Загадка да Винчи, или В начале было тело - Джузеппе Д'Агата

Период между появлением у страждущего первых симптомов и нашим приносящим облегчение вмешательством в абсолютном большинстве случаев (75,5 %) был не более двенадцати месяцев; и, более того, у значительной части терзающихся муки возрастали так быстро, что уже через шесть месяцев они оказывались на операционном столе.

В 24,5 % случаев болезнь переходила в острую стадию по истечении двух или более (до 10) лет.

Теперь рассмотрим, как скорость развития болезни до операции повлияла на длину жизни больного после оной. Не удалось установить никакой зависимости между фигурой и консистенцией опухолей и продолжительностью жизни больных.

Чаще всего недуг поражает человека в виде мягкого сгустка, хорошо укорененного в том месте, где он поселился. Нередко нам приходилось наблюдать близко к нему язву, которая, по всем вероятиям, была вызвана прожорливостью этого паразита. Иной раз мы обнаруживали, что болезнь кольцом сжала желудок несчастного. Смерть приходит за людьми в разных обличьях, и никому от нее не уйти.

С Божьей помощью мы вырезали опухоль 413 страждущим. Одним пришлось вырезать весь желудок, другим мы удалили только его часть. 159 хворых мы, осенив крестом себя и их, разрезали и, увидев, что творилось у них внутри, зашили обратно, потому что им уже было ничем помочь нельзя.

Вот чего мы достигли: из тех, в отношении кого мы были вынуждены принять только полумеры (ибо не может ни один смертный жить вообще без пищеварительных органов!), 4,3 % прожили больше трех лет. И какую великую пользу приносит молитва над грешником: 3,7 % из тех, для кого наше врачебное мастерство ничего не могло сделать, легли в могилу в тот же год, что и те, о которых я только что сказал.

Но более всего вселяют в нас надежду те, кому мы полностью удалили больные части тела.

Удаление желудка, на которое немногие из наших братьев по цеху решаются, так как оно опасно тем, что оперируемый может умереть прямо под скальпелем хирурга, даже не получив отпущения грехов, приносит свои плоды. К нему прибегают в случае, когда болезнь распространилась на весь орган или же целиком захватила его верхнюю или нижнюю часть.

9,9 % наших подопечных больше 5 лет прожили без появления рецидивов. Пусть невежды, которые считают, что расставшийся со своим желудком теряет способность испытывать страсти, к стыду своему узнают, что удаление желудка способствует внушительному улучшению общего состояния организма, а стало быть, и самочувствия. Человек вполне может поддерживать питанием свой нормальный вес, а по временам и немного работать. Что касается страстей, то не так уж дурно быть от них избавленным.

Но действеннее всего оказалось частичное удаление желудка, в чем всякий может убедиться. Этот вид операций составляет 45,9 % от общего их количества. Так что мы уже изрядно поднаторели на этом поприще.

100 пациентов (30,7 %) прожили после частичного удаления желудка три года без всяких рецидивов и чувствовали себя хорошо. Чуть меньше было тех, кто прожил более пяти лет (28,6 %).

Иными словами, мы не без гордости можем сообщить, что из трех больных по крайней мере одному мы продлили жизнь на внушительный срок, за который грешник может стать праведником. Здесь мы не делаем различий между бедняками и состоятельными людьми, ибо наша сердобольность не позволяет нам отказывать в лечении неимущим; к тому же нужно же юным эскулапам на чем-то учиться.

Вкупе для 121 смертного час расставания с жизнью был отложен на несколько лет. И в благодарность спасенные нами поспоспешествовали строительству при нашем госпитале отдельного павильона, в котором врачи будут заниматься только хирургией.

Наши успехи еще раз свидетельствуют об истинности золотого правила хирургии: чем раньше поставлен диагноз и начато врачевание, тем большие надежды мы можем возлагать на страждущее тело и душу больного. Болезнь может долгое время скрываться. Возможно, что в таких случаях мы имеем дело с феноменом сопротивления организма, о котором поныне науке известно весьма мало. Итак, выходит, что если болезнь развивается быстро, то только один из 6,7 больных, для которых мы предвидели благополучный исход, действительно спокойно доживает отпущенные ему Господом несколько лет жизни, тогда как, если опухоль созревала медленно, при таких же обстоятельствах удача улыбнется одному из 4 несчастных. Разница, как видно, существенная.

