ПОЛИТИКА: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле

В 1934 г. появилось основанное на всех известных к этому времени источниках специальное исследование о маршруте, которого держался Магеллан с того момента, когда он вышел в Тихий океан, и вплоть до того момента, когда он подошел к Филиппинским островам. Обнаруживается, что Магеллан, а после его смерти и его спутники, продолжавшие и окончившие путешествие, умышленно лгали и путали земли в корабельном журнале и давали умышленно неправильные объяснения. Один из спутников Магеллана, некий Бустамента, уже на смертном одре покаялся в обмане и уточнил, в чем заключалось лично ему известное извращение истины: восточный берег Патагонии был показан умышленно ближе к берегам Европы, чем он на самом деле находится. И эта ложь, и другие неверные показания в том же роде мотивируются желанием Магеллана, его спутников и покровительствующего этой экспедиции Карла V доказать, что Молуккские и Филиппинские острова находятся «еще» в Западном полушарии (т. е. в испанской сфере по Тордесильясскому договору), а не «уже» в Восточном полушарии (т. е. не в португальской сфере).

Эта любопытная история, окончательно выясненная исследованием специалиста по изучению старинных путешествий, не является полной неожиданностью. Португальцы с XVI в. и вплоть до позднейших времен подозревали обман со стороны знаменитого мореплавателя и его испанского экипажа. Магеллан еще перед своим путешествием убеждал дона Фонсеку, председателя Королевского совета по управлению Индией (т. е. американскими владениями), что Молуккские острова находятся совсем недалеко от Панамы и, значит, — в испанской сфере влияния. Когда знаменитый мореплаватель увидел уже в пути, что Молуккские острова находятся на необъятном расстоянии от Америки и, таким образом, лежат не в Западном, а в Восточном полушарии и что очевидные факты противоречат его теории, то он, предвосхищая приписываемый Гегелю[9] афоризм, решил, что «тем хуже для фактов», и принялся их умышленно извращать. В данном случае в игре были не интересы чистой науки, а несравненно более осязательные экономические интересы, связанные с вопросом об обладании Молуккскими и Филиппинскими островами. Испанское правительство поспешило, конечно, уверовать в правильность и доказанность теории Магеллана и на собрании португальских и испанских уполномоченных, заседавших в Бадахосе в 1524 г., объявило и поддержало свои права на Молуккские и Филиппинские португальские острова. Спорить против аргументации Карла V, могущественного государя тогдашней Европы, португальцы не решались. Впоследствии Испания продала свои права на Молуккские острова португальцам, которые до Магеллана торговали и имели на этих островах свои стоянки и конторы.

Филиппинские острова так и остались за Испанией вплоть до 1898 г., когда они силой оружия были захвачены Соединенными Штатами Америки.

Очерк второй

Торговая конкуренция Испании и Португалии. Продвижение конкистадоров в Новом Свете. Завоевание Мексики и Перу испанцами и Бразилии португальцами. Влияние колонизации на экономику Испании. Причины падения колониального могущества Португалии. Критика защитников системы колонизаторов XVI в. Разоблачения Лас Касаса. Приток драгоценных металлов в Европу и «революция цен»

Нарушать Тордесильясский договор первыми стали португальцы, а не испанцы, несмотря на то, что как раз Португалия считалась непосредственно после его заключения в наибольшем выигрыше.

Почему так случилось? Почему португальцы не удовлетворились достигнутыми преимуществами в Индии, что побуждало их к поискам новых богатств в запретных испанских морях и в испанском Новом Свете?

Когда в 1494 г, подписывался Тордесильясский договор, испанцы могли успокаивать себя тем, что он все же окажется более выгодным им. чем португальцам. Хотя вопрос, является ли Новая земля Индией или нет, оставался открытым, не было сомнений, что открытие Колумба произошло на западе. После высадки Васко да Гамы в Калькуте весы определенно склонились в сторону Португалии.

Во время первых своих путешествий ни испанцы, ни португальцы отнюдь не думали завоевывать новые земли; они рассчитывали только на ограбление этих земель, а также на выгодную для себя торговлю на отведенном каждому из них земном полушарии.

Европейские купцы поэтому предпочитали на первых порах подходить к местным людям с осторожностью, с поклонами и учтивостью — они сами боялись их. Но предупредительность в отношениях и обмене товарами исчезла, как только испанцы убедились в неимоверной слабости южноамериканских индейцев: проще всего было спаивать их водкой; исчезла и осторожность при продвижении в глубь материка.

Всего лет через 50 после открытия Колумба испанцы захватили два самых цивилизованных государства Южной Америки — Мексику в 1519–1521 гг., Перу в 1531–1533 гг.

Мы должны остановиться на этих захватах, чтобы показать, как они вернули силу первоначальным надеждам испанцев на выгоды, вытекающие для них из Тордеснльясского договора.

