Доказательства вины - Джим Батчер

— А это плохо?

— Очень часто, — кивнул я. — Вспомни, на что похожи люди в таком возрасте. И десяти секунд не проходит, чтобы они не думали о сексе. Рано или поздно — если кто-то не возьмется за их обучение — они залезут в голову школьной чирлидерши, чтобы добиться свидания. А потом к другим девицам... да и парням, если быть политкорректным. Кому-то другому не нравится терять подружку или что его дочь обрюхатили, и тогда наш парень пытается замазать свои ошибки новой порцией магии.

— Но почему это карается смертью? — не поняла Мёрфи.

— Ну... — Я нахмурился. — Залезать в чужое сознание трудно и опасно. И рано или поздно, меняя других, ты начинаешь меняться сам. Помнишь Микки Малона?

Мёрфи не вздрогнула, но руки ее на мгновение замерли. Микки Малон работал раньше у нее в отделе. Через несколько месяцев после того, как он вышел на пенсию, на него напал злобный, чертовски опасный дух, наложивший на него мучительное заклятие. В результате такого внедрения в психику пожилой, уравновешенный пенсионер превратился в визжащего, совершенно неуправляемого психа. Я сделал для бедолаги все, что мог, но зрелище было страшнее некуда.

— Помню, — тихо произнесла Мёрфи.

— Когда кто-то залезает в чужую голову, это причиняет там кучу повреждений — вроде того, что случилось с Микки Малоном. Но и того, кто это делает, такое действие тоже увечит. И чем сильнее ты искалечен, тем проще тебе калечить других. Не только потому, что тебе вдруг приходится поверить в то, что ты теперь царь и бог всея вселенной. Эти штучки здорово грузят психику, и чем непривычнее для себя приходится поступать человеку, тем больше они его калечат. По большей части все заканчивается вконец уже съехавшей крышей.

Мёрфи поёжилась.

— Как у тех клерков, над которыми поработала Мавра? И ренфилдов?

При этом воспоминании мою руку пронзила вспышка фантомной боли.

— Именно так, — кивнул я.

— А что можно натворить с помощью такой вот магии? — спросила она. Голос ее звучал уже не столь обвиняюще.

— Достаточно. Этот парень заставил с десяток людей покончить с собой. Еще с десяток превратил в убийц. И еще кучу народа, по большей части собственных родственников, сделал своими рабами.

— Господи, — произнесла Мёрфи еще тише. — Ужас какой.

Я кивнул.

— Такова черная магия. Стоит дать ей послабление — и она начинает менять тебя. Уродовать.

— Неужели Совет ничего больше не мог поделать?

— Не мог. Мальчишка зашел слишком далеко. Они ведь все перепробовали раньше. Иногда казалось, что колдун пошел на поправку, но в итоге все равно все кончалось плохо. И это приводило к новым жертвам. Поэтому, если только кто-то из членов Совета не берет колдуна на поруки под личную ответственность, их просто убивают.

С минуту она обдумывала услышанное.

— А ты мог бы? — спросила она. — Взять его на поруки?

Я неловко поерзал на диване.

— В чистой теории... черт его знает. Если бы я верил в то, что его можно еще спасти.

Она поджала губы и уставилась в раковину.

— Мёрф, — произнес я так мягко, как только мог. — Закон не в состоянии справляться с подобными вещами. Таких людей невозможно арестовать или держать в заключении, если только их способности не будут нейтрализованы какой-либо серьезной магией. Если ты попытаешься запереть злобного колдуна в обезьянник ОСР, дело кончится плохо. Хуже, чем тогда, с луп-гару.

— Не может быть, чтобы не нашлось какого-то другого выхода, — настаивала Мёрфи.

— Если собака заболела бешенством, ее уже не спасти, — возразил я. — Все, что можно сделать, — не дать ей перезаражать других. Тут нет способа лучше превентивных мер. Выявлять детей с признаками магических способностей и учить их разумному, доброму, вечному. Только вот беда: мировое население возросло за последний век настолько, что Белый Совет уже не в состоянии отследить всех. Тем более в условиях продолжающейся войны. Нас просто слишком мало.

Она вопросительно склонила голову набок.

— «Нас»? Что-то я не слышала раньше, чтобы ты отождествлял себя с Белым Советом.

Я не нашелся, что ответить, поэтому просто допил свою «колу». Мёрфи прополоскала балахон, отжала, отложила в сторону и взялась за плащ. Она опустила его в воду, нахмурилась и вытащила обратно.

— Глянь-ка, — сказала она. — Кровь исчезла, стоило ей коснуться воды. Сама собой.

— Словно мальчишку и не казнили. Круто, — негромко произнес я.

Мёрфи внимательно посмотрела на меня.

— Может, так это видится простым людям, когда они наблюдают копов за какой-нибудь малопривлекательной работой. Очень часто они просто не понимают, что происходит. Видят то, что им не нравится, и это их огорчает — а все потому, что не знают всего, сами с этой проблемой не сталкивались и не представляют, насколько страшнее может быть любая альтернатива.

— Возможно, — согласился я.

— Фигня выходит.

— Уж извини.

Она едва заметно улыбнулась и тут же снова посерьезнела, когда пересекла комнату и села рядом со мной.

— Ты правда считаешь, что у них не было другого выхода?

Видит Бог, я кивнул искренне.

— И потому Совет так прижимал тебя? Из-за того, что считал готовым переродиться в колдуна?

— Угу. Все так, только ты заблуждаешься, говоря об этом в прошедшем времени. — Я опустил голову, прикусив на пару секунд губу. — Мёрф, это как раз из тех случаев, в которые копы не должны вмешиваться. Я предупреждал тебя, что такие ситуации возможны. Мне случившееся нравится не более твоего. Но прошу тебя, не лезь в это дело. Это никому не поможет.

— Но я не могу игнорировать труп.

— Не будет трупа.

Она тряхнула головой и некоторое время смотрела на свою «колу».

— Ладно, — выдохнула она наконец. — Но если труп вдруг найдется или объявятся свидетели убийства, у меня просто выбора не останется.

— Понимаю. — Я огляделся по сторонам, словно в поисках другой темы разговора. — Ладно. Если верить до обидного скупой информации от Привратника, в Чикаго снова имеют место случаи черной магии.

— Что еще за привратник?

— Чародей. Довольно загадочный тип.

— Ты ему веришь?

— Угу, — кивнул я. — Значит, нам нужно следить за убийствами, необычными происшествиями и всем таким. Как обычно.

— Идет, — отозвалась она. — Буду обращать особое внимание на трупы, извращенцев и монстров.

Дверь спальни распахнулась, и в гостиную шагнул мой сводный брат Томас, свежий после душа, благоухающий одеколоном. Роста в нем примерно шесть футов, и сложен он как модель с обложки спортивного журнала — мускулист, но без избыточной рельефности культуриста. Одежду его составляли черные брюки и черные же ботинки; светло-голубая футболка была небрежно перекинута через плечо.