Близкий свет - Фридрих Незнанский

Впрочем, Инга помнила, как сама же искала с подругой ту фирму, у которой были средства для похудения за 28 дней и стоили 150 долларов, это Лора посчитала решающим фактором при выборе. Такой она сама себе определила срок. Да и с деньгами было не густо, хотя она вполне могла рассчитывать и на финансовую помощь подруги. При этом она как бы мельком добавила, что резкое похудение — это не ее прихоть, а требование режиссера. Именно он дал ей жесткое задание избавиться, точнее, сбросить свои телесные излишки, в течение одного месяца. Ибо начать репетиции она должна была уже в новой «форме». И это требование актриса сочла для себя непререкаемым. А что ей еще оставалось делать? Даже если бы пришлось и рискнуть… Вот и «дорисковалась», а режиссер сопит теперь за спиной у Инги и не может прийти в себя от обилия впечатлений и предложений поскорее вручить клиенту очередную панацею. Петер ведь никогда не сталкивался с подобным положением дел! Поневоле станешь вздыхать и сопеть…

Инга испытывала противоположные чувства: он же не мог заставить Лору пить те или иные снадобья! Он просто предложил… Но он «предложил» так, что та не могла отказаться! Вот и пойми…

Теперь-то она понимала, почему предложил. В его распоряжении была одна только Лорка, которая, он был уверен, согласится, ради высокого искусства, обнажиться на сцене и имитировать вместе с ним, наверное, не очень пристойные игры. Заведомо скандальные. Но почему он был в ней так уверен? А потому, что Лорка была влюблена в него по уши. Она ж и сама в этом признавалась, хотя Инга все-таки подозревала, что это у подруги маскировка: быть единственной музой известного режиссера, от слова которого в театре зависит все, — это круто! Она могла быть, к примеру, в восторге от его чисто мужских качеств, принимая его страстную благодарность за подлинную любовь. Но вот любил ли ее он? Инга снова и снова возвращалась к этому вопросу, словно он бесконечно мучил ее. «Да какая разница! — уже злилась она на себя. — Нет же… ничего нет теперь!» Он не любил Лорку, он просто пользовался ею. Ее преданностью, ее покорностью, ее страстью к театру.

И снова вопрос в пустоту: а красиво ли мужчине «пользоваться» преданностью находящейся рядом с ним женщины? Или он такой же, как и все остальные, энергичные в сексуальном смысле мужчины, возбужденные присутствием рядом соблазнительного женского тела, даже если оно не полностью соответствует его эстетическому идеалу? Уж что есть, то и есть, тем и придется пользоваться. И как его осуждать за это? Наверняка кто-то в данный момент точно так же оговаривает и его там, в театре, куда он сегодня не пошел, потому что не хотел, по правде говоря. Позвонил и отменил репетицию, велев занятым в будущем спектакле актерам учить свои роли. Это им не Шекспир, тут думать требуется! И его сейчас осуждают за легкомысленную связь с обыкновенной учительницей английского языка, если это кому-то уже стало известно, а в театре известно все…

А он и не «чешется», и молодец! Как его за это осуждать?..

Мысли мешали, и тогда Инга решила пойти методом обыкновенного «тыка». Она выбрала три фирмы, продававших одинаковые средства для скорого похудения, и стала методично прозваниваться в каждую, аргументируя свой интерес тем, что якобы недавно прошла курс и очень этим обстоятельством довольна. А теперь хочет предложить те же условия ближайшей подруге. И операторы каждой из фирм немедленно подтверждали, что именно он, или она, и оказывали госпоже… как? Ах, Радзине! Ну да, конечно, именно ей, эти услуги. И готовы была немедленно выслать своего представителя для заключения договора и обеспечения клиентки необходимыми средствами. Видно, туговато у них было с покупателями, за любую возможность готовы ухватиться. «Жулики они все порядочные», — думала Инга и не торопилась соглашаться, обещая подумать еще и связаться позже. А потом, когда ей порядком надоела эта лживая свистопляска, она вдруг вспомнила, что «та» фирма предлагала одни и те же средства, но только рассчитанные на разные сроки. И Лора где-то делала соответствующие записи. Неужели их выбросили? Она немедленно, переключилась на домашний телефон Лоры, — уж Ада Морисовна наверняка видела эти записи. Или сами таблетки. Может, и баночка сохранилась, или инструкция по применению — с адресом фирмы-распространителя?