Нам бы хотелось узнать, чего достигли люди науки, изучающие эту болезнь в других странах. К сожалению, еще очень много предрассудков и суеверий, связанных с этим вопросом, нужно развеять. Знание не болезнь, оно не порочит веру. Аминь».

III

А.: Так что вы сказали ему о красках?

Я сказал ему: Фирмино, я говорю только о цветах в пейзаже, потому как к краскам, которыми пишется лицо, существует особый подход, они должны создавать впечатление, что перед вами живой человек, ведь рельеф лица достигается в большей мере не линиями, а оттенками, упорядоченными светом. Ты понимаешь?

Итак, краски для пейзажа следует составлять в зависимости от погоды; например, я хочу изобразить особую матовость и бархатистость дождя в пасмурный день, как этот. Тогда я беру немного серого, чистого серого, приготовленного заранее по старинному рецепту, и ставлю одну серую точку среди целой радуги чистых цветов, которые я наношу не последовательно, как учат в мастерских, а одновременно. Таким образом можно избежать, уверяю тебя, ошибок в количестве краски, которое ты наносишь на поверхность картины, и долгих поисков точного оттенка — эти муторные искания всегда предают художника, так как из-за них на холсте получаются неоправданные и неестественные переходы, скачки в тоне, и в результате предметы как будто разваливаются на грубые куски. Итак, я рекомендую один маленький коричневый мазок для передачи темноты и один красный — для пламенеющих закатом сумерек.

И один мазок цвета дерьма для собственного автопортрета, — добавляет Фирмино, жадно и как-то по-животному поедая свиное сало и бобы, вязкую желтую массу, которая лучше бы смотрелась в кормушке для скота.

Я тоже превозмог отвращение и проглотил несколько ложек этого варева, убедив себя, что любая еда, буде горяча, — хороша и что это блюдо было бы вкуснее, если бы повар не поскупился положить в него помидоры и добавить немного соли.

С.: А Франсуа? Что он делал?

Боль — зверь, которого Франсуа ревниво охранял в своем животе, — казалось, задремала, и он согласился, чтобы мы помогли ему сесть. Он не притронулся к пище, но сказал, что скучает по свежей зелени и овощам.

В.: Это и вправду одно из лучших блюд, если она недавно сорвана с грядки и хорошо вымыта.

А.: И вспрыснута сверху маслом.

Но от выпивки Франсуа не отказался. Он жадными глотками отпивал из бурдюка с вином, красным и кислым, которое Фирмино тоже пил в больших количествах, втягивая его в отверстие рта, скрытое в густой бороде, и одновременно внимательным собачьим взглядом уставившись на своего Франсуа. Франсуа спросил меня, кто ждет меня во Флоренции, какая нить привязанности или любви поведет меня, как Тезея, обратно домой.

Деньги, которые заканчиваются, а более ничего, я не привязан ни к одному человеку и ни к какой земле, кроме того клочка, который у меня под ногами.

С.: Красивый ответ, маэстро.

Помолчите. Франсуа ответил, что это глупо.

А.: Что именно?

То, что я сказал про землю. Потому что, сказав это, я невольно выразил свое чувство, сожаление, ностальгию и так далее — одним словом, радость и боль, всю темную накипь души, я вырвал ее из сердца и явил на свет чистого, отдающего себе во всем отчет разума, не смешанного с телесной болью.

Франсуа, поймите, красота, чистота форм, не идеальных форм Платона, а отдельных экземпляров, сделанных природой, — это действительно единственный огонь, который согревает меня в этом мире. Так что там, где красота, — там и Леонардо, и вот так же там, где оказались вы, Франсуа, оказался и я.

А.: А там, где Леонардо, там и мы.

Фирмино оторвался от еды и с подозрением на меня посмотрел.

Завтра, — сказал Франсуа, — выбор сделает твой осел: если он встанет задом к моему ослу, то ты больше никогда меня не увидишь и в твоей курчавой голове останется обо мне только прах воспоминаний.

Нет! Что бы там дальше ни случилось, еще до завтрашнего утра мое воображение схватит ваш образ, сообщит его моему сознанию, и я смогу увидеть его в зеркале — на листе бумаги, верном поверенном моих мыслей.

С такими скудными навыками в сфере чувств, как у тебя, ты только и можешь, что выводить пустые линии и банальные тени, — сказал Фирмино, жуя бобы и слова.

С.: Хам и деревенщина этот Фирмино.