Газета Завтра 43 (1195 2016) - Газета Завтра Газета

Артур ЧИЛИНГАРОВ.

Согласен с тем, что надо более решительно и жёстко отстаивать национальные интересы, в том числе — в Арктической зоне. Однако у нас налажено там достаточно эффективное сотрудничество с другими странами. На которое, кстати, не очень-то повлияли западные санкции. В рамках Арктического совета, куда входят все северные страны, подписаны и реализуются многие важные для нас соглашения. Например, соглашение о сотрудничестве в авиационном и морском поиске и спасении в Арктике. Или соглашение о сотрудничестве в области готовности и реагирования на загрязнение нефтью моря в Арктике от 2013 года. Всего в рамках Арктического совета Россия принимает участие в 80 проектах. И отказ от своих международных обязательств может принести нам больше минусов, чем плюсов. Это будет на руку тем, кто и без того пытается взять нашу страну в кольцо международной изоляции. И наоборот, участие в международных договорах и соглашениях расширяет наши возможности, когда они отвечают интересам России. Приведу конкретный пример. Та же Комиссия ООН признала недавно правомерность нашей заявки на континентальный шельф Охотского моря. Теперь оно фактически стало российским внутренним морем. И те, кто начнёт это оспаривать, выступят уже не против России, а против согласованной и зафиксированной в юридически обязывающем документе позиции всего международного сообщества. Согласитесь, разница существенная.

Настоящий материал подготовлен в рамках реализации проекта "Научно-просветительская программа "Государство Российское: новый этап". При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией "Российский союз ректоров".

В начале трудного пути

В начале трудного пути

Константин Черемных

к наступательной стратегии Русского мира

Чтобы Русский мир динамично развивался, необходимо создать структуры, которые будут целенаправленно восстанавливать национальную идентичность.

Оценить силу оружия можно лишь тогда, когда оно приведено в действие в реальном бою. Точно так же массовое осознание идентичности остро, как озарение, происходит, когда цивилизации бросают вызов, когда за посягательством на часть духовного пространства следует намеренная зачистка смысловых полей на отчуждённой территории, когда своих убивают чужие, в том числе той же крови, веры и языка. Этот вызов нам готовился давно, в него десятилетиями вкладывались средства, он был продолжением той же серии усилий по "ломке менталитета" цивилизаций, как частично осуществлённая Арабская весна на Ближнем Востоке и провалившееся (пока) наступление на Китай под лозунгом pivot on Asia (разворота к Азии), с применением того же стереотипного инструментария.

Ответ, который последовал на этот вызов, не вмещается в рамки обычной политики и не сводится к военной силе. Не вмещается и в то популярное ныне понятие "гибридное оружие", поскольку пропаганда, его ключевой элемент, не шла впереди действий "вежливых людей", крымских депутатов и личного состава Черноморского флота. Все три феномена присоединения Крыма — его бескровность, стремительность, триумфальная общенародность его поддержки — свидетельствуют о том, что "мотором" этого геополитического акта был национальный дух, а не политическое решение. Ни массу крымчан, ни тех офицеров, что давали присягу Украине и перешли на российскую сторону, агитировать не требовалось. Ими, независимо от этнической принадлежности и социального статуса, руководило осознание идентичности: русскость, распрямившись пружиной, преобразовалась в кинетическую энергию действия.

Возвращение Крыма не было первым актом цивилизационного сопротивления — в 2008 году был ответ на югоосетинскую авантюру колониального тбилисского режима, в начале 2012 года было массовое выступление на московской Поклонной горе — мобилизационная "высотная" антитеза патриотов "болоту" либералов. Но только крымский триумф обусловил долгосрочный качественный результат. Присоединение Крыма, а затем активные военно-политические и дипломатические действия России на Ближнем Востоке ускорили течение мировых процессов, оказывая собственное, суверенное русское информационно-психологическое воздействие на всю мировую аудиторию, побуждая другие потенциальные центры силы в мире к субъектным действиям вразрез с попытками униполярного диктата. В то же время возвращение Крыма внесло коррективы не только в чужое, внешнее, но и в наше собственное понимание того, что такое Русский мир.

