Парк - Рустам Ибрагимбеков

- Повышенное чувство справедливости.

- Ты в прекрасной форме, Марат. - Он с удовольствием оглядывает меня. Качаешься?

- Еще как...

- Молодец... А на меня противно смотреть, когда раздеваюсь, - мешок дерьма.

- Зато здесь золото, - стучу его по лбу. - Дал бы почитать что-нибудь свое.

- Тебе не понравится.

- Почему?

- Ты же традиционалист.

- Если человек любит Дюма, значит, он традиционалист?

- Если он любит только Дюма, то - да.

- Ну, что делать? - развожу руками. - Пишите лучше, будем любить и вас...

Наконец официант приносит какой-то огромный сверток - заказ Счастливчика. Забрав его, спускаемся на первый этаж, к гардеробу. Остальные уже внизу. Греют мотор и дышат воздухом...

Предусмотрительный Счастливчик поставил машину на другой стороне улицы, чтобы не обращать внимания ГАИ.

Писатель продолжает обнимать меня. Сверток довольно тяжелый. Интересно, что закупил в таком количестве Счастливчик?.. Доходим до осевой линии. Справа возникает машина и несется прямо на нас.

- Что он делает? - испуганно шепчет Писатель и, оставаясь на месте, отпихивает меня назад. Стараюсь не уронить сверток и, только когда машина застывает в нескольких сантиметрах от нас, окончательно понимаю, что пьян. Сверток, чуть было не выпавший из рук, занимает меня больше, чем машина, упершаяся в нас своим буфером. И только вид этой блестящей железки, чудом не переломившей нам ноги, доводит до моего сознания смысл происходящего. Именно в этот момент машина - желтые "Жигули" - дает задний ход, взвизгивая тормозами взвывает мотором и проносится дальше.

Лицо длинноволосого водителя, мелькнувшее в окне, кажется мне знакомым.

- Это она, - говорит Писатель.

- Кто?

- На заднем сиденье. Девушка, которая смотрела на тебя.

Вот теперь мне понятно, что за девушка смотрела на меня в ресторане!

Подбегает Алик с монтировкой в руке. Кричит что-то оскорбительное вслед желтому автомобилю.

-Это шутка, - успокаиваю я его. - Они пошутили...

-- Знакомые, что ли?

- Да, знакомые.

Смотрит на меня недоверчиво.

- Это подлая машина. - Удивительная все же способность у шоферов относиться к автомобилям, как к живым существам, знать их повадки, запоминать номера и приметы. - Несколько таких... Устраивают гонки без тормозов...

- Как без тормозов?

-- Выливают жидкость, чтобы тормоза не действовали, и гоняют на спор... Чьи-то сынки...

Странные, однако, у нее друзья. Где же я видел эту желтую машину? От напряженного усилия ноют виски, но продолжаю рыться в памяти... Ну, конечно же, в день знакомства...

Они столпились на дне карьера вокруг какого-то прибора на треноге, издали похожего на фото- или киноаппарат, а "Жигули" желтели у самой кромки, как бы ведя за ними сверху наблюдение.

Не первая группа студентов проводила в карьере геодезические съемки, и ничего странного не было в том, что она пришла во двор с просьбой дать ей напиться: от жары плавился и капал с крыши кир.

Опорожнив кружку мелкими неторопливыми глотками, она подтвердила, что у них геодезическая практика, и ушла. Всего было сказано несколько слов, но осталось предощущение продолжения - что-то обещающее было в ее спокойном внимательном взгляде и лениво замедленных движениях. Чувство ожидания не проходило все дни, пока продолжалась практика; не прошло оно и когда, забрав свой прибор, студенты ушли с карьера.

Второе ее появление, в последний день, уже под предлогом прощания, и предложение прийти в гости в ближайшее воскресенье или во вторник, как получится, сделанное сразу, без всякой подготовки (в какой-то мере такая поспешность объяснялась тем, что ее ждали у ворот товарищи), пробудили странное чувство- вздрогнула, шевельнулась усталая надежда, как в игре, когда после долгого невезения вдруг неожиданно приходит крупная карта, по, радуясь ей, понимаешь, что именно она и может привести к окончательному проигрышу!

Желтые "Жигули" без тормозной жидкости подтвердили опасения, возникшие при первой стычке с длинноволосой троицей,- кто-то из этих усачей имеет на нее права, причем серьезные. Слишком уж решительно себя ведут...

Счастливчик в ударе, он всегда в ударе когда встречается с

нами. Остановить его невозможно. Выносит из другой комнаты

жмурящуюся от света девочку и, подняв над головой, демонстрирует нам. .

- Видали что-нибудь подобное?! Красавица!

Нежно целует ее и передает матери, которая наблюдает за всем этим с ласковой усмешкой. Чувствуется, что каждое появление Счастливчика в этом доме - праздник. Его здесь любят и балуют...