Им повезло. Мать Лоры, обрадовавшись звонку подруги своей дочери и узнав, зачем Инге понадобились сведения о продавце, готова была в лепешку разбиться, чтобы помочь наказать виновников смерти Лорочки, хотя никакой роли в ее собственной жизни это событие уже не играло бы. Сказала, что поищет в комнате дочери, где ни одного предмета не сдвигали с места и не брали в руки с места со дня ухода…

Ну, конечно, она плакала при этом, а Инга решила в самые ближайшие дни навестить пожилую женщину. Хотела предложить сделать это вместе с Петером, но вовремя одумалась: это было бы уже слишком. Явиться в дом к матери вместе с любовником ее дочери! Стыд и срам…

Ада Морисовна обещала перезвонить, если ей что-нибудь удастся обнаружить, но позвонила уже через час. Она сообщила, что в ящичке туалетного столика дочери нашла круглую пластмассовую баночку в упаковке, возможно, от тех самых проклятых таблеток. И потому, если у Инги есть необходимость, она может подойти, благо недалеко, и взять ее.

— Ты проводишь меня? — спросила Инга у Петера.

— Да, разумеется, — не задумываясь, ответил он.

Инга подумала, что это странно, — то, что он же с готовностью согласился сопровождать ее. Либо ему в голову не приходит такая, вполне естественная мысль о том, что матери Лоры его появление с подругой покойной дочери может показаться неприятным, либо у него с ней, с Ингой, действительно все гораздо серьезнее, чем ей кажется?

— Нет, — решительно возразила Инга, — я боюсь, что невольно поставлю тебя в неудобное положение, милый. Лора ведь вполне могла рассказывать матери о своих отношениях с тобой. Я думаю, надо щадить чувства матери, да тебе уже и так досталось на поминках. Я не хочу, чтобы тебя коснулось даже случайное подозрение. Я сама схожу, а ты лучше отдохни, а то я тебя сегодня совсем утомила. Ты не можешь себе представить, как мне хорошо с тобой, милый…

Она замолчала в ожидании какой-нибудь его протестующей реплики, но он молча кивнул и легко согласился, словно бы машинально подтягивая на себя скомканную в ногах простыню и прикрывая свою вызывающую наготу. Мог бы и чуть пораньше. Инга улыбнулась. Всем хорош, вот если бы только такту чуть побольше… Но они — гении — видно, считают себя выше общих правил приличий, ничего не скажешь, не делать же ему замечания, — может обидеться, а это не входило в ее планы…

Инга шла по теневой стороне улицы, ощущая необыкновенную легкость и подозревая, что ее лицо совсем некстати выдает счастливая и глуповатая улыбка. С такой улыбкой, конечно, и думать было нечего появляться в доме Ады Морисовны. Но Инга давно не ощущала в себе столько радости, давно не было с ней такого зажигательного и яркого мужчины. Еще бы и уверенности добавилось, что так будет и дальше. Но она почему-то испарялась, стоило лишь об этом подумать всерьез.

Но почему? Он же разведен, сам заявил, а она его вполне устраивает, для этого не надо быть наблюдательным человеком. Может, пока устраивает? А дальше — как сложится? Или не сложится, окончившись банальным сексом? Вот здесь и заковыка…

Но все-таки сейчас, хотя этот вопрос и оставался для Инги главным, заботило ее иное. Что-то в ней протестовало против решения Петера самостоятельно провести расследование. Она всегда считала, что каждым делом, а тем более связанным с каким-то преступлением, должны заниматься только специалисты. Нагляделась она, пусть и не в такой и долгой жизни, — но ведь уже хорошо за тридцать, а уточнять дату не хотелось, — натерпелась, попадая в такие ситуации, когда проблемы решали все, кто угодно, кроме тех, кто в них разбирается, и повторений не хотела. И если подходить с этой точки зрения, то какой из Петера сыщик? Да его же в Риге каждая собака знает! Этот его скандинавский профиль с залысиной и квадратной челюстью сильного и упрямого мужчины не сходил еще недавно, в связи с окончанием театрального сезона, ни с экрана телевидения, ни со страниц всяких глянцевых еженедельных журналов. Стоит только внимательно посмотреть на него, чтобы сообразить, что таких сыщиков с запоминающейся внешностью не существует. Если они — не самоубийцы. Инга тоже почитывала остросюжетные любовные романы и понимала, что к чему. Вот и возникал у нее вопрос: каким образом Петер, при его такой характерной внешности, собирается выслеживать преступников? И вообще, известно ли ему, как это делается? Она огорченно вздыхала: что-то в намерениях Петера ей сильно напоминало самодеятельность, неприличную для мастера высокого жанра.

Она еще не знала, что и в какой форме скажет Петеру, но уж точно попытается его отговорить и не рисковать ни собой, ни своей репутацией.