Рубеж (сборник) - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слышишь? – Нестеров толкнул Вартаняна в плечо и затаил дыхание. Откуда-то из-за сопки, со стороны Звягина, стремительно нарастая, донеслась частая автоматная дробь.
– Дай-ка наушник, – сказал Вартанян Карицкому.
– Товарищ лейтенант! – вдруг раздался тревожный крик сверху, с позиций. – «Духи» идут! В полный рост!
Солдаты рассыпались по всему гребню. Все вокруг загрохотало.
– Минометчик, ёп твою мать! – орал Ашот. – К бою!
– Карицкий! – пытался перекричать грохот боя Нестеров. – Пятерых бойцов ко мне! В сторону кишлака, мелкими перебежками – вперед!
– Саня, офуел! – вопил из-за спины Ашот. – Воблин целеуказания дает, сейчас по кишлаку «Град» начнет работать!
– Выйди через Звягина на штаб полка, Ашот! Дай отбой артиллерии! Скажи, что в кишлаке свои. Будем работать точечно.
– Ай, бля! Легко сказать – выйди! Рацию мне! Где рация, военные?!
– Товарищ лейтенант! – хрипло кричал Карицкий, не в состоянии поднять голову. – Шарыгин к кишлаку пробивается…
Ашот громко говорил в передатчик радиостанции:
– Ноль первый, Ноль первый, я – Барсук. Как слышишь? Прием… Прием! Прием! Куда вы, бездельники, все запропастились? Первый, Первый… Ну вас всех к лешему…
Радиостанция молчала. Вартанян продолжал вызывать Звягина.
– Ноль первый, доложите обстановку, – сквозь помехи прорывался голос Воблина.
Ноль первый, он же командир роты Звягин, молчал.
– Кобра, с Ноль первым нет связи. Молчит давно, – гнусавил в передатчик Вартанян. – Фуярят по нам будь здоров! Прием.
– Нормально доложите обстановку! – раздраженно крикнул Воблин. – В каком квадрате находитесь? Почему оставили Ноль первого без должного прикрытия.
– А я чем должен его прикрыть? Только своей жопой, разве что…
– Вартанян, пойдете под трибунал!
– Да иди ты со своим трибуналом, – ответил Ашот, правда, отключив радиостанцию. – Нашел чем пугать… С меня сейчас «духи» кожу сдерут, а он трибуналом пугает…
К Нестерову подполз Шарыгин:
– Товарищ лейтенант! Звягина с группой у самых стен кишлака зажали! Я могу туда пробиться! Если по ложбине – ни одна пуля не достанет, там тень, камней полно… Я туда с отделением, ящерицей! Выскочим «духам» во фланг… Разрешите…
– Шарыгин, останешься со взводом. Я сам пойду к кишлаку.
– Но, товарищ лейтенант! Я же знаю тропу! У меня получится! Вы собираетесь с «сынами» туда идти?
– Мне с «сынами» спокойнее, чем с тобой!
– За что вы так, товарищ лейтенант?
– Пошел вон!
Нестеров привстал, знаком показал Вартаняну, что уходит с группой на левый фланг, и побежал вдоль позиций.
Они преодолели открытый участок между камней, кинулись по склону ложбины вниз и, не останавливаясь, начали взбираться на сопку.
Ослепительно блеснула желтая вспышка. Нестеров отдернул руку: осколки камня, отлетевшие от удара пули, обожгли острой болью. Он быстро залег, стараясь заметить среди валунов хоть какое-то движение. Солдаты, укрываясь за камнями, переползали с места на место. Рядом с Нестеровым упал Шарыгин. Он наклонил голову к прицельной планке автомата и, не отрывая щеки от приклада, сказал:
– Их больше, чем мы думали. Смотрите, со всех сторон лезут.
Нестеров скрипнул зубами. Сержант его снова не послушался. Надо было как-то отреагировать. Надо было заорать: «Да я тебя, сукин сын, за невыполнение приказа в боевой обстановке в дисбат отправлю!» Но эта угроза, как верно заметил Ашот, сейчас была смешной и вовсе не страшной – в сравнении с войной и смертью, накрывшей разрозненные группы бойцов черным плащом.
«Неужели опять? – протестуя в душе против безумной несправедливости, подумал он. – Опять я с небольшой группой солдат в окружении. И черт знает, чем все это кончится! Только рядом нет девушки в бушлате. Нет этой странной, неземной, нереальной Ирины, убежденной в том, что никакая война не выбьет из человека его суть – желание любить и быть любимым».
– Отходят?! – не то спросил, не то сказал утвердительно Шарыгин и дал длинную очередь по чалмам, мелькающим за камнями.
Нестеров вновь увидел их – людей в серых, пропыленных одеждах. Нет, они не отходили. Как зверьки, душманы перебегали от валуна к валуну, укрываясь за каменными глыбами, растягивались веером влево и вправо. В их полусогнутых фигурах, движениях не было ничего угрожающего; сейчас они казались Нестерову безобидными, игрушечными существами.
