Скверная жизнь дракона. Книга вторая (СИ) - Костенко Александр

В номер я вернулся поздним вечером в компании заметно похудевшего кошелька. Когда начинаешь готовиться к долгой поездке, то стараешься учесть всё. А сейчас ещё и про Лину нужно было помнить. Но вроде немного накупил, а главное, что всё компактное и точно влезет в два рюкзака.

Поужинав — я забрал свои вещи у трактирщика. Завтрак было решено взять с собой по утру сухомяткой: хлебцами, сухофруктами и кусочком вяленого мяса. А после пришлось потратить целый час, чтобы все сложить в два рюкзака.

И вот, засыпая под мелодичное потрескивание поленьев в камине, я поймал себя на мысли, что если утром Лина всё ещё будет без сознания, то у меня появится много новых хлопот. Как минимум надо будет найти того, кто дотащит на себе эльфийку до торговцев и посадит её в повозку. Ибо мне нельзя к ней прикасаться. По крайней мере до тех пор, пока её животная основа не раскроется.

А вдруг Лина за две недели пути не окрепнет и до деревни придётся тащить её на себе? Надеюсь, удача улыбнётся и убережёт меня от этой скверной участи.

Глава 4

Я не мог пошевелить озябшим телом. Скрюченные пальцы рук застыли в приступе боли, а судороги, сковавшие горло, не позволяли открыть рот. Нарастающий гул в голове давил на мозг с такой силой, что, казалось, череп не выдержит нагрузки и взорвётся. Ноги, не чувствуя под собой опоры, беспомощно болтались в воздухе.

Огромная змея сильнее сжала свои кольца, обившись вокруг моей груди — звуками костяного ксилофона из неё вылетел хруст ломаемых рёбер. Воздух из лёгких, не зная другого пути, ударил о закупоренные судорогой голосовые связки, разорвав в ошмётки столь ничтожную преграду. От боли нервная система взвыла сиреной, а голова запрокинулась так сильно и быстро, что в шее раздался треск. Рот открылся в беззвучной попытке издать хоть один-единственный звук — но вместо этого вылетели лишь брызги алой крови. Глаза горели, словно в них воткнули тысячу раскалённых игл.

В моей окровавленной, разорванной глотке что-то зашевелилось. Каждое движение отдавалось по сознанию ударом плети. Желудок скрутило. Из моего рта нескончаемым потоком хлынули орды чёрных, замазанных кровью пауков и каждый шаг их волосатых лапок отрывал от моей плоти по кусочку.

Змея наклонила голову — в её глазах читался голод. Она смотрела на мои мучения как на ту часть приготовления еды, где её фаршируют. Из открытой пасти несло смрадом, а с каждого зуба, в несколько рядов покрывших обезображенные челюсти, капал яд. Змея раскрыла пасть шире и выдохнула едкое, зелёное облако.

Моя кожа оплавилась и стекла вниз густой, тягучей жижей. Затуманенное от боли сознание получило новую порцию сигналов от нервных окончаний. Остатки не оплавившихся мышц свело судорогой. Глаза змеи заблестели.

Мгновенное напряжения её тела, и моё было сложено как прочитанная книга…

Я вскочил с кровати.

Холодная испарина покрывала лоб, а влажная от пота рубаха прилипла к спине. С каждым вздохом от сбитого дыхания меня то сгибало, то разгибало. Сердце билось в груди подобно мечущейся по тесной клетке бешенной собаке. Взгляд лихорадя скользил по комнате, погружённой в ночной мрак.

Когда сознание прекратило выискивать в тёмной комнате врагов и искать пути к спасению, а разум успокоился — в окна уже пробивались первые лучи восходящего солнца. Ложиться обратно было бессмысленно, да и уснуть всё равно не получится. Я оделся и направился на улицу.

В передней комнате на кровати мирно посапывала эльфийка. Её обнажённая спина выглядывала из-под одеяла, выставляя животную шерсть. Не знаю почему, но она притягивала к себе магнитом: хотелось провести по ней руками, забуриться в неё пальцами и наслаждаться густым мехом. Но я всегда останавливался — это опасно. Пока не раскроется животная основа эльфийки, скверна в моём теле уж точно навредит ей. Лучше вообще к Лине не прикасаться. Или же используя защитные перчатки.

