Давай останемся чужими (СИ) - Яна Лесик

— Это было так… — неопределенно протянула я, чувствуя, как стало жарко ушам.

И не скажешь же, что подразнить хотела, да и…

— О чем ты думаешь? — хитрый прищур глаз, казалось, видел мои мысли насквозь. А мысли эти были… вынуждающие краснеть еще сильнее.

— Любишь сладкое? — вот куда лезу? Зачем?.. Мне никогда не выйти из этой дуэли победителем. Но невинные вопросы, подтекст которых мы хорошо понимали оба, заставляли сердце биться быстрее, заглушая стук колес поезда.

— Люблю, — глядя в глаза так, что я начала забывать где мы, понизил голос блондин, обволакивая меня им всю. Я и не знала, что можно ощущать человека всем телом, сидя за столом напротив. — Еще один из моих недостатков.

Что можно возбуждаться, просто глядя в глаза, тоже не знала.

— Пойдем отсюда?

Не было никакой интриги. Вопрос-предложение был кристально очевиден и понятен, и мне больше не хотелось в этот вечер играть. Кого-то изображать или чему-то соответствовать.

— Пойдем, — вложила я руку в его протянутую.

Все правильно и естественно. Как там у классиков? Вы хороши, я тоже чертовски хорош… Так зачем нам терять время?

А телефон на беззвучном так и остался лежать в портфельчике без внимания.

Евгений приобнял меня за талию, увлекая за собой, и от этого жеста я ощутила прилив предвкушения. Еще возбуждения, неловкости, азарта… Веду себя совершенно не типично для себя, и от этого всего коктейля эмоций пьянею.

Губы стало покалывать от острой нехватки поцелуев. И плевать, что кругом люди. А и правда плевать — я повернулась к своему случайному попутчику, притягивая и целуя. И еще больше хмелея от своей смелости.

Его короткий ступор, пара секунд кружащего голову поцелуя, и мы оторвались друг от друга, тяжело дыша.

— На дессерт, — по-глупому счастливо улыбаясь, пояснила я на его вопросительный взгляд.

Улыбка вновь сделала его похожим на какого-нибудь антично героя. Как с картинки… такой же обаятельный.

— Ну если только раздраконить… и у тебя хорошо выходит.

О да, я это ощущала. Во время нашего короткого поцелуя Евгений прижал меня плотно к себе, и его «раздраконистость» отчетливо упирало мне в живот.

— Кхм, молодые люди, — послышался сбоку смеющийся женский голос, — не охота вас отвлекать, но вы загораживаете проход.

Я обернулась и встретилась взглядом с Любовью, коллегой нашей проводницы. И только тогда осознание накрыло меня. Как неловко!

Мой блондин отступил к стене прохода, притягивая меня еще плотнее, а я уткнулась лицом ему в грудь. Нет меня.

— Простите, — по веселому голосу, да и по подрагивающему телу у меня под носом, я поняла, что ему вот совсем не стыдно. Весело ему.

— Да чего уж там. Но лучше все же идите к себе… Зачем вам чье-то недовольство, да и зависть?

Я тихо простонала, реагируя на эту шутливую подколку.

Нашла место где лезть целоваться. На входе в вагон-ресторан!

— Спасибо, мы так и планировали, — я скорее почувствовала, чем услышала, что он сказал.

Мы стояли так близко, что я ощущала, как мощно бьется его сердце. И его запах… не парфюма, хорошего кстати, а именно его запах. Непередаваемо вкусный.

— Ну все, она ушла. Можешь оборачиваться, — все так же посмеиваясь, прошептал мне в макушку, — трусишка.

А я вся смущенная лицо подняла, на него глядя. Улыбается нежно, глаза эти искрят весельем… точно блядские. А ты дура, Марго. Полная.

— Может и правда лучше пойдем? — спросил тихо, не разрывая нити наших взглядов, и руки с талии так и не убрал.

Я кивнула, все еще смущено улыбаясь, и потянула его за собой.

Глава 15

Я не буду жалеть об этой поездке и времени с ним. Я это сейчас поняла, вот в этот момент. Скорее всего, он останется для меня принцем, мечтой и теплым воспоминанием. Моим излечением.

Большее? А что? Тащить его в наши с мужем выяснения отношений? Не хотелось… портить все, как и показывать себя настоящую. Преданную, униженную, пустую, без ничего за душой.

Пусть лучше я тоже для него останусь… какой? Взбалмошенной, странной, чокнутой? Неразгаданной. Может нескоро забудет.

Но вот дверь нашего купе, и пора гнать прочь меланхоличные мысли.

Я живая, горю и хочу его. Как и он меня, судя по тому, что прижал к двери, стоило ей только закрыться за нашими спинами.

Этот поцелуй был снова другим. Глубоким, медленным, но чувственным настолько, что подгибались ноги. Его язык ласкал, танцевал с моим, захватывал территорию, а руки! Они были везде, скользя по коже и прижимая меня плотнее к крепкому мужскому телу.

Я и так вся плавилась в его до безумия страстных объятьях, но его упирающий мне в живот стояк сносил крышу вообще напрочь.

Он первый прервал поцелуй и посмотрел мне в глаза. В слабом освещении прикроватных ламп его глаза мерцали словно звезды. И только размеренное покачивание поезда, тихий перестук колес и наши хриплое дыхание…

Все, что происходит в поезде, остается тут…

Я спустила с плеч куртку, а он принялся расстегивать мои джинсы. Все также глядя в глаза.

Когда я потянулась к его футболке, он вновь накрыл мои губы поцелуем. Пришлось ее оставить в покое, пробираясь ладонями под ткань. Его же руки уже спускали с моих бедер скинни вместе с бельем.

Прикосновения к коже обжигали, и стоило его губам спуститься к груди, как из меня вырвался стон.

Он наклонился ниже, освобождая мои ноги от одежды, я же потянула с себя майку с лифчиком, предоставляя доступ его губам.

Его поцелуи оставляли пылающие следы на коже, от прикосновений рук к голым бедрам наоборот разбегались мурашки… А губы спускались ниже, к животу, пупку, лобку… И меня уносило просто в какие-то дали.

То, что я полностью обнажена, а он одет, и жесткий ежик волос на его макушке под моими пальцами, как и его властное разведение моих ног руками… все это заставляло кровь мчаться по венам, кожу гореть, а мне терять связь с реальностью.

— Дессерт.

Голос был хриплым, а его дыхание я ощутила прямо на своих влажных нижних губах. А следом и поцелуй, совсем настоящий, как немногим ранее он целовал меня. Но толь теперь там, внизу, и у меня стали ватными ноги.

— Тсс, — придержал он меня за бедра, а следом и положил мою ногу себе на плечо.

Ужасно развратно, пошло, остро и безумно хорошо.

Меня сотрясало от удовольствия, из горла срывались рванные стоны, а спину обжигал холод двери.

Все вокруг сузилось до одной точки, до его бесстыжего рта, что дарил волны