Вдруг рядом, у самых стен кишлака, мощно шарахнул взрыв. Казалось, что вспыхнул воздух. На землю, гулко ударяясь, посыпались осколки. Затем в воздухе над головами прошелестело, и вновь вздрогнула земля.
«Артиллерия! – с ужасом подумал Нестеров. – Идиоты! Они все-таки открыли огонь из гаубиц! Сейчас они перенесут огонь на кишлак, и Звягину кранты!»
Прикрывая голову руками, Нестеров с трудом поднялся на ноги.
– Радист! – закричал он. – Карицкий! Связывайся с Воблиным! Объясни этому идиоту, что гаубицы фуярят по нам!
Шарыгин стоял на коленях рядом с худым бледным бойцом и ножом вспарывал ему штанину. Тот лежал, упираясь локтями в землю, и морщился от боли. На его ноге, чуть ниже колена, чернела маленькая точка. Кровь стекала тонкой струйкой, капала на талый снег.
Раненого они несли на руках, насколько можно было быстро поднимаясь на вершину сопки, где можно было укрыться от огня артиллерии, а затем атаковать позиции «духов». Двое солдат уже достигли верха, но тут же залегли и стали стрелять куда-то вниз, в противоположную сторону. Бенкеч, широко раскрывая черный рот, неистово орал:
– Назад! Назад!
– Шарыгин, оставайся с Карицким! Головой отвечаешь за рацию! – крикнул Нестеров и, хватаясь руками за камни, полез наверх.
Через минуту он посмотрел с вершины вниз и все понял. Душманы пытались захватить сопку, чтобы прижать взводы сверху. Отсюда все позиции просматривались как на ладони.
В километре отсюда, у самого кишлака, из последних сил оборонялась группа Звягина. Два неполных взвода под командованием Вартаняна заняли круговую оборону – их окружали.
Душманы полукольцом обходили сопку, на вершине которой вжимался в землю Нестеров и пятеро солдат.
Где-то внизу, прикрывая собой раненого, яростно отстреливался сержант Шарыгин.
Боеприпасы заканчивались. Передать на командный пункт батальона о сложившейся ситуации возможности не было.
Артиллерия по-прежнему, снаряд за снарядом, била по склону сопки и пустырю, постепенно сдвигая огонь к позициям Звягина.
* * *Первым их заметил Карицкий. Он тронул лейтенанта за плечо и сказал:
– Смотрите!
Низко пригибаясь, отстреливаясь на ходу, по склону сбегала группа «зеленых» – солдат афганской армии.
– Бегут, суки! – процедил Нестеров. – Оставляют нас, пидоры! Им эта война не нужна. Они спасаются!
Вскочив на ноги, Нестеров выстрелил поверх голов афганцев. Те сразу повалились на землю.
– Куда?! А кто родину защищать будет?? – хрипел Нестеров.
Афганцы завопили, что-то наперебой стали говорить, показывая руками в ту сторону, откуда шли «духи».
– Ни фига! Я вас не отпускаю! Будем держать оборону! Поняли, храбрые сарбозы?!
Афганцы хлопали ладонями по магазинам. Наверное, они пытались объяснить русскому лейтенанту, что у них кончились патроны.
Мелкий, смуглый вояка, похожий на цыганенка, пятился назад на четвереньках. На поясе у него болталась маленькая радиостанция. Нестеров ткнул автоматным стволом ему в зад. Афганец ойкнул, обернулся и смешно козырнул. Это выглядело настолько нелепо, что Нестеров расхохотался.
– Испугался, чувак? Понимаешь по-русски? Нет? Давай окапывайся! Ни шагу назад! Стоять насмерть! Позади Кабул! Что, не хочешь?
Афганец поправил на голове шапку и залепетал:
– Но Кабул… артилери, командор, шурави, душман…
– Не понимаю, о чем ты там шиздишь, – поморщился Нестеров. – Кто старший? Командор кто?.. Э-э, чурка нерусская! Ни хера ты не понимаешь!
Афганец закивал головой:
– Да, да, понимаш…
Афганец заговорил на своем, размахивая руками и показывая куда-то назад. Потом вдруг, услышав страшный шелест в небе, резко замолчал, прижал ладони к ушам и тюкнулся лбом в землю. Через мгновение на склоне горы снова разорвался снаряд – на этот раз значительно ниже. Горячие осколки, падая в снег, шипели, как змеи.
«Радиостанция!» – вдруг осенило Нестерова. Он схватил рацию и потянул к себе. Афганец подумал, что русский офицер принялся мародерничать, и попытался вяло сопротивляться, но тотчас получил ботинком по зубам.
Частоты были совсем рядом. Нестеров едва повернул ручку настройки, как тут же услышал голоса Воблина и Вартаняна.
– Слушай меня, Ереван, – сказал Нестеров, как только Ашот переключился на прием. – Я в километре от тебя. Снизу наступают «духи», гаубицы бьют почти по нашим позициям. Звягин у кишлака, его крепко зажали.
– Саня! – Вартанян, чувствовалось по голосу, опешил и, не зная, как обращаться без позывного, добавил: – Шурик, ты только говори, не молчи. Прием!