Два месяца назад на её шерсти проступили тонкие, едва различаемые полосы зелёного цвета. А вместе с ними и её здоровье немного улучшилось: теперь она могла пройти от колодца до дома, не шатаясь и не делая пауз, чтобы отдышаться. А вот по первой, когда мы зимой прибыли в деревню, Лина практически не выходила за пределы участка — она тогда ничего тяжелее ложки поднять не могла. Но с каждой съеденной порцией пищи и твороженной бурды ей постепенно становилось лучше. В начале весны она уже не спеша, маленькими шажками и опираясь на трость прогуливалась по деревне, а в конце весны можно было заметить короткие заострённые уши равнинной эльфийки, изредка показывавшиеся над кустами в палисаднике: по моей просьбе она старалась вырастить там цветы. Если вспомнить, то в начале лета она уже могла самостоятельно натаскать дров из поленницы в баню. Но даже так, полосы на её шерсти всё равно слишком медленно проявлялись. Не говоря о раскрытии основы. Оставалось лишь надеется, что её тело готово к увеличенной порции маны — иначе ждать ещё очень и очень долго.

Едва заметно улыбнувшись — я вышел через веранду на крыльцо дома. На улице медленно светало. В конце лета, когда полуденного зноя уже нет, утренний воздух наполняется живительной прохладой. Она успокаивала мой воспалённый разум, приводя его в равновесие после кошмара.

Где-то в деревне загорланил петух, испугавшись восходящего солнца. К нему присоединились другие пернатые, а несколько собак поддержали их лаем. Живность деревни Вен постепенно пробуждалась, а значит и селянам пора встать с нагретых кроватей: их ждала каждодневная борьба за жизнь.

— Хозяин?

Тихий голос вытащил меня из раздумий. Лина удивлённо смотрела на своего хозяина — последнее время я просыпался только к завтраку. И то, если разбудить. Сказывалась давящая на тело и разум усталость, накопившаяся за весну и первые месяцы лета. Только сейчас появилось свободное время.

— Утро. Всё хорошо. Умывайся и делай завтрак.

Покончив с едой, мы сидели на веранде и пили чай. Лине он нравился. Деревенские готовили его из лесных трав и полевых цветов: терпкий, душистый, с приятной горечью.

— Вы сегодня в город, хозяин?

— Как и планировал. Надо заказ забрать. Скоро выйду, но вернусь к вечеру — дорога неблизкая, а добираться пешком.

— У вас специи кончаются, хозяин, — перечисляла эльфийка. Её глаза метались то влево, то вправо, будто скользили по невидимому списку. — Соли почти не осталось. Вино ещё есть, хозяин, но немного. Вяленого мя…

— Господин ящур! Утро доброе! — звонкий голос, раздавшийся рядом с калиткой, принадлежал сыну деревенского старосты. Парнишка лет двадцати, что постоянно бегает по деревне и из деревни в город по поручениям отца, махал рукой и широко улыбался.

— Было бы, если б меня так не называли, — я спустился с крыльца и вышел во двор.

Лунная призма, дай мне сил терпеть этого «ящура».

— А как? Вы ж того, магию понимаете, заклинания там знаете, грамоте разной обучены. Батька говорит, что с домом этим помогли. Кто ж вы тогда, если не господин?

— Хрен с тобой Ренс, проходи. Чай будешь? — сзади меня раздались лёгкие шаги.

— С удовольствием, господин ящур. Спаси… — Ренс запнулся, а кончики его ушей покраснели. — Да мне ж ещё по деревне надо бежать. Там батька спрашивает: вы с нами в город не хотите поехать?

— Вы тоже?

— Мы тоже! Вчера заказ на свинью пришёл. Вот, повезём. Батька говорит, что с вами спокойней будет. Вам, может, того, что купить надо в городе? Так мы и тут поможем. Вы, того… это… Лину берите. Ну… батька в ратушу пойдёт, вы по своим делам, а я, как управлюсь, так её и проведу по магазинам. Куда надо — туда и отведу!

— Через сколько едете?

— Через час. Всё соберём да поедем.

— Передай старосте, что я приду.

— Вот и хорошо! Обязательно приходите… оба… Места в телеге всем хватит! — неумело скрывая радость, рыжеволосый парень стремглав помчался дальше по деревне.

Я развернулся. На крыльце стояла Лина. Поддавшись любопытству, она вышла с веранды и своим видом смутила Ренса. Заметив мой взгляд, эльфийка стыдливо посмотрела вниз. Но сразу же оторвалась от созерцания половиц и побежала собираться услышав, что мы оба едем в город: следовало ещё раз проверить запасы и составить список покупок.