Президент Линкольн: охотник на вампиров - Сет Грэм-Смит

Двух мнений быть не может: Сара Буш Линкольн красотой не блистала. Из-за глубоко посаженных глаз и узкого лица всегда казалось, будто она голодает. Высокий лоб выглядел еще выше из-за того, что она укладывала жесткие каштановые волосы в плотный пучок. Миссис Линкольн была тощей и вялой женщиной, к тому же у нее недоставало двух нижних зубов. Но вдовцу без перспектив и без доллара в кармане привередничать не приходилось. То же можно сказать о женщине с тремя детьми и уймой долгов. Их союз был основан на старом добром здравом смысле.

Эйб заранее приготовился возненавидеть мачеху. С того самого момента, как Томас объявил, что намерен жениться, мальчик начал строить коварные планы и придумывать, к чему бы придраться.

Неудобство заключалось в том, что она выказывала доброту, участие и бесконечное сочувствие. С пониманием она относилась и к тому, что мама всегда будет занимать особое место в наших с сестрой сердцах.

Как и Нэнси прежде, новая миссис Линкольн распознала тягу Эйба к книгам и неизменно поощряла ее. Среди привезенного из Кентукки добра нашелся орфографический словарь Уэбстера — настоящий клад для мальчика, лишенного возможности ходить в школу. Сара (неграмотная, как и ее нынешний муж) часто просила Эйба почитать после ужина из Библии. Мальчик с радостью потчевал семью отрывками из посланий к коринфянам и Книги Царств. Он читал о мудрости Соломона и неосмотрительности Навала. После смерти матери вера его окрепла. Ему нравилось представлять, как мама глядит с небес и перебирает ангельскими перстами мягкие каштановые волосы сына, пока он читает. Мама защищает его от зла. Утешает во времена нужды.

Эйб также привязался к сводным сестрам и брату — особенно к брату, которого он прозвал Генералом за любовь к военным играм.

Меня было не оторвать от книг, а Джона — от игр. Он вечно сочинял какую-нибудь воображаемую битву и собирал достаточно мальчишек, чтобы можно было ее разыграть. Он звал меня оторваться от книг и присоединиться к веселью. Я отказывался, но Джон не отставал и обещал назначить меня капитаном или полковником. Говорил, что будет делать за меня работу по дому, если я соглашусь. Он все упрашивал и упрашивал, и мне не оставалось ничего иного, кроме как оставить тихое пристанище под деревом и присоединиться к игре. В то время я считал Джона простаком. Теперь же я понимаю, насколько он был мудр. Мальчику в детстве нужны не только книги.

На одиннадцатый день рождения Сара подарила Эйбу небольшой дневник в кожаном переплете (вопреки желанию Томаса). Она купила его на деньги, заработанные стиркой и починкой белья для мистера Грегсона, пожилого соседа, чья жена скончалась несколькими годами ранее. Книги на фронтире были редкостью, но дневники — настоящей роскошью, в особенности для маленьких мальчиков из бедных семей. Можно представить, как радовался Эйб, получив такой подарок. Он не стал терять время и в тот же день сделал первую запись, которую старательно внес в дневник неуверенным почерком.

Дневник Авраама Линкольна

9 февраля 1820 г. Этот дневник я получил в подарок в одинадцатый [sic] день рождения от отца и мачехи, которую зовут миссис Сара Буш Линкольн. Я постораюсь [sic] использовать его каждый день, чтобы научиться лучше писать.

II

Ранним весенним вечером, вскоре после того, как были написаны эти строки, Томас отозвал сына посидеть у костра. Отец был пьян. Эйб понял это еще до того, как тот пригласил его присесть на пенек и согреться. Отец разводил костер снаружи, только когда собирался как следует надраться.

— Ты уже слышал историю про дедушку?

Он любил рассказывать ее, когда был пьян. В детстве Томас стал свидетелем жестокого убийства собственного отца — и это глубоко его травмировало. К сожалению, успокоительная кушетка Зигмунда Фрейда появится только через несколько десятилетий. В ее отсутствие Томас справлялся со своими печалями так же, как это делал любой уважающий себя мужчина с фронтира: напивался до бесчувствия и выкладывал все как на духу. Утешением Эйбу могло служить то, что его отец был одаренным рассказчиком — в его устах любая история оживала. Томас подражал говору, в лицах изображал события. Он менял тембр голоса и ритм повествования. Иначе говоря, был прирожденным актером. Увы, именно это представление Эйб видел уже не один раз. Он мог слово в слово пересказать сюжет: его дед (тоже Авраам) вспахивал поле неподалеку от своего дома в Кентукки. Восьмилетний Томас с братьями смотрел, как отец трудится в жаркий майский полдень, переворачивая землю. Вдруг послышались крики шауни — индейцы выскочили из засады и набросились на Авраама. Маленький Томас укрылся за деревом и смотрел, как дикари месят отцовский мозг каменным молотом. Перерезают ему горло томагавком. Он все мог описать — даже выражение бабушкиного лица, когда он выложил новости, вернувшись домой.

Но в тот день Томас поведал сыну другую историю.

Началась она как обычно — в жаркий майский день 1786 года. Томасу было восемь лет. С двумя старшими братьями, Иосией и Мордехаем, он проводил отца на четырехакровую вырубку в лесу неподалеку от фермы, которую они помогали строить несколькими годами ранее. Мальчик наблюдал, как отец направляет небольшой плуг вслед за Беном — старой рабочей лошадкой, которая была у них еще с довоенных времен. Палящее солнце наконец скрылось за горизонтом, и долина реки Огайо утонула в мягком голубом свете. Все же «было жарче, чем в адовой печке» и к тому же влажно. Авраам-старший снял рубашку, чтобы воздух остужал его мощный торс. Молодой Томас ехал верхом на Бене и правил, а братья шли следом и сеяли. Все они надеялись вот-вот услышать долгожданный звон, возвещавший ужин.

До сих пор Эйбу было знакомо каждое слово. Дальше обычно следовала часть, когда раздавался боевой клич шауни. Старый конь пятился и сбрасывал Томаса на землю. Мальчик бежал в лес и смотрел, как отца забивают до смерти. Но на сей раз шауни так и не появились. Томас выдал совсем иную концовку. Эйб пересказал ее в письме к Джону Т. Стюарту более двадцати лет спустя.

«Правда в том, — прошептал отец, — что твоего дедушку убили не люди».

Полуобнаженный Авраам работал на краю вырубки, возле деревьев, когда в лесу раздался «громкий хруст и треск ветвей» — ярдах в двадцати от того места, где находился фермер с сыновьями.

«Папа велел мне прибрать поводья, а сам прислушался. Наверное, это просто олени шли через чащу, но нам и черные медведи порой попадались».