Замок Тэсдея - Хью Пентикост

У Питера пересохло в горле, он с трудом перевел дыхание.

— А сейчас они снова готовы сорваться с цепи, — развел руками Кремер. — После того раза у парней разгорелся аппетит, и я не смогу их удержать, когда на них снова нападет этот приступ бешенства.

— Даже если бы ты хотел? — усмехнулся Питер.

— Даже если бы я хотел. — Кремер прикурил новую сигарету от окурка первой, который, не затушив, небрежно бросил на пол. — Слушай, отец, отсюда никому не выйти живым, кроме, может, меня. Думаю, я еще смогу добраться до Мексики, а там — к чертям, подальше от Штатов. У остальных ребят сейчас не хватит на это мозгов, они слишком жаждут крови.

— Тогда почему бы тебе не попробовать смыться одному?

— Потому что они тут же ополчатся против меня, — горько протянул Кремер. — Четверо против одного, да вдобавок эта дикая кошка!

— Какая еще кошка?

— Да рыжая! Она целиком на стороне ребят, потому что мне она не подошла. Так что, как видишь, старик, мое положение весьма и весьма шаткое. Они меня пока слушаются, понимая, что я умнее. Но стоит мне выступить против них, и я пропал. Видишь ли, они ненавидят меня, потому что я имею какой-то авторитет. Старик Тэсдей кажется им папой, а папа — враг. Эмили — мамой, а мама — тоже враг. В конце концов, когда они перестанут в них нуждаться, они их растерзают заживо.

— А Линда Грант?

Кремер облизнул губы.

— Девушка для них лакомый кусочек. Джордж Манджер имеет на нее право — прежде всего потому, что это он приволок ее сюда. Но после него они все — слышишь, все! — набросятся на нее и растерзают, потому что она не доставила им удовольствия. — Он засмеялся. — Знаешь, Джордж — странный парень. У него полно каких-то безумных идей. Он хочет, чтобы девушка добровольно отдалась ему, потому он такой неотразимый. Целыми днями болтает с ней и поет ей. Ухаживает по всей форме! Ей ничего не грозит, пока он не поймет, что его чары не действуют. Ну а там наступит час мести, приятель.

— И ты пальцем не пошевелишь, чтобы помешать этому?

— Ниточка, старик! Не забывай, я держу их на тонкой шелковой ниточке. Даже твоя собака может отхватить тебе руку, если ты протянешь руку к ее косточке.

— Как тебе удалось сколотить такую шайку?

— Это долгая история, которая осталась за поворотом, — нахмурившись, произнес Кремер. — Это не имеет значения… или имеет? — Он глубоко затянулся. — Тот, что блондин, Бен Мартин, и Дюк Лонг, такой костлявый и темноволосый, они городские ребята, из Нью-Йорка. Они дружили еще подростками, насколько я понял по обрывкам их рассказов. Отец Бена был грузчиком, а Дюк вообще не знал отца. Его мать жила в двухкомнатной квартирке рядом с Норд-Ривер с десятью ребятишками, у которых могли быть десять разных отцов, как мне представляется. Бен узнал всю технику воровства от своего отца. Говорят, грузчики богатеют на мелких кражах. Мальчишки росли как сорная трава, без всякого надзора и учебы. Они были грозой своего квартала, а по ночам нападали на людей в подземке. У них была одна девушка на двоих — Труди Гаррет, рыжая. Они ночевали в грязных подвалах и на пирсе, вращаясь в своем собственном мирке жестокости и разврата. Какой-то ушлый парень посадил всех троих на иглу, и тогда им пришлось воровать без оглядки, чтобы добывать наркотики. Однажды ночью на пирсе Бен посмел вмешаться в какое-то дельце своего папаши. Отец разъярился и бросился на Бена, и тот, не долго думая, перерезал ему глотку крюком для грузов. После этого дороги назад уже не было, да им и некуда было вернуться. Обоих ожидала только тюрьма. И вот как-то вечером, когда парни и девчонка здорово накачались зельем, они услышали, что где-то неподалеку проходит митинг протеста — молодежь орала против войны во Вьетнаме и рвала свои повестки. Они решили, что тоже будут протестовать. Больше всего кричали о том, что происходит в Сайгоне, и про буддистов. Тогда они пошли куда-то в Бауэри, облили бензином какого-то старого бездельника и заживо сожгли его. — Кремер перевел сверкающие глаза на Питера. — Гадость какая, верно, старик?

— Да, — хрипло проговорил Питер.

