Снегурка быстрой заморозки - Елена Логунова

В сердцах я бухнула в дверь кулаком и вдруг услышала:

— Замрите, гражданочка. Вы у нас кто будете?

Я не замерла, наоборот, резко повернулась и внимательно посмотрела на человека, задающего такие оригинальные вопросы. «Кто вы будете у нас!» Я знаю только, кто я есть у меня!

— И кем же я могу быть, по-вашему? — поинтересовалась я, прикидывая, не поскандалить ли с этим не в меру любопытным типом.

Непокорный ключ меня жутко разозлил, и было бы неплохо выплеснуть на кого-нибудь свое раздражение!

— Какие у вас есть варианты? — спросила я.

Тощий носатый дядька с седыми усами, неаппетитно свисающими с губ, как две дохлые мохнатые гусеницы серого цвета, выпятил вперед костистый подбородок. Гусеницы конвульсивно дернулись и снова замерли.

— Запросто можете оказаться воровкой-домушницей или невезучей медвежатницей. В любом случае хорошо бы взглянуть на ваши документики, — скучно промолвил усатый, заставив гусениц поплясать в соответствии с артикуляцией.

Это зрелище меня так увлекло, что смысл сказанного дошел до меня с опозданием.

— Насчет взлома — это вы не по адресу, — секунд через пять обиженно заявила я. — Это моя квартира, я тут живу.

— Документики попрошу, — слабо трепыхнулись гусеницы.

— Паспорт у меня дома, но я за ним не пойду, потому что не могу вытащить ключ из замка и не собираюсь бросать дверь без присмотра, когда на площадке торчит подозрительный тип вроде вас, — на одном дыхании протарахтела я, разозлившись пуще прежнего.

Решено, сейчас поскандалю с этим нудным дядькой, так что он пожалеет, что ко мне привязался!

— Могу показать служебное удостоверение, оно у меня в кармане лежит, только не знаю, зачем я буду это делать? Вы-то сами кто такой будете? У вас и у нас?

— Полковник Червяченко, — сонно моргнул дядька.

— Червяченко — это от слова «червяк», да? Вот здорово! — бестактно восхитилась я. — Слушайте, полковник, а вы такие усы нарочно отпустили, под фамилию?

— Нет, усы я отпустил под бороду, — дядька неожиданно мило улыбнулся, и мохнатые червяки усов изогнулись полукружьями. — Я зимой в отпуск ходил, отпустил бороду, а к ней до комплекта усы просились. Потом, конечно, бороду сбрить пришлось, а усы так и остались.

— Прижились, — заметила я, оттаивая.

Улыбающийся Червяченко выглядел вполне симпатично, и я решила простить ему ошибку: в самом деле, со стороны я, наверное, и впрямь смахивала на взломщицу.

— Усы, лапы и хвост — вот мои документы, — миролюбиво пошутила я, протягивая полковнику свое служебное удостоверение.

Вместе с нормальным настроением ко мне вернулась и способность соображать.

— Секундочку! — вслух подумала я. — А что вы, полковник, делаете на нашей лестничной площадке? И вообще, вы полковник чего?

— Телеви-и-идение! — изучив мое удостоверение, протянул Червяченко вне прямой связи с моим вопросом.

Он скорчил гримасу отвращения и вернул мне красную книжицу, держа ее за уголок двумя пальцами, как дохлую мышь.

— Да, телевидение! — с вызовом сказала я, снова начиная ершиться. — А что вы имеете против? Нет, не отвечайте, я и так знаю, почему ваши органы недолюбливают журналистов: мы тоже ведем расследования и зачастую гораздо более успешно. Молчите! Не возражайте мне, все равно не переубедите, у меня в вашем ведомстве есть пара добрых приятелей, мы с ними все время спорим на эту тему. Молчите, говорю! Лучше скажите, что случилось? Кого-то из соседей ограбили?

Конечно, об ограблении я подумала потому, что и в моей квартире кто-то побывал без спроса и разрешения, да еще ключ, застрявший в замке, наводил на мысль о том, что с ним что-то приключилось. Не с ключом — он все время был при мне, а с замком, в котором кто-то вполне мог поковыряться. Помнится, в милые сердцу школьные годы мои одноклассники заталкивали в замочные скважины запертых кабинетов спички и монетки, чтобы заблокировать механизм замка и сорвать урок.

— Почему обязательно ограбили? — ухватился за мои слова оживившийся полковник.

