Римская история - Марцеллин Аммиан

18. При таких условиях даже немногие дома, прежде славные своим серьезным вниманием к наукам, погружены в забавы позорной праздности и в них раздаются песни и громкий звон струн. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора – мастера потешных дел. Библиотеки заперты навечно, как гробницы, и сооружаются гидравлические органы, огромные лиры величиной с телегу, флейты и всякие громоздкие орудия актерского снаряжения.

19. Дошли наконец до такого позора, что, когда не так давно из-за опасности недостатка продовольствия принимались меры для быстрой высылки из города чужестранцев, представители знания и науки, хотя число их было весьма незначительно, были немедленно изгнаны без всяких послаблений, но оставлены были прислужники мимических актрис 47и те, кто выдали себя за таковых на время; остались также три тысячи танцовщиц со своими музыкантами и таким же числом хормейстеров. 20. И в самом деле, куда ни кинешь взор, повсюду увидишь немало женщин с завитыми волосами в таком возрасте, что если бы они вышли замуж, то {38} могли бы по своим годам быть матерями троих детей, а они до отвращения скользят ногами на подмостках в разнообразных фигурах, изображая бесчисленное множество сцен, которые сочинены в театральных пьесах.

21. Нет сомнения в том, что пока Рим был обиталищем всех доблестей, многие знатные люди старались удержать при себе, – как гомеровские лотофаги сладостью своих ягод 48– разными любезностями благородных чужеземцев. 22. А теперь многие в своем надутом чванстве считают низким всякого, кто родился за пределами городских стен за исключением бездетных и холостых: просто невероятно, с какой изобретательностью ухаживают в Риме за людьми бездетными! 23. И так как у них в столице мира свирепствуют болезни, в борьбе с которыми оказывается бессильно всякое врачебное искусство, то придумали спасительное средство: не посещать заболевших друзей, а к прочим предосторожностям прибавилась еще одна, довольно действенная: рабов, которых посылают наведаться о состоянии здоровья пораженных болезнью знакомых, не пускают домой, пока они не очистят тело в бане. Так боятся заразы, даже когда ее видели чужие глаза. 24. Но если их пригласят на свадьбу, где гостям раздают золото49то те же самые люди, соблюдающие такие предосторожности, готовы, даже если и плохо себя чувствуют, скакать хотя бы в Сполетий. 50Таковы нравы знати.

25. Что же касается людей низкого происхождения и бедняков, то одни проводят ночи в харчевнях, другие укрываются за завесами театров, которые впервые ввел Катул 51в свое эдильство52в подражание распущенным нравам. Кампании режутся в кости, втягивая с противным шумом воздух, с треском выпускают его через ноздри, или же – и это самое любимое занятие – с восхода солнца и до вечера, в хорошую погоду и в дождь обсуждают мелкие достоинства и недостатки коней и возниц. 26. Удивительное зрелище представляет собой эта несметная толпа, ожидающая в страстном возбуждении исхода состязания колесниц. При таком образе жизни Рима там не может происходить ничего достойного и важного. Итак, возвращаюсь к моему повествованию. {39}

7.

1. Проявляя все шире и свободнее свой произвол, Цезарь стал невыносим для всех порядочных людей и, не зная удержу, терзал все области Востока, не давая пощады ни царским сановникам, ни городской знати, ни простым людям. 2. Наконец, он приказал в одном общем приговоре казнить всех видных людей антиохийского сената. Пришел же он в ярость из-за того, что на его настойчивые требования установить низкие цены на продукты в неподходящее время, когда грозил недостаток продовольствия, был дан ему более резкий ответ, чем можно было допустить. И они бы все до одного погибли, если бы не воспротивился самым настойчивым образом Гонорат, бывший в ту пору комитом Востока. 3. Очевидным и наглядным свидетельством свирепости Галла было и то, что он находил особенное удовольствие в кровавых зрелищах. Вид шести – семи кулачных бойцов в цирке, когда они, прибегая к запрещенным законом приемам, наносили друг другу удары и обливались кровью, приводил его в такой восторг, как если бы на его долю выпала большая прибыль. 4. И без того уже возбужденную склонность вредить другим разожгла одна женщина низкого происхождения. Она просила о доступе во дворец, была допущена и донесла Галлу, будто против него тайно злоумышляют какие-то совершенно неизвестные солдаты. Констанция торжествовала, словно теперь уже жизнь ее супруга в безопасности; она щедро одарила эту женщину, приказала посадить ее в повозку и вывезти через ворота в город, чтобы тем самым подвигнуть и других на подобные или более важные доносы. 5. Когда Галл вскоре после этого собирался отправиться в Гиераполь, 53чтобы хотя бы для вида присутствовать при походе, антиохийская чернь слезно молила его устранить страх перед голодом, наступление которого ожидали по многим серьезным причинам. Он, однако, не сделал распоряжений, какими государи с их широким кругом власти могут иногда врачевать подобные бедствия, поражающие отдельные местности, и не отдал приказания подвезти провиант из соседних провинций; но указал взволнованной грозным бедствием черни на стоящего рядом с ним консуляра 54Сирии Феофила, настойчиво повторяя, что никто не будет нуждаться в съестных припасах, если на то не будет воли правителя провинции. 6. Эти слова возбудили дерзость черни: когда недостача провианта стала еще чувствительнее, голодная и возбужденная толпа подожгла великолепный дом некоего Евбула, одного из местной знати, и напала на правителя, который как бы был ей выдан императорским суждением. Набросившись на него с кулаками, преследуя пинками и избив до полусмерти, чернь растерзала его на куски. После этой достойной слез кончины всякий видел в этом {40} событии прообраз собственной опасности и боялся такого же конца. 7. Примерно в то же время бывший дукс Серениан, 55по оплошности которого, как я ранее рассказывал 56была опустошена Цельза в Финикии, был совершенно правильно привлечен к ответственности по обвинению в государственной измене. Неизвестно, при помощи каких ухищрений удалось ему добиться оправдания, хотя он был полностью уличен в том, что отправил одного своего приятеля с шапкой, которую носил сам и над которой были произведены колдовства, в прорицалище, чтобы вопросить самым определенным образом, предстоит ли ему обладание прочной верховной властью, как он того желал, и притом надо всей империей. 8. Так, в одни и те же дни произошло два несчастья: погиб жестокой смертью ни в чем не повинный Феофил и достойный всеобщего проклятия Серениан ушел от обвинения оправданным, несмотря на весьма заметный протест общественного мнения.