— Кто-то заметил рядом с горящим стариком огненно-рыжую голову Труди, так что всей троице пришлось бежать. Им удалось спрятаться в каком-то грузовике, который привез их в Новую Англию. Они вылезли где-то в Коннектикуте, днем прятались, а по ночам воровали. Как я понимаю, они стремились в Канаду. Где-то по дороге они подобрали Джейка Телиски. Это такой здоровенный детина. У него тоже довольно отчаянное прошлое — работал борцом на карнавалах и ярмарках, брался за все, чтобы, благодаря своей силище, заработать бакс. У Джейка только и есть что его мускулы, и для него единственный способ доказать, что он мужчина, — это безоглядная жестокость. Вот он-то и приклеился к Бену, Дюку и девчонке. Думаю, они стали делить на троих и ворованную добычу, и девчонку. Где-то во время скитаний компания наткнулась на Джорджа Манджера. Он немного недоумок, не такой крутой, как остальные, но достаточно тупой, чтобы восхищаться их независимостью и жестокостью. — Кремер внимательно посмотрел на Питера. — А теперь у ребят проблемы, потому что их стало слишком много. Пятерым труднее скрываться, чем одному, согласись. Да и вели они себя опрометчиво — то там, то здесь оставляли в живых свидетелей, которые могли описать хотя бы одного из них. По всей Новой Англии их разыскивает полиция. Однажды ночью с десяток копов загнали их в угол, и именно в этот момент я и появился на сцене.

— Ты тоже бегал? — спросил Питер.

— Да, тоже, — бесцветным голосом сказал Кремер.

Он слез со стола и подошел к кофейнику, который уже остыл. Налил себе немного кофе в кружку Тэсдея и жадно выпил. Криво усмехнулся.

— Эмили готовит такой кофе, что шкура почернеет, — заметил он.

Питер пристально наблюдал за Кремером, который поставил кружку, вернулся к столу и снова уселся на него. Первое впечатление Питера, что этот темноволосый парень обладает стальной волей, которую способен умерять, не обмануло его. Питер наконец нашел для него определение, которое искал, — разборчивый. В Карле Кремере была разборчивость, не соответствующая той картине разнузданной жестокости, которую он описывал. И тем не менее он принадлежал этой шайке и, по-видимому, пока держал ситуацию в руках.

Питер посмотрел на руки Кремера, поглаживающие лежащее у него на коленях ружье. Они были чистыми, с ухоженными ногтями. Рыжая девчонка, такая доступная, его не интересовала, сказал Кремер. Небольшой факт, который отличал его от остальных бандитов.

Кремер засмеялся.

— Ты пытаешься раскусить меня, отец, — прищурился он.

— А ты бы не стал на моем месте?

Кремер убрал улыбку с лица:

— Именно мое желание раскусить людей и привело меня в замок Тэсдея! Замечательное название для этих катакомб, верно? Замок Тэсдея! Всю жизнь старик провел, пытаясь обрести внутреннюю свободу, борясь против конформизма, никого ни о чем не просил, лишь бы его оставили в покое. И в первый же раз, когда он протянул руку помощи, тут же оказался в цепях. Он только хотел быть свободным, и я хочу быть свободным, и наши ребята, и Труди хотят быть свободными — и того же хотите ты, Эмили и девчонка Грант. Мы все хотим свободы. Но в этом-то и заковыка!

— То есть?

— Мы не можем быть свободны от одних и тех же факторов, — сказал Кремер.

— Каждый из нас хочет жить так, как он предпочитает, — возразил Питер.

— И любой ценой, — серьезно сказал Кремер. — Но весь мир не на шутку восстает против того, чтобы мы были свободными, он предпочитает, чтобы мы были одинаковыми, штампованными. Каждый должен походить на другого.

— И ты пустился в бега, чтобы не оказаться загнанным в штампованный стереотип?

— Тебе-то что за дело, почему я в бегах? — зло оскалился Кремер.

— Значит, есть дело, — сказал Питер. — Если ты смог однажды восстать, значит, сможешь сделать это снова.

Кремер кивнул, как будто это утверждение понравилось ему.

— Звучит многозначительно, — сказал он. — Но помни, отец, ты должен заботиться не обо мне. Пока что я еще владею ситуацией, но стоит тебе сделать неверное движение, и я не смогу удержать эту свору, которая вцепится тебе в горло. Ты знаешь, почему я бродяжничал? Потому что мне нравилось выявлять, что движет людьми. Ведь это нравится и тебе, не так ли?

— Я пытаюсь придумать способ спасти свою жизнь, — сказал Питер.

— А я пытался придумать, как сделать свою жизнь жизнью! Одно и то же.

— И что же случилось? — спокойно спросил Питер.

— Я просто стал жадным, — сказал Кремер.

— До денег?

— Ну, не такой уж ты умный, отец, как мне показалось… Нет, я хотел стать богом, — сказал Кремер.

Питер сидел неподвижно, изо всех сил сжимая подлокотники кресла. Стоит у него вырваться одному неверному слову, и Кремер уже не скажет того, что может оказаться очень важным. Кремеру хочется говорить — это несомненно. Возможно, он жаждал оправдаться перед самим собой. Возможно, его совесть невыносимо страдает от того, что уже произошло и еще происходит. Стоит его неловко прервать, и он замолчит.