Подумав секундочку, я не стала пересказывать ему ход своих мыслей. Я подозревала, что несанкционированное проникновение неизвестного лица или группы лиц в мою квартиру находится в одной связи с похищением Ирки и поисками неведомого добра, а в таком случае мне следовало избегать контактов с правоохранительными органами. Не дай бог, похитители решат, что я нарушила их запрет, обратилась в милицию, еще выполнят свою угрозу и навредят моей Ирке! Нет уж, никому ничего не скажу. Лучше, наоборот, натрясу информации из полковника.

— А теперь вы покажите мне свои документы, — потребовала я.

Вместо красной книжечки удостоверения Червяченко протянул мне маленькую карточку.

— «Ваш участковый уполномоченный милиции — Бондарь Семен Иванович», — прочитала я.

Перевернула карточку — там были ФИО и служебные телефоны начальника окружного УВД и ГУВД края. Правда, никто из них не носил фамилию Червяченко. Видно, мой собеседник исполнял роль посыльного. Такой полковник на побегушках!

— Это мне зачем? — удивилась я.

— Информация к сведению. Вдруг пригодится? Я в каждую квартиру такую визитку отдаю.

— Ну, ладно, так уж и быть, я готова поверить, что вы не жулик, — смилостивилась я.

— Тогда я верю, что вы не домушница, — сказал полковник, смешно подергав гусеницами. — Давайте, помогу вам с ключом.

Я склонна думать, что у мужчин взаимопонимание с элементарными механизмами налажено гораздо лучше, чем у женщин. Наверное, эти простые устройства — я имею в виду, механизмы и мужчины, — чувствуют друг друга на каком-то субмолекулярном уровне. А женщины со свойственными им непредсказуемостью и многовариантностью поступков вызывают у примитивных механизмов (мужчин, дверных замков и так далее) что-то вроде классовой вражды, выражением которой становятся забастовки и бунты. Вот и сейчас, стоило только настоящему полковнику протянуть руку к замку, как ключ чуть ли не сам выпрыгнул из скважины в подставленную ладонь.

— Спасибо, — забрав у Червяченко ключик, вежливо сказала я.

При этом не удержалась и покосилась на дядьку с подозрением: может, это он тут у нас медвежатник?

— Не за что, — тряхнул гусеницами полковник.

В этот момент бесшумно открылась дверь квартиры Куропаткиных, и на лестничную площадку выступила Марина, и без того нескладная фигура которой была перекошена под тяжестью большого ведра. Емкость была накрыта крышкой, но это нисколько не мешало догадаться о ее содержимом. Ведро распространяло характерный запах хорошо выдержанных кухонных отбросов, такой концентрированный, что крысы, тараканы, грифоны и гиены должны были начать массированное наступление на квартиру Куропаткиных уже несколько часов назад.

— Ну, мне пора, — полковник скривил физиономию, и мохнатые червячки усов сделались досадно несимметричны.

— Мне тоже, — поспешила заметить я, вздергивая на спину рюкзачок.

Марина обволокла нас одним липким взглядом, насмешливо хмыкнула и всей своей буратинистой наружностью выразила оскорбительное неверие в случайность и невинный характер нашей с полковником встречи.

— Вот дрянь, — прошептала я.

— Это не дрянь, это помои! — объявила Марина, в подтверждение сказанного снимая с ведра крышку.

Зловонное месиво могло вызвать активное выделение желудочного сока у голодного стервятника. У меня тоже началось слюноотделение, но лишь как предвестник скорого и острого приступа морской болезни. Почувствовав дурноту, я оперлась рукой о стену.

— Кстати, о мусоре! — нарочито твердым голосом произнес мужественный полковник. — Возьмите, гражданочка, визитную карточку вашего участкового уполномоченного милиции. Обращайтесь, если что.

И, сунув в карман халата мадам Куропаткиной картонный прямоугольничек карточки, господин Червяченко так легко вспорхнул по лестнице на следующий этаж, словно его дрессированные гусеницы мгновенно превратились в бабочек особо высокой грузоподъемности.

Фыркнув повторно, Марина накрыла вонючее ведро просторным пакетом из прочного пластика и перевернула его. Мусор с противным шуршанием и журчанием перевалился в пакет, а мой желудок сделал попытку выскочить через горло. Невозмутимая Марина, у которой, похоже, напрочь отсутствовали всякие рецепторы в носу, завязала горловину мусорного пакета узлом и понесла освободившееся ведро в квартиру. Пакет с гадостью остался лежать посреди площадки, но задержался там ненадолго.

— Опять дерьмища под дверь навалили, сволочи! — заревел в своей берлоге Дядьвась, катастрофически нетрезвый с раннего утра.

Дверь квартиры Дунькиных широко распахнулась, придавив меня к стене и скрыв от моих глаз дальнейшие события, суть и ход которых я некоторое время представляла по слуху.