9. Время от времени об этом доходили вести до Констанция; кое-что знал он из донесений Талассия, который, как это было всем известно, ненавидел Галла. Констанций писал Цезарю ласковые письма, а между тем удалил мало-помалу почти все войска под предлогом опасений, как бы солдаты, всегда склонные в мирное время к бунтам, не подготовили заговор против него. Так он ограничил его дворцовыми схолами и протекторами с скутариями и гентилами. 57А Домициану, бывшему комиту финансов, 58а тогда префекту, он поручил, по прибытии в Сирию, деликатно и вежливо уговорить Галла спешно приехать в Италию, куда он сам уже не раз звал его. 10. Во исполнение этого приказания Домициан поспешил в Антиохию. По прибытии туда он проехал мимо дворца, не оказав внимания Цезарю, к которому ему надлежало явиться, и направился в торжественном шествии в преторий59. Отговариваясь болезнями, он долго не являлся во дворец и не показывался на улицах. Скрываясь у себя в доме, он стремился погубить Галла и к донесениям, которые время от времени посылал императору, делал разные лишние добавления. 11. Когда наконец Галл сам позвал его во дворец, и он был введен в консисторий, то без всяких околичностей сказал ему с легкомысленной неосторожностью: «Поезжай, Цезарь, как тебе приказано, и знай, что если ты станешь медлить, то я тотчас прикажу задержать отпуск сумм как на твое содержание, так и на твой дворец». Сказав только это вызывающим тоном, он гневно вышел вон и не являлся более, несмотря на неоднократные вызовы. Рассердившись на это и усмотрев в этом несправедливую и ничем не вызванную обиду, Галл {41} поручил своим доверенным протекторам держать под стражей префекта. 12. Узнав об этом, Монций, бывший тогда квестором, 60хотя и уклончивый по характеру человек 61но склонный к мягким мерам, в интересах общественного спокойствия созвал на совещание наиболее видных людей из дворцовых схол и мягко обратился к ним, внушая, что это не подходящий и не полезный образ действий а затем уже строгим голосом прибавил, что, если уж на то пошло, безопаснее покушаться на жизнь префекта, предварительно низвергнув статуи Констанция. 13. Узнав об этом, Галл, словно змей, раненный стрелой или камнем, который, чувствуя уже свой конец, старается как только возможно спасти свою жизнь, приказал собрать всех военных людей, и пока они стояли в тревоге, говорил, скрежеща зубами: «Помогите мне, храбрые люди в опасности, которую вы разделяете со мною. 14. С неслыханном дерзостью Монций в своей злобной речи обвиняет нас как бунтовщиков, восставших против величества императора, рассердившись на то, конечно, что я, только для устрашения, приказал отдать под стражу дерзкого префекта, который делает вид, что не знает, чего требует порядок». 15. Солдаты, которые нередко жадно ловят всякий повод к беспорядкам, немедленно напали сначала на жившего неподалеку Монция, слабого и болезненного старика; жесткими веревками связали они его по ногам и, опрокинув навзничь, поволокли бездыханного до самого претория. 16. В том же самом диком возбуждении они сбросили с лестницы Домициана, связали его веревками и бегом потащили их обоих вместе по всему городу. Когда была нарушена связь их суставов, они истоптали их и, как бы насытившись, бросили обезображенные тела убитых в реку. 17. Дошедших до безумия в своем остервенении людей еще более возбуждал некто Луск, куратор города, 62внезапно появившийся здесь: частыми окриками, словно надсмотрщик грузчиков, он подстрекал солдат к завершению того, за что они принялись. За это он и был вскоре сожжен живым.