Русский мир против гомогенности

Несколько лет назад шёл понятийный спор вокруг термина "соотечественник". Одни определяли это слово общественной активностью, другие — языковой принадлежностью, третьи — фактом рождения в СССР, независимо от воспитания, мировоззрения и деятельности. В законодательном поле спор решился в пользу первого варианта: гармония была проверена бюджетной алгеброй.

Однако после возвращения Крыма и переселения в Россию более миллиона украинцев, оставивших за пограничными вышками и таможенными постами своих родственников, прежний бюрократический подход недопустим. Мы не можем делать вид, что нас не касается судьба граждан Украины. Это наша беда и болезнь, беда и болезнь нашего мира. Это наша ответственность — не только бюджетная, но и духовная.

Ведётся полемика о границах идентичности вообще. Требует уточнения и содержание деятельности того ведомства, которое отвечает за поддержку соотечественников — Россотрудничества, как и его структур-партнёров. Если Россотрудничество будет работать по прежнему стереотипу, то его услуги будут адресованы всевозможным "новым латышам", а подлинные представители Русского мира останутся за бортом.

Коллективное осознание идентичности, произошедшее два года назад, не "рассосалось" и остаётся актуальным, а введённые против нас санкции не подвигли русского человека к выбору "холодильника вместо телевизора", как бы того ни хотелось гомогенизаторам. Те же самые недружественные действия западных стран, а на Украине, при их молчаливом согласии, — карательные акции в адрес живых людей, книг, кинофильмов, памятников, топонимов — не дают русскому человеку "раствориться" в бесполюсности, напротив, систематически напоминают о его цивилизационной особости.

Нам не дают забыть о нашей идентичности ежедневно — и через телевизор, и через холодильник. Мы живём в обстановке, никак не способствующей воцарению потребительского сознания. Нам не приходится измышлять и конструировать образ врага — это делают за нас наши оппоненты. В свою очередь, другие сопротивляющиеся цивилизации и те островки Европы, где проявляется сопротивление так называемой "прогрессистской" гомогенизации, вызывают у нас симпатии

С другой стороны, обострённое чувство идентичности формирует общественный запрос в адрес государства. Этот запрос перестаёт быть исключительно социальным, как это бывает в потребительском обществе. Мы хотим от государства не только доли распределённого общественного богатства, но и действий для защиты нашей идентичности. Иначе говоря, возникает запрос не только и не столько на "сильную руку", но и на справедливую волю и на приверженность национальным ценностям.

Определение Русского мира, которое может быть заложено в базовый закон "О защите идентичности", не может ограничиваться ни критерием языка, ни критерием вероисповедания. Русский мир — не сеть и не вертикаль, а сфера с ядром, обладающим свойствами притяжения. К нему могут притягиваться элементы других обществ, и от него могут отторгаться элементы собственного общества.

Критерии этой сферы, во-первых, русскость не как морфологический признак, а как выражение субъектности, то есть я не просто думаю по-русски, а 1) понимаю, что моя страна — не только нация, но и цивилизационный полюс мира, 2) считаю свою цивилизацию самодостаточной, самоценной и имеющей уникальную миссию в мире, 3) признаю, что центр этой цивилизации на данный момент — Москва, а не какие-то иные географические точки, даже если с такими точками связаны реальные или мифические системообразующие смыслы — будь то древний Киев, новый Петербург…

Во-вторых, определение русскости не номинативно, а предикативно: важно не то, как я выгляжу, как позиционируюсь, в какой формальной функции состою и как часто молюсь в храме, а то, что я делаю, и что я сделал, и что сделали мои предки, и что сделают мои потомки для моей цивилизации, моей страны, моего края, моего рода.

В-третьих, воцерковлён я или нет, но у меня есть представление о грехе и добродетели, и, соответственно, моя русскость — ещё и моя ответственность и одновременно свобода. Я отвечаю за свои проступки, но я же свободен предъявлять другим, в том числе вышестоящим в любой формальной иерархии, требования отвечать своему предназначению, статусу и общественной роли.