Сокровенное таинство (Хроники брата Кадфаэля - 11) - Эллис Питерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отказавшись от своего первоначального намерения, Кадфаэль повернул к хранилищу рукописей, окна которого были обращены на юг, чтобы в них дольше стояло солнце. Брату Хумилису подобрали самое светлое помещение, в котором долго не темнело. Здесь стояла тишина, издали доносились лишь мягкие, приглушенные звуки органа брата Ансельма.
- Брат Хумилис...- негромко позвал Кадфаэль, подойдя к порогу.
Со стола свешивался смятый лист пергамента, горшочек с золотой краской упал на каменный пол, забрызгав его капельками золота. Брат Хумилис лежал ничком, навалившись грудью на стол; правой рукой он вцепился в столешницу, чтобы не соскользнуть на пол, а левую крепко прижимал к низу живота. Он уронил голову на манускрипт, над которым работал, и перепачкался в алой и голубой краске. Глаза Хумилиса были закрыты и не просто сжаты, а стиснуты от труднопереносимой боли. Он терпел ее молча, не проронив ни звука и даже не позвав на помощь,- иначе сюда уже сбежались бы монахи из соседних келий.
Брат Кадфаэль осторожно коснулся его руки. Бледные, с голубыми прожилками веки поднялись, и на Кадфаэля взглянули блестящие, умные глаза, в которых застыла боль.
- Брат Кадфаэль...- выдохнул больной.
- Не шевелись, полежи спокойно минутку, - отозвался Кадфаэль, - я сбегаю за братом Эдмундом в лазарет...
- Нет, не надо! Брат, помоги мне... добраться до постели. Это пройдет... Это со мной не в первый раз... Поддержи меня и помоги выбраться отсюда! Я не хочу, чтобы меня видели...
Отвести Хумилиса в дормиторий можно было через церковь, не выходя во двор. Так было быстрее, чем добираться до лазарета, и к тому же не привлекло бы внимания, а Хумилис больше всего стремился избежать разговоров о своей персоне. Силы его были на исходе, и ему удалось подняться лишь усилием воли. Кадфаэль поддерживал его, крепко обняв рукой за талию, а Хумилис обхватил травника за шею. Незамеченными они прошли через церковь, где царили сумрак и прохлада, и медленно поднялись по лестнице.
Оказавшись наконец в своей келье, брат Хумилис рухнул на постель и безропотно подчинился заботам Кадфаэля. Сняв с больного рясу, Кадфаэль увидел, что сквозь полотняные подштанники выступило пятно крови, смешанной с гноем, которое тянулось от левого бедра к паху.
- Рана загноилась, и ее прорвало,- раздался спокойный голос Хумилиса.Это все из-за долгой поездки верхом... Прости, брат, я понимаю, что это зловоние...
- Мне все-таки придется привести Эдмунда,- прервал его Кадфаэль. Он развязал тесемки и поднял рубаху, намереваясь осмотреть рану.- Попечитель лазарета должен знать об этом.
- Хорошо... Но больше никому ни слова. Зачем тревожить остальных?
- Кроме, конечно, брата Фиделиса? Он-то, наверное, знает?
- Да, он знает! - отозвался Хумилис, и лицо его озарила слабая улыбка.Его нечего опасаться - даже если бы он мог что-то разболтать, то все равно не стал бы этого делать. А все мои хвори и болячки для него не тайна. Но не тревожь его сейчас, пусть отдохнет до окончания вечерни.
Убедившись, что брату Хумилису полегчало и с лица его исчезла гримаса боли, Кадфаэль оставил его лежащим на спине с закрытыми глазами и поспешил вниз, чтобы до вечерни успеть найти брата Эдмунда и привести его к больному.
Возле садовой ограды стояли корзины, доверху наполненные сливами. Их уберут отсюда, когда служба закончится, а сейчас вся братия уже на подходе к церкви. Это и кстати! Пусть-ка Фиделис убедится в том, что и кое-кто другой может позаботиться о его господине. Глядишь, паренек и проникнется доверием к тем, кто помог Хумилису в трудную минуту.
- Я так и знал, что скоро ему потребуется наша помощь,- заявил Эдмунд, торопливо поднимаясь по главной лестнице.- Старые раны, в них, видно, все дело... Я смекаю, тут от тебя будет больше толку, чем от меня,- ты ведь сам бывалый вояка.
Колокол, созывавший к вечерне, смолк. Когда братья подходили к ложу больного, до них донеслись первые звуки начавшейся службы. Хумилис медленно приоткрыл тяжелые веки и улыбнулся.
- Братья, простите, что причиняю вам беспокойство...
Хумилис снова закрыл глаза, предоставив врачевателям делать с ним все, что они считают нужным. Они осторожно сняли с него белье, и взору их предстала страшная рана. Частично зарубцевавшийся шрам тянулся от бедра, где рубец был глубоким, почти до кости, потом проходил через живот и заканчивался глубоко в паху. В нижней части рана наполовину затянулась, от нее осталась лишь бледная борозда, но выше, на животе, края ее разошлись и воспалились - побагровевшие, они сочились гноем и кровью.
Годфрид Мареско вернулся из Крестового похода живым, но был искалечен, как видно, без надежды на исцеление. "Боже мой,- подумал Кадфаэль, - даже к несчастным прокаженным с изуродованными лицами и скрюченными пальцами, призреваемым в богадельне Святого Жиля, судьба была менее сурова". По характеру раны он понял, что побудило прославленного воина уйти в монастырь. Древний род Мареско пресекся, ибо не могло быть побегов от этого благородного древа. Годфрид не мог стать мужем, но мужество его заслуживало восхищения.
Глава третья
Брат Эдмунд побежал в лазарет за чистым бельем и теплой водой, а Кадфаэль устремился в свой сарайчик за необходимыми снадобьями, бальзамами и мазями. Он решил, что завтра обязательно нарвет свежей, сочной буковицы, чистеца и болотного вереска, целебные свойства которых сильнее, чем у отваров, которые он заготовил про запас. Но на первый случай сгодится и то, что есть под рукой. Еще надо будет набрать вербейника, крестовника лугового и папоротника, который змеиным языком кличут, - эти травы очищают и вяжут, нет ничего лучше для заживления старых загноившихся ран.
Слава Богу, ходить за этим добром далеко не надо, растет под каждым кустом на лужайках вдоль берегов Меола.
Кадфаэль и Эдмунд тщательно очистили открытую рану тряпицей, смоченной отваром чистеца и буковицы, и, удалив гной, смазали ее бальзамом из тех же трав с добавлением полевого шалфея и алзины. Сверху они наложили чистую льняную повязку и туго перебинтовали рану. Принес Кадфаэль и средство, унимающее боль,- вино, в которое был добавлен сироп, вываренный из травы святого Иоанна, и чуть-чуть макового отвара. Брат Хумилис лежал неподвижно, предоставив целителям делать свое дело.
- Завтра,- пообещал Кадфаэль,- я соберу побольше таких же трав и разотру их в кашицу. Это здорово помогает, получше всяких отваров. Заживет твоя рана. А часто ли с тобой такое происходит, с тех пор как ты был ранен?
- Нет, не часто, но если перетружусь, бывает,- с трудом вымолвил Хумилис посиневшими губами.
- Значит, тебе нельзя переутомляться. А рана твоя уже затягивалась прежде, заживет и на сей раз. Чистец, брат, не зря в народе заживихой прозвали. Теперь отдыхай. Тебе придется полежать здесь денька два-три, пока рана совсем не закроется, а если вздумаешь встать да ходить раньше времени, может опять открыться - тогда хлопот не оберешься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});