Стеклянный человек - Светлана Чулкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Дедушка угасал в Рославльской больнице долго и тихо, без жалоб, даже не призывая детей к смертному одру. Дети, все пятеро, появились лишь тогда, когда стало ясно, что дедушка действительно умирает. И он умер, успев поблагодарить детей за сочувствие, и гроб с его телом отвезли домой на дрезине… Говорят, в тот день из орешника возле полустанка слышался долгий и протяжный вой, словно не человеческий, а животный… Думается, это было чудище Криволес, которое тоже оплакивало дедушку.
Память как вино. Требуется многолетняя выдержка, чтобы события наполнились нужным градусом, предоставив нам богатый букет послевкусия. Сколько такого вина хранится в погребах нашей памяти! И у каждого — свой, неповторимый сорт… Также я знаю, что мой Криволес — неповторим. Он — языческое чудище, которое я сама выдумала. Выдумала и никому не рассказывала, даже дедушке, но он и без слов понимал меня. Он и сам вел свою собственную битву со злом, скромный деревенский рыцарь без доспехов. Он выхаживал по своей железке, словно по волшебному коридору, где царили законы, неподвластные Криволесу. У кого-то есть волшебная комната, как в Сталкере Тарковского, у кого-то — неприкасаемая тропинка, как в «Охоте на Динозавров» Брэдбери. Кто-то стучит в бубен или совершает омовение в водах Ганга. У кого-то хватает в сердце собственной веры, а у других она быстро кончается, когда сомнение дает щели в душе, и вера вытекает из нее, сколько бы ты ни ходил в храм.
И разве умирать страшно? Если найден свой, волшебный коридор?
Еще не раскупорены бутылки, не перебродило вино памяти моих детей. И я хочу обязательно при этом присутствовать…
Донна Красота
…Донна оправила розовую, в мелкий цветочек, с аккуратным круглым воротничком, кофту, заново перевязала светлую косынку и запустила руку в белый тряпичный мешочек из-под муки, лежавший у нее на коленках. Загребла горсть ребристых серо-белых, припорошенных белой пылью семечек и принялась за любимое свое занятие. Когда она сплёвывала шелуху, та отлетала вниз, подхваченная воздушным потоком, и тогда в небе появлялся крошечный как игрушка ангел с соломенным веником и с шелестом принимался мести шелуху. Каждый всплеск его веника сопровождался волшебным превращением: не шелуха уже, а черные грачики, свистя крыльями, резко устремлялись, в сторону земли.
Когда строгий, с лицом похожим на мамино, ангел-хранитель прилетел, чтобы вознести Доннну на небо, та попросила: «не оставляй меня без семечек».
«Где они?» спросил Ангел.
«Там, в кладовке, на полке, где крупы лежат. Только не разбей варенье, не обижай».
Ангел пожал плечами и, чуть не натолкнувшись на растущую в комнате березу и обойдя ее, исчез в кладовке. Он долго возился там, пока не вернулся с заветным мешочком.
«Ты бы сметанки совхозной отведал», предложила Донна, то ли из ласковости, то ли пытаясь оттянуть момент прощания с домом. — «А то жалко ведь. Прокиснет».
Ангел снова пожал плечами и подхватил было Донну, но та сказала:
«Погоди. Носки возьми шерстяные. Холодно мне».
«Где же твои туфли, Донна?» спросил ангел.
«Солдаты с крыльца украли. Тут рядом военная часть. Теперь уж они для себя всю картошку выкопают. Некстати я померла. Лучше б к зиме…»
…И вот так, как просилось ее душе — с семечками и парой прошлогодних носков, еще пахнущих овцами, Донна вознеслась на небо.
…Через сорок дней прилетели грачики, сели на дырявую крышу дома, сквозь которую проросла береза, на дырявую крышу в золотых заплатках опавших листьев, погуляли грачики по крыше, постучали серыми ребристыми клювами по старой серой дранке, слетали на кладбище, избегая местных ворон с той же опаской, с какой слабоумная Донна сторонилась людей — а потом улетели в лес, смешавшись с другими птицами. И в тот же самый момент сидевшая на облаке близ Эдема Донна обнаружила, что семечек в ее волшебном мешочке не убавилось, а прибавилось…
«Я туда не пойду», твердо сказала я. — «Как с сумасшедшей разговаривать?»
«Тебе нужен участок или нет?» — Олег насупил брови, но уверенности это ему не прибавило. Он кинул взгляд на нашу белую, уткнувшуюся носом в ольховый ствол «Ниву»: отрываясь на ветру, сережки целыми гроздьями с мягким стуком падали на капот.
«Я не пойду», — снова повторила я, прижав к груди сумку. — «Ты иди, иди».
