато записи рядом с иными фамилиями росли и множились. В некоторых случаях конверт не справлялся, и Николя отправлял бандероль – тоже на адрес машинистки.

Перерыв еще не начался, коридор был пуст, но возле нужной мне двери скучала остроносая девушка в строгом платье и с зонтиком. Я, словно индеец сиу, попытался подкрасться ближе, но девушка успела обернуться.

– Профессор Вернье здесь читает? – поинтересовался я вместо «бонжур».

В ответ остроносая уныло кивнула. Не иначе, опоздала на лекцию.

Я постарался как можно искреннее удивиться.

– А куда делся профессор Бенар?

На этот раз студентка дернула плечами. Я решил, что наш разговор так и будет вестись языком пантомимы, но остроносой наверняка было скучно, и меня все же удостоили ответом.

Наиболее перспективные контакты Легран в письмах именовал «замечательными людьми». Менее интересные были просто «хорошими», а вот сомнительные, с двойным дном, «обаятельными». Мой друг редко ошибался, и о «замечательных людях» информировал регулярно. Но в двух случаях соответствующая колонка в таблице осталась пустой. Почему? Знакомство не продолжилось? Или Легран не все решался доверить бумаге?

Первый такой случай – профессор Жак Бенар, преподаватель медицинского факультета. Геронтолог, возраст около сорока, холост, научные работы представляют большой интерес. И, если об этом написал Легран, интерес не только узкоспециальный. С Бенара я и решил начать, позвонил в ректорат – и узнал, что профессор в университете больше не служит. Более подробным ответом удостоен не был, поэтому и приехал сюда, на улицу Медицинской Школы. В деканат решил пока не заходить, студенты не в пример разговорчивее. В этой аудитории знакомый Леграна читал курс биологии. Теперь не читает. Почему?