Зина Портнова - Василий Смирнов

- Моя двоюродная сестренка! - отрекомендовал Зину Володя.

- Теперь все собрались. Начинай! - раздались голоса.

И Зина поняла, что все дожидались ее.

Из ниши, в углу, под застрехой, заложенной досками, Володя достал небольшой самодельный приемник. Выставил в щель зашторенного окошка небольшой стержень-антенну и включил приемник. Ребята подвинулись ближе, жадно вслушиваясь в раздававшийся треск и шум. Звук появился не сразу. Володя осторожно крутил рычажки.

- Сейчас, - взволнованно прошептал он, слабо уловив на одной волне русскую речь.

И тут произошло чудо. Вдруг ясно и отчетливо Зина услышала:

- "Говорит Ленинград!.. Говорит Ленинград!.. - Последовала небольшая пауза. И тот же мелодичный женский голос продолжал: - Рабочие и работницы Нарвской заставы города Ленина... - (Сердце у Зины забилось так сильно, что стало трудно дышать.), - отвечают труженикам Красной Пресни славной столицы нашего государства Москвы. Мы выстоим, товарищи москвичи! Враг не возьмет нас ни бомбами, ни блокадой! Ленинград борется..."

Все слушали затаив дыхание, а у Зины от волнения пробегала дрожь по телу, горели щеки - ее родной Ленинград живет и борется! Она, прикрыв глаза, мысленно видела Нарвскую заставу, знакомые родные места, где она выросла, где остались мама и папа.

Когда передача прервалась, ребята заговорили не сразу.

- Искали Москву, а нашли Ленинград! - произнес Володя, словно извиняясь перед ребятами.

- И очень хорошо! - горячо отозвалась Зина и тихо добавила: - Спасибо тебе, Володя. Значит, неправда, что немцы взяли Ленинград.

- Вот бы переписать и расклеить это сообщение, - заметил кто-то из ребят.

- А что, надо это дело наладить, - предложил Евгений и посмотрел на Володю.

Но тот, деловито свертывая провод, словно не расслышал.

А ровно через неделю на немецких плакатах, расклеенных в поселке, появились слова: "Смерть Гитлеру! Да здравствует Советская власть!"

- Очевидно, партизаны действуют, - высказал предположение дядя Ваня.

У Зины заблестели глаза:

- Партизаны!.. Кто же эти смельчаки? Хоть бы одним глазом взглянуть.

Но дядя Ваня ошибался. Авторами этих надписей были Володя и Евгений Езовитовы.

Глава шестая

Уже стояла зрелая осень.

Желтели листья на березах, в багрянце были клены, а трава на луговине темнела, теряя свою зеленую окраску, покрывалась после ночных заморозков белым инеем. Надвигались зимние холода.

- Да-а... Жизнь становится день ото дня суровей... - вздыхал дядя Ваня. - Ходим разутые, раздетые. Ничего теплого с собой не захватили, ни обуви, ни одежды.

- Кто же мог подумать, что застрянем в деревне... - жалобно вторила тетя Ира.

И невольно при этом разговоре Зина вспоминала, как права была мама, когда настаивала, чтобы дочери захватили в деревню хотя бы теплые свитеры.

- Возьми. Вечера могут быть холодные, - уговаривала она Зину.

- Зачем? - удивлялась Зина. - Мы с Галькой закаленные, физкультурницы. Не замерзнем.

Мама все же настояла на своем... Как теперь Зина была благодарна ей.

Тетя Ира принялась разбирать разные тряпки, хранившиеся в летней горенке.

- Из этих лоскутов можно выкроить Гальке платье... - обещала племяннице тетя Ира. - А из старой кофты, пожалуй, Нестерке рубашку сошью.

Нашлись лоскуты и для платьев Любочке.

На помощь ленинградцам пришли деревенские родственники. Мать Ильи принесла им черную железнодорожную шинельку. Зина примерила ее, шинель показалась неуклюжей, жесткой и длинной. Но в шинельке было гораздо теплее ходить, чем в легоньком летнем плаще.

После того как дядя Ваня, обследовав в кладовке все продовольственные запасы бабушки, сообщил тете Ире и Зине: "Скоро последние остатки муки съедим", ленинградцы перешли на полуголодный паек.

- Что же делать? - растерянно спрашивала тетя Ира. - Неужели по миру придется ходить?

А через несколько дней подавленный и мрачный дядя Ваня объявил:

- Устраиваюсь на работу... кладовщиком в продовольственный склад. Там паек дают.

- К немцам?! - одновременно спросили тетя Ира и Зина.

Дядя Ваня с укоризной взглянул на них:

- Но что же делать? Выхода иного нет. Как иначе жить, объясните! Вздыхать, охать, плакать и помирать с голоду - не выход. Да... придется работать. Ты, Ирина, тоже подумай об устройстве...

- Идти помогать немцам убивать наших людей?! - загорелась гневом тетя Ира. - Мне? Жене коммуниста? Как я потом мужу в глаза буду смотреть?.. - И она разрыдалась.