Олег потоптался на шатком крыльце, а потом открыл дверь и вошел в дом. Дверь спружинила и громко хлопнула, и из дерматиновой дырявой обивки выпал кусок сваленой ваты. От сквозняка шевельнулись на окне занавески, форточка заметалась, и я увидела старую худощавую девицу — в белом деревенском платочке, из-под которого проглядывал русый, рассеченный прямым пробором полумесяц волос. Белые морщинки на загорелом лице, как на старом пергаменте, запечатлели все эмоции, накопленные за долгую жизнь, в которых уже было не разобраться.
Чтобы не торчать под окнами, я вернулась и села в машину. Дверь оставила открытой, закурила. «Здесь так тихо…» — подумала я. — «Прямо на территории лесничества, хорошо…»
…потом услышала: «…Проснись, нас обокрали» и открыла глаза.
«А? Что? Ты уже?»
Олег сел в машину, кинул барсетку на заднее сиденье и нервно завел машину.
Я же говорила — нечего было вязаться с сумасшедшей…
На выезде из лесничества бока машины снова обтирали еловые ветки — такой узкой была дорога. Пока мы валандались с этой чокнутой, одна створка ворот — с табличкой «Фаустово» — успела захлопнуться от ветра, и Олегу пришлось выходить из машины.
Потом он сел обратно, вытащил из кармана сигареты, закурил. Створка ворот опять начала болтаться, грозясь захлопнуться.
«Черт», — Олег выбросил сигарету в окошко и выехал из лесничества.
«В магазин заедем? Я пить хочу», — попросила я.
Олег молча кивнул.
«Донна, блин… Вот попали», — процедил он.
«Донна?» переспросила я.
«Да тетка эта придурочная. Я к ней «бабушка», а она мне — «я Донна, мил человек».
Я хмыкнула. — «Она на бабушку действительно не тянет».
«А кто она по-твоему — дедушка что ли?»
«Она девица. Мне почему-то кажется».
«А мне по барабану. Я уже председателю залог дал».
«А что ты злишься? Кто тебя просил? Нужно было сначала с ней договариваться».
«Кто меня просил, кто меня просил… Ты меня просила».
«Я тебя просила дом в деревне, а не в роще за забором».
«А…»
«Очень информативный вообще разговор получается. Она тебе отказала?»
«Да, да. Отказала. Как не дала, блин. Девица твоя».
Я фыркнула: «Не пошли, а».
«Слушай, не зли, а? У тебя что, женская солидарность?»
«Да никакая не солидарность. Просто ты меня достал со своими блатными подходами».
«Слушай, вот шла бы сама и разговаривала. Эта тетка вела себя прямо как какая-то героиня рыцарского романа. Может, мне еще на колени надо было перед ней упасть?»
Я тихо смеюсь:
«Ну, ты же у нас деловой человек, мог бы и подыграть за такие деньги, которые, правда, не ей достанутся. Слушай, а почему Донна?»
«Прикинь, да? Живет такая себе тетка, сквозь дом береза проросла — ау, ты вообще заметила, что у тебя сквозь дом береза проросла? Да она больная».
«Да тебя и предупреждали».
«Да знаю, знаю. Но это же убойная сила для моего интеллекта. Я ей говорю: давайте мы вас подлечим, что ли. К доктору и все такое. А она мне: «Что? К доктору Фаусту?»
«Ха-ха-ха, — это я смеюсь. — Так и сказала? К доктору Фаусту?»
«Так и сказала. Я понимаю, что у них тут Фаустово. Про это, я понимаю, она в курсе. Но она что, и Гете читала?»
«Да, действительно. Слушай, а правда… А почему Фаустово вообще?»
«А кто его знает. Может, когда-нибудь жил тут какой-нибудь умник-помещик, Гете любил ну ОЧЕНЬ сильно».
«Без комментариев».
«Ну, не Гете же тут жил… И уж точно не Фауст…» — уже как-то неуверенно протянул Олег.
Потом мы долго молчали. Потом подъехали к магазину, купили теплой колы. А потом до самой Москвы снова молчали.
…Олег пощелкал фотиком фаустовскую природу и распечатал картинки для моей бабушки. Та поцокала языком и сказала: «Красота… Какие места! Красота…»
Олег хмыкнул.
Я сурово наморщила носик.
Бабушка у меня вся бледная телом, только ладошки розовые. Бабушка говорит, что это от гипертонии, но у нее правда нежные, гладкие как у девочки руки. Она у меня полная и царственная, и мы купили ей стул с королевской обивкой, большой такой стул, чтобы она вся на нем умещалась. Она мечтает дожить до дачи, поэтому я и ввязалась с Олегом в эту фаустовскую авантюру.
