Будущее упадка. Англо-американская культура на пределе своих возможностей - Jed Esty

никак не может определиться между полюсами благодушного оптимизма и серьезной тревоги. Его основные противоречия можно списать на простое разнообразие мнений - здоровые дебаты между экспертами разных взглядов. Но при этом упускается главная истина. Деклинизм в целом порождает для элитной читательской аудитории парализующую головоломку. Он раскалывает политические умы и широкую общественность между реакцией на катастрофу и бездействием. Даже спустя пятьдесят лет он все еще отвлекает читателей от медленного американского затмения, потому что ни медиа-дискурс - либеральный или консервативный - ни национальное эго не хотят отказываться от места ведущей нации. У американских лидеров до сих пор нет путеводной нити, которая помогла бы гражданам смириться с медленным уходом Америки из числа ведущих стран. Но Великая деэкскрементализация уже начинается.

 

Тезис 2: Судьба американского капитализма не является судьбой глобального капитализма.

 

Капитализм перешел и реорганизовался после власти Британии; возможно, он перейдет и после власти Америки. Фредрик Джеймсон вывел полезную формулу для эпохи климатических катастроф: "Легче представить себе конец света, чем конец капитализма" (76). Точно так же легче представить конец господства США, чем конец капитализма. Тем не менее некоторые наблюдатели считают, что капитализм уже достиг своего экологического предела или что наступила "эпоха секулярной стагнации" (Саммерс). Вопрос о том, будет ли следующая стадия капитализма поддерживать подлинный рост благосостояния и производительности, остается открытым. Выразительная концепция Джованни Арриги "Осень системы" описывает конец цикла накопления, возглавляемого США. Такое завершение влечет за собой множество потенциальных кризисов для капитализма в целом, поскольку глобальная торговля, кредитные рынки и валютные соглашения вступают в период неопределенности. Тем не менее, многополярный мир или гегемон из азиатской группы могут вновь укрепить капиталистическую систему и положить начало новому циклу накопления. Есть возможности для роста, если энергетический переход откажется от ископаемого топлива. В конце концов, капитализация все еще радикально неравномерна и во многом не завершена. Большая часть глобального Юга еще не индустриализирована и не вовлечена в массовые потребительские привычки глобального Севера.

Судьбы американского национального государства и капитализма в целом сегодня не так тесно переплетены, как раньше. Первостепенная роль Америки в мировой экономике с 1945 по 1975 год был историческим исключением, закрепленным в качестве культурной нормы. Но в 2020-х годах и исключение, и норма разрушаются. Прежде чем мы сможем проанализировать культуру упадка (с 1975 года по настоящее время), прежде чем мы сможем увидеть культуру, которая придет после упадка (2030 год и далее), мы должны отделить основное состояние Америки как от местных факторов, так и от более широкого контекста. К местным факторам относятся колебания делового цикла. Начиная с 1970 года американские фондовые рынки то взлетали, то падали вдоль линии тренда относительного экономического спада. Если отвлечься немного назад, то большинство экономистов полагаются на столетний период роста стоимости американских акций, как будто это постоянное состояние почвы, выходящее за рамки истории. Лишь немногие заглядывают достаточно далеко назад, чтобы рассмотреть предельные точки, установленные изменением климата и перемещением капиталистической энергии в Азию.

Американцы давно хотят верить, что упадок их страны обратим. Конечно, возможно, что крупные прорывы в области биотехнологий или чистой энергии приведут к росту производительности, рентабельности и реальной заработной платы, что положит начало реэкспансии американского капитализма. Такое событие позволило бы преодолеть застой светской стагнации. Однако серьезная корректировка совокупного спроса на национальном или глобальном уровне тоже не помешает. Как отмечает Радхика Десаи, избыточные промышленные мощности - это только половина проблемы. Вторая половина - это хроническая слабость "совокупного спроса" (152). Десаи имеет в виду проблему низкого благосостояния, низкой заработной платы и высокой задолженности среди неэлитных классов в США и неэлитных стран Глобального Юга. Это два потенциальных двигателя совокупного спроса, которые не были полностью включены в глобальную экономику. Потенциальный переход к неокейнсианской экономике при Байдене может оживить экономику США. Расширение покупательской способности десятков миллионов людей на Глобальном Юге - через списание долгов и повышение зарплат - вероятно, подстегнет глобальную экономику. В любом случае судьба капитализма в ближайшие пятьдесят лет будет все меньше и меньше зависеть от абсолютного здоровья американских рынков.

 

Тезис 3: Глобальный успех приводит к культурному и политическому застою в верхушечных странах.

 

Сверхдержавы в конечном итоге терпят крах в процессе непрерывной модернизации своих социальных, экономических и политических систем. Следствие: Бывшие сверхдержавы подвержены аналогичному риску. Как для Британии в XIX веке, так и для Америки в XX, опыт пика могущества объединил официальную государственную политику и неофициальную национальную культуру вокруг миссии замораживания истории. Неудивительно, что гегемоны стремятся удержать свое преимущество и продлить свое пребывание на вершине мировой системы. Этот фундаментально-консервативный импульс в конечном итоге также препятствует прогрессу демократии и внутренней политики. Он изживает имперскую власть в виде ностальгии по сверхдержавам. Именно этим объясняется дрейф вправо политики Великобритании и США в эпоху упадка - не говоря уже о дрейфе вправо российской политики после распада СССР. Все три ялтинские державы 1945 года когда-то были мегагосударствами - отсюда и U в их названиях означает напряженный союз разрозненных частей. Все три страны боролись с демократическим загниванием и авторитарным популизмом на спаде. Говоря словами Джона Ле Карре: "Любая власть развращает. Потеря власти развращает еще больше" (317). Война Путина на Украине в 2022 году лишь усиливает основной смысл эпохи Трампа и Брексита: нисходящая мобильность наций, связанная с нисходящей мобильностью ранее привилегированных каст и классов, порождает высокую степень политического насилия и нестабильности.

Чтобы понять политическую нестабильность на спаде, мы можем опираться на работу, проделанную в Великобритании историками Томом Нэрном и Перри Андерсоном. Я думаю о них как о "первых ответчиках" на полный кризис британского капитализма после империи. Их целью было оценить упрямо консервативные рамки британской культуры и политики, несмотря на трансформации послевоенного государства всеобщего благосостояния. Их выводы - так называемые тезисы Нейрна-Андерсона - привели к множеству выводов, которые сегодня с жалом звучат в современных США. Они утверждали, что заморская империя дала британским правящим классам возможность получить социальную власть в аренду на длительный срок. С некоторыми поправками мы можем перенести их модель с правящих классов викторианской империи на технократические элиты Америки времен холодной войны.

Проблема, которая волновала Нэрна и Андерсона пятьдесят лет назад, - это проблема, стоящая перед США сейчас: как восстановить современную политическую культуру вместо того, чтобы гнаться за утраченным величием. Разочарованный провалом Андерсон назвал Великобританию "исторически заторможенной", когда общество отходит от своих традиционных иерархий. Его анализ пятидесятилетней давности, проведенный британскими левыми, перекликается с основными идеями Росса Дутата, рассуждающего в Америке 2020-х годов