Послушание змеи - Xxcoy

– Здесь полно людей, которые с удовольствием перережут тебе за это глотку. Никому, кроме Бинка, не показывай цепочку. Если кто-нибудь тебя схватит, пытайся хотя бы бороться или просто беги так быстро, как только можешь. Она стоит как минимум сотню. Не соглашайся на меньшее.

Я проглотил ком в горле, ведь такую кучу денег мне еще никогда не доводилось видеть. Мне стало ясно, что в сравнении с этим моя собственная жизнь для тех парней снаружи была сущим пустяком. Стараясь не показать испуга, я вышел. Цепочку я просто повесил себе на шею, застегнув куртку до горла и нацепив огромный шейный платок.

Страясь быть как можно менее заметным и сжимая под плащом рукоять своего кинжальчика, я прошел по оживленной улице и свернул в переулок. Как и вчера, там было темно, пусто и неприветливо. Беспокоящая, почти что звенящая тишина висела в воздухе, а тени образовывали темные логова, в которых могло притаиться Бог знает что. Я уже запоздало пожалел, что дал волю языку.

Хотя ноги мешкали, пришлось заставить их идти быстрым шагом, ведь я не хотел показать ни себе, ни кому-либо еще своей слабости. Старясь смотреть прямо перед собой, я через минуту увидал спасительную дверь и, подойдя, перевел дух. Может, он просто хотел нагнать на меня немножко страху. Я постучался. Сначала ничего не произошло, но спустя немного послышались приближающиеся неторопливые шаги.

Фигура типа, оворившего дверь, была приземистой и жирной, обрюзгшее лицо с ноздреватой кожей напоминало свиную морду. Однако даже свинья была в данном случае привлекательней. Маленькие злобные глазки оглядели меня с любопытством и недоверием.

– Ты кто и чего тебе нужно?

– Я Вам хочу продать кое-что.

– Например? – он не верил ни единому слову.

– Что-то, что я не стану показывать Вам на улице.

Казалось, он раздумывает, не врезать ли мне как бродячему псу, однако любопытство победило.

Он втянул меня за собой в темную комнату, что служила приемной, и заботливо запер дверь. Потом обернулся и теплый смрад  из его рта ударил в ноздри, когда он подошел поближе, сказав: „Дай поглядеть“.

С некоторой неуверенностью я вытащил цепочку, и его жирные пальцы тут же попытались с жадностью сцапать ее. Я, не будь глуп, быстро отошел на шаг назад, он глядел разочарованно.

– Откуда она у тебя? – его глаза недобро блеснули. Я смекнул, что Гарретту повредило бы, если весь квартал узнает о его ранении, ведь наверняка были те, кто ждали этого шанса.

– Я ее кое-где подобрал.

– Хе, подобрал? Да ей грош цена – так, мишура, дешевка со слюдой. Дай ее сюда и я дам тебе... пять, нет, десять золотых за то, что ты такой славный мальчуган. Но смотри, не говори никому.

Я скучающе глядел на него и ничего не сказал. Вчера, торгуясь при покупке лекарств для Гарретта, я здорово поднаторел в этом деле. Он занервничал, оскалив редкие зубы:

– Не будь дураком, ишь какой упрямый, а? Хорошо, тридцать. Но ты меня разоряешь.

Презритель фыркнув, я не сказал ни слова.Это заставило его попытаться запугать меня.

– Вообще-то я могу и не выпустить тебя отсюда. Никто не услышит, как ты тут орешь, да это никому и не интересно. Бери пятьдесят и пошел вон, а не то...

Он с отвратительной алчностью жаждал получить эту цепочку.

Кинжал блеснул из-под плаща, когда он сделал шаг в мою сторону. Я, разумеется, сразу бы его бросил и, вопя, умчался прочь, продолжай он наступать. Но я правильно оценил Бинка, ведь он отшатнулся как от змеи и примирительно осклабился. По сути он был просто жирным трусливым мужиком. Ему не требовалось знать, что я не умел обращаться с кинжалом и был напуган вдое больше чем он.

– Я хочу сто двадцать, – сказал я тихим, твердым голосом, сам себе удивляясь: во-первых тому, что голос не дрожал, во-вторых, что он воспринял мои слова всерьез.

– Это сумасшедшая цена. Столько тебе за это нигде не дадут. Даю восемьдесят.

Он держался на почтительном расстоянии, наверно, считал меня эдаким волком в овечьей шкуре, потому как я не испугался его угроз. А я всего-то применил один прием из жизни, который демонстрировал наш вол на пашне: никто не должен понять, что он сильнее меня, хорошая демонстрация превосходства обещает зачастую истинное превосходство.

– Сто пятнадцать.

– Никогда. Тогда придется класть зубы на полку. Девяносто.

– Сто десять. Это последнее предложение. – Я говорил тихо, медленно и очень проникновенно, восхищенный тем, что мне удавалась такая сумасшедшая интонация.

Он схватился театральным жестом за грудь, изображая, очевидно, готовое вот-вот рухнуть дерево. Не дожидаясь красочного описания сирой бедности, в которую я угрожал его ввергнуть, и резко развернувшись, я направился к двери.

– Погоди! Погоди! Сто десять, да? Дай мне подумать, хорошо?

Обернувшись было, я тут же развернулся снова, когда он попытался тянуть время.

– Хорошо! Хорошо! Но я разорен, разорен!

Молча глядя на него, я ждал, пока он отсчитывал деньги. Я должен был собрать волю в кулак, чтобы ничем не выказать невероятного восхищения самим собой. Он мне вручил тяжелый кошель, а я, передав ему цепочку и пристроив кошелек под плащом, вышел вон.

Больше всего на свете мне хотелось громко ликовать, после того как дом скупщика краденого остался позади. Однако я забыл об одной мелочи – надо было еще без приключений выбраться из переулка. Когда я стоял на пороге и щелканье позади меня известило о закрытии замка двери, они уже приближались. Их было трое, казалось, они ждали, пока я выйду. Взляд на крысиное лицо находящегося напротив мужчины явно давал понять, что блефом тут не отделаться.

Главными чертами его характера были, казалось, жестокость в паре с опаснейшей изворотливостью. Снова я почувствовал себя мышью, вокруг которой кружит (на сей раз смертельно ядовитая) змея. Он скривил рожу в неприятной гримасе, будто хотел сказать что-то типа „Читай молитву“. Тут мне вспомнилось, что Гарретт советовал мне бежать что есть силы, и я дал на полную катушку.

Прыгнув на него и сделав при этом такой неловкий кульбит, что сырая мостовая выскользнула у меня из-под ног, я, подскользнувшись, упал и кубарем пролетел мимо сильных хватких рук и мелькнувшего ножа впечатляющих размеров.

Мне каким-то чудом удалось оказаться на ногах, прежде чем меня схватили, а потом побежал, сверкая пятками, как вспугнутый кролик. Я мчался по переулку дикими зигзагами, ничего не видя перед собой, к виднеющемуся маленькому кусочку улицы, при этом сбив с ног нескольких попрошаек, оказавшихся на пути. Лишь только когда те в бешенстве начали избивать меня, стало ясно, что преследователи отстали, и я морщился из-за болезненных тычков и грязных ругательств с выражением счастья на лице. Я чувствовал вес кошелька на поясе, возвращался с добычей, победоносно и невредимый, и прямо раздувался от гордости.