Еще в 1517 г. губернатор открытого Колумбом острова Куба Диего Веласкес послал экспедицию на Лукайские острова (так в XVI в. называлась восточная часть Багамской группы) с целью обратить в рабство и доставить на Кубу жителей этих островов. Экспедиция была неудачна, и в следующем году пришлось ее повторить. Руководитель экспедиции Хуан Грихальва открыл впервые и берега Юкатана, и берега Мексики. Он доложил об открытии новой страны губернатору Кубы, в доме которого бывал уже не очень молодой, по тогдашним понятиям (ему шел четвертый десяток), обедневший дворянин, искатель богатства и авантюрист Эрнандо Кортес. Человек умный, энергичный, отважный, способный без малейших колебаний на любую жестокость, честолюбивый, властолюбивый, корыстолюбивый (но не скупой, а очень склонный швырять деньгами), Кортес, познакомившись с рассказом Грихальвы о новых, неведомых берегах, выпросил у губернатора Диего Веласкеса средства и корабли на экспедицию. Губернатор согласился на это, хоть и не весьма доверял слишком предприимчивому авантюристу. Кортес в юности учился (правда, очень мало) в Саламанкском университете в Испании и поэтому мог написать ряд донесений королю о своих деяниях, которые и явились наряду с записками Диаса и другими описаниями этих событий современниками интересным источником по истории этого завоевания. Грамотностью Кортес отличался от многих других испанских завоевателей Нового Света. Например, Писарро[10], о котором речь будет дальше, завоеватель Перу, не умел ни читать, ни писать и даже нацарапать свое имя научился лишь к концу жизни.

18 ноября 1518 г. Кортес выступил в поход, т. е. посадил на 11 небольших судов на Кубе около 600 человек добровольцев. Его «кавалерия» располагала 16 лошадьми, а «артиллерия» состояла из дюжины орудий. Высадившись в Мексике, неведомой и загадочной стране, где. по слухам, существовало огромное государство, Кортес, заметив упадок духа в своем маленьком отряде, сжег те суда, на которых они причалили к берегу Мексики, чтобы прекратить всякие мысли о возвращении домой. Он основал поселок, назвав его Вера Крус (Истинный Крест), и двинулся в глубь страны решительно наудачу, не зная, куда идет и что встретит.

Прежде всего он наткнулся на государство Тлакскалы. Воины Тлакскалы оказали ему сопротивление, но были побеждены, хотя, по-видимому, и не совсем. По крайней мере, Кортес проявил при заключении с ними мира совершенно не свойственную ему умеренность — он даже заключил с ними союз — и, усилив свой отряд присланным из Тлакскалы подкреплением, двинулся дальше в северном направлении к мексиканскому государству ацтеков, столицей которого был город Мехико, а правителем — Монтесума. Тлакскала восстала против Монтесумы еще до прихода Кортеса. Монтесума впустил испанцев в столицу без сопротивления. Очень помогло испанцам на первых порах суеверное убеждение мексиканцев, почерпнутое из их легенд, будто эти белые пришельцы бессмертны, а их предводитель Кортес — сын солнца.

Но больше всего помогли Кортесу враждебные отношения между мексиканскими племенами, примитивность их вооружения, несовершенство всей государственной организации. Мирные отношения с Монтесумой продолжались недолго. Небольшой отряд мексиканцев напал на основанный Кортесом поселок Вера Крус и перебил несколько человек из маленького гарнизона. Кортес в ответ велел схватить и заковать в цепи Монтесуму, а виновных в нападении на Вера Крус велел торжественно сжечь живьем… Затем он овладел громадными сокровищами храмов и дворцов Мехико (золотом, бриллиантами и т. п.) и, по-видимому, уже помышлял двинуться дальше в глубь страны, как вдруг с юга пришли вести, что губернатор Кубы Веласкес его сменил и прислал нового командира в завоевываемую Мексику, Нарваэса. Кортес решил ни за что не уступать своего поста. Он отобрал из своего отряда наиболее храбрых головорезов и двинулся против Нарваэса, которого и разгромил; отряд Нарваэса примкнул к победителю. Покончив с этим, Кортес поспешил в Мехико, но столица за время его отсутствия возмутилась, часть испанцев была замучена самыми страшными пытками до смерти, а другая часть успела укрыться. Монтесума был убит, а новые власти начали яростную борьбу. Летом 1520 г. наступила развязка. Объединив вокруг себя главные вассальные племена, входившие в состав мексиканского государства ацтеков и решившие воспользоваться случаем, чтобы освободиться от мексиканского верховенства, Кортес 7 июля 1520 г. нанес мексиканской армии в Отумбе страшное поражение. Но еще больше года после этого мексиканцы не сдавались, и только 13 августа 1521 г., после ожесточенного штурма, осажденная со всех сторон столица была взята Кортесом. Часть жителей была перебита, город был окончательно разграблен. Страна была объявлена собственностью испанского короля. Попытка мексиканцев избавиться от завоевателя спустя несколько лет окончилась поражением восставших, и ужасающими по своей утонченной жестокости казнями всех участников. Король, назначив, правда, Кортеса губернатором завоеванной им страны, побаивался его, и в конце концов Кортес впал в немилость. Сначала была уменьшена его власть: он был оставлен командиром войск, но ему в непрошеную помощь прислали особого сановника по части сбора дани и гражданской администрации. А потом его и вовсе отстранили. Он вернулся в Испанию и умер, забытый, в 1547 г., 62 лет от роду.