Вернувшись из спальни, хозяйка задает нам тот же вопрос, что и жена Счастливчика тремя часами раньше, - не желают ли гости чего-нибудь еще в дополнение к тому, что уже на столе. Есть, например, чешское пиво и креветки.

Выражаем бурный восторг. ,

Счастливчик уже наполнил бокалы. Обняв за плечи хозяйку дома, он провозглашает за нее тост. (Вспоминаю, что несколько раз видел ее по телевизору в связи с успешным участием в каком-то международном конкурсе; несмотря на известность, она производит впечатление милого и скромного человека.)

- Я рад, что вы здесь, ребята, - говорит Счастливчик, и она с благоговением внимает каждому его слову. - Мы обязательно должны были приехать сюда сегодня. Здесь, в этом доме, я бываю по-настоящему счастлив. Я хочу, чтобы вы об этом знали. И давайте выпьем за человека, который мне это счастье дарит.

Он поцеловал ее в лоб, прежде чем чокнуться с нами. И могу поклясться, что более счастливого лица, чем у нее в этот момент, я в своей жизни не видел...

Похоже, что сосед специально поджидает меня у ворот. Для вида он возится со своими голубями, но, заметив меня, сразу же оставляет их. Здоровается. Спрашивает, как дела, как работа? Потом, извинившись, переходит к основному разговору. Просит, чтобы я понял его правильно. Предупреждает, что говорит он имени всех соседей, которые любят меня, как сына.

Едва он остановил меня, я уже знал, о чем пойдет разговор. Но послать его к черту не могу: он искренне озабочен моим поведением, ребенком я сидел у него на коленях, и он совершенно трезв сейчас, хотя любит поддать.

Прикидываться дурачком тоже не хочется. Можно, конечно, повести себя так, будто не понимаю, о чем речь. Но надолго меня не хватит.

- Конечно, на вкус и цвет товарища нет, - продолжает он, - но все же не о такой невесте мечтала покойная мать.

Успокаиваю его, как могу, объясняю, что Вика не невеста, а просто знакомая, поживет несколько дней и уедет...

- Смотри - затянет... Привыкнешь, а потом поздно будет. Я уж это знаю сам однажды погорел...

Как он погорел, знает весь двор. И в этом смысле не ему меня учить - к его жене и привыкнуть нельзя. Двадцать лет живут, и все двадцать лет она убеждает соседей, что он по ночам какими-то газами ее травит. Ну, что ему сказать? Изображаю что-то неопределенное, означающее, что принимаю его предостережение к сведению, и иду домой...

Подав ужин, она садится напротив и, упершись подбородком в ладони (пальцы короткие, грубые, с обгрызанными ногтями), преданными глазами следят за тем, как я ем.

Сообщаю о том, что должен после тренировки встретиться с ребятами. Лицо мгновенно преображается - теперь оно полно враждебности. Начинаю оправдываться: нельзя же так обижать ребят, совсем не видимся в последнее время, я из дома не выхожу; в конце концов она сама виновата - испортила с ними отношения... И вообще, все гораздо сложнее, чем она думает.

Напряженно вслушивается в каждое слово. Вцепившись в меня взглядом, ждет продолжения.

- Понимаешь, я рад, что ты приехала, но у меня же свои дела, работа, знакомые...

- Какие знакомые?..

Все остальное пропущено мимо, опасность уловлена именно в этом слове, и только оно ее интересует.

- Ну, разные... Реакция мгновенная:

- У тебя есть девушка?

Ну что ей сказать? Не так уж мне нравится эта девушка, но все же она есть, И жаждет встречи.

- Есть, - конечно, - говорю как о чем-то совершенно пустячном, встречаемся иногда.

- Давно?

- Не помню, точно... С полгода, наверное.

- Красивая?

- Ничего.

- Фотография есть?

- Где-то была... Групповая. Новый год вместе встречали...

- Покажи.

Иду за фотографией.

- Эта? - вглядываясь в сидящих за новогодним столом, сразу находит соперницу.

-Да.

- Красивая... Но глупая... - С отвращением отбрасывает карточку и обиженно отворачивается.

Беру висящую за шкафом рапиру, перекидываю через плечо сумку.

Что бы такое утешительное сказать? Ничего не придумав, предлагаю ей почитать.

Вытаскиваю из шкафа стопку тоненьких книжиц о кинозвездах. Мозжухин, Пат и Паташон, Ната Вачнадзе, Дуглас Фербенкс... Мамины любимцы...

Еще труднее что-либо объяснить другой.

Как всегда, встречает меня после тренировки. Бледное, чуть скуластое уверенное лицо. Умным его не назовешь, но зато красивое.

- Куда ты пропал?