Дядя Ваня, продолжая держать в зубах давно потухшую цигарку, с жалостью глядел на сестру...

Поступив на работу, дядя Ваня больше общался с людьми и приносил домой слухи о долах на фронте.

Теперь у него не было прежних радужных надежд, что к весне война обязательно кончится.

- Конец войны не близок... - сказал как-то он. - Гитлеровцев не скоро осилишь. Не на жизнь, а на смерть война идет. Или мы их, или они нас...

Однажды он пришел с работы поздно, уже в сумерках, и не один. Привел с собой бородатого человека в ватнике, кирзовых сапогах, с приметной седой прядкой в смоляных волосах.

- Мой друг... - кратко представил он гостя тете Ире и навестившей их Солнышку.

Бабушка, очевидно, хорошо знала гостя.

- Где же ты, Михаил Иванович, теперь обретаешься-то? - поинтересовалась она.

- В лесу... - просто ответил гость, заставив ребят сразу навострить уши.

Дядя Ваня прервал дальнейшие бабушкины расспросы. Сразу же после ужина увел гостя на сеновал. Немного погодя он пришел за Солнышком, которая в этот вечер оставалась у бабушки ночевать.

- Нужно нам с тобой поговорить, - объяснил он и кратко бросил: - Ирина, ты тоже нужна.

Когда они вернулись в избу, Зина не слышала - спала, а когда проснулась, Михаила Ивановича в доме уже не было.

Наступила годовщина Великого Октября. По совету дяди Вани вся семья принарядилась во все лучшее.

Зина вплела в свои косички красные ленточки. На голове у Гальки тоже появился красный бант.

За обедом дядя Ваня поставил на стол бутылку, заткнутую самодельной пробкой. У кого-то достал самогонки.

- За будущую нашу победу! - негромко произнес он, подняв стаканчик.

Вскоре к бабушке заглянула и Солнышко. Пришла она в своей будничной одежде и сразу встретила осуждающий взгляд дяди Вани.

- Хотя бы для праздника принарядилась.

- Я в душе праздник отмечаю... - ответила она. - У нас праздник уже с раннего утра начался: в поселке нашли расклеенные на заборах советские листовки. - И пояснила: - Рукописные... Полицаи обыск производили, допрашивали.

- О чем? - встревожился дядя Ваня.

- Все о том же... Как оказалась в Оболи? Откуда приехала?

- Вот что, надо вам с Ириной без промедления устраиваться на работу, сказал дядя Ваня.

- Я уже об этом думала. У нас рядом с бывшим торфяным заводом открывают столовую для офицерского состава - курсанты, что ли, какие-то приехать должны. Уже и мебель завезли. Надо попытаться устроиться туда официантками. Дадут ли только справки в комендатуре?

- Постарайтесь получить эти справки. Сейчас очень важно, чтобы вы сумели туда устроиться, - сказал дядя Ваня и, как показалось Зине, как-то многозначительно посмотрел на Солнышко.

Зину удивило, что, побывав через несколько дней в комендатуре, тетя Ира и Солнышко явились оттуда домой в хорошем настроении.

- Начальника полиции не было на месте. Принимал его заместитель, сообщила тетя Ира.

- Сразу стал за нами ухаживать... - засмеялась Солнышко.

- Ну, справки получили? - нетерпеливо перебил дядя Ваня.

- Мы, да не получим... Вот... - И Солнышко показала дяде Ване две справки с круглыми печатями.

- О чем же вас спрашивал?

- О прежней нашей жизни... Так, отделались общими словами.

- Повезло вам!.. - обрадовался дядя Ваня. - Сам начальник полиции, находись он на месте, всю душу из вас бы вытряс. Знаю по своему опыту. Дотошный и злобный.

Столовая открылась в конце ноября.

В первый же день, вернувшись домой с работы, тетя Ира пожаловалась:

- Требуют, чтобы я поселилась в бараке, рядом со столовой, как и Солнышко, - была бы на глазах у начальства.

Выслушав, дядя Ваня сказал:

- Что поделаешь, придется согласиться.

На семейном совете было решено, что вместе с сыновьями, Зиной и Галькой тетя Ира переберется в поселок торфяного завода. С бабушкой останутся дядя Ваня и Любаша.

Зина не возражала. Она как-то безразлично отнеслась к переселению. Ей было все равно где жить, раз они не дома, в Ленинграде.

Для Зины с Галей нашлась в бараке небольшая комнатка, низкая, мрачная, с одним окном, выходившим на пустырь, но теплая, если протопить печку в общем коридоре, что стало обязанностью Зины и ребят. Тетя Ира с сыновьями поселилась в комнате рядом.

Лучшую комнату в бараке занимала немка-переводчица, служившая в комендатуре.

Зине она не понравилась. Толстая, рыжеволосая, глядевшая на всех застывшим, стеклянным взором. В разговор она с жильцами не вступала, хотя русский язык знала неплохо.