Устранители - Дональд Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вздохнул. Вышел в комнату и набросил халат, револьвер засунул в карман. Потом подошел к входной двери и рывком распахнул ее. Возможно, они каким-то образом проследили Пола и теперь явились свести счеты со мной. Мне надоело быть осторожным. Достаточно я уже поосторожничал за этот вечер. К черту. Пристрелю хоть одного, прежде чем они со мной покончат.
Афганская борзая, перед носом которой внезапно распахнулась дверь, в ужасе отпрянула, увлекая за собой хозяйку. Да, песик довольно впечатлительный, подумал я.
— Стой же, Шейх! — недовольно одернула своего любимца юная представительница семейства Фредериксов. Потом обратилась ко мне:
— Подождите, я сейчас его привяжу. Я еще не успел привыкнуть к мысли, что мне не придется дорого продавать свою жизнь, по меньшей мере, сейчас.
— Ему нужна специальная мачта, — буркнул я. — Как для дирижабля.
— Мистер, — процедила девушка, — мне еще простительно так язвить, но уж никак не вам критиковать чужих собак. Черт побери, да вы и с женой-то не смогли справиться.
Она выпрямилась и уставилась на меня.
— Вы, наконец, пригласите меня внутрь?
— А я должен?
Она скорчила рожицу и вошла в коттедж. Я последовал за ней и прикрыл дверь. Девушка уже успела переодеться. Теперь вместо пляжного зеленого костюма на ней было простое белое платье, которое с равным успехом могло стоить десять или сто долларов, хотя скорее, конечно, сто, и белые же туфельки-лодочки на высоких каблуках. Волосы были аккуратно уложены, каждая шпилька на месте. В Довершение всего ее руки были затянуты в белые перчатки — весьма необычно для Рино.
Никаких украшений на девушке не было. Ничто, ни фасон, ни цвет, ни драгоценности не должно было отвлекать зрителя. Взор любого мужчины мог спокойно сосредоточиться только на самой девушке.
— Я согласен, вы прекрасны, — произнес я. — Могу я теперь принять душ?
— Лгунишка, — фыркнула она. — Вовсе я не прекрасна. Но зато я чертовски сексуальна.
— А, так вы уже успели набраться! Она потрясла головой. Потом стянула перчатки, устраиваясь поудобнее.
— Не беспокойтесь, я не пьяна, — ответила она. — Хотя одну рюмашку хлопнула, как только пришла домой... как, впрочем, и вы, судя по этой фляжке. Потом я подумала, что придется опять ужинать в одиночестве, и мне вдруг взгрустнулось. Поэтому я сейчас здесь. Оденьтесь поприличнее. Вы ведете меня ужинать.
Какое-то время я молча разглядывал ее. Если она играла, то была очень, даже очень убедительна.
— Вы забыли еще одно слово, — сказал я. Она на миг нахмурилась.
— Какое?
— Оно начинается на букву “п”.
Она, в свою очередь, уставилась на меня. Что-то происходило в глубине ее странных, зеленых глаз. Она облизнула губы.
— Пожалуйста? — И тут же затараторила. — Пожалуйста! Я просто с ума схожу в этом чертовом пустом доме, где, кроме пса, не с кем словом перекинуться. Я сама заплачу за...
— Стоп! — прервал я. — Снято, как говорят в Голливуде. Присядьте и покурите что-нибудь, если найдете. Я вернусь через пару минут.
Я достал из стенного шкафа брюки и пиджак, вынул из чемодана свежую рубашку, собрал остальное барахло и отправился в ванную.
— Если хотите выпить, то наливайте из фляжки, — выкрикнул я из ванной, вешая халат на крючок. — За льдом придется выйти на улицу, к автомату.
— Господи, что с вами случилось? — послышался ее голос прямо у меня за спиной.
Я только начал надевать трусы. С трудом сдержав порыв ложной скромности, я спокойно завершил начатый процесс и с достоинством повернулся. Она стояла в проеме двери, которую бесшумно отворила.
— А что случилось? — переспросил я. Она молча указала на многочисленные отметины, разбросанные на неприкрытых частях моего тела.
— Ах, вы об этом. Мой джип подорвался в войну на мине, вот и пришлось потом выковыривать всякие железяки из разных мест.
— Железяки? — покачала головой девушка. — Вы хотите сказать — свинец! Уж я-то знаю шрамы от пулевых ранений. У Дюка Логана есть парочка — их видно, когда он снимает рубашку.
— Очень рад за старину Дюка.
— Кто же вы такой, Хелм? — прошептала она. — Зачем вы здесь? Чего вы хотите?
Я шагнул к ней, протянул руку и легонько подтолкнул девушку через порог.
— Я хочу, чтобы вы убрались к черту отсюда и дали мне возможность одеться, — сказал я и тут же понял, что совершил роковую ошибку.
День тянулся бесконечно долго. После случая с Бет в горах я еще пребывал в сентиментальном настроении. Не следовало мне впускать девчушку к себе. Тем более не следовало до нее дотрагиваться.
Теперь же внезапно все изменилось, как это обычно и бывает. И мы оба знали это. Девушка осталась стоять на месте, пожирая меня глазами.
— Вы уверены, что именно этого хотите? — прошептала она. Зеленые глаза уже открыто смеялись надо мной, уж больно нелепо я, должно быть, выглядел, стоя в одних трусах и откровенным желанием во взгляде.
— Милочка, — прохрипел я, — если вы будете так неосторожны, то ваше милое платьице окажется сильно измятым.
— Его не так легко помять, — спокойно ответила она. — Я его поэтому и надела. Впрочем, если вам не нравится, можете его снять.
Она с улыбкой медленно повернулась ко мне спиной, чтобы я расстегнул “молнию”, если осмелюсь. Я решил, что пусть все катится к чертям, но такие ребяческие выходки не по мне. Поэтому я просто схватил девушку в охапку и поволок к ближайшей кровати, на которую бесцеремонно вывалил. Глаза юной Фредерикс негодующе сверкнули из-под выбившихся волос.
— Если это игра, так и скажите, — произнес я. — Я уже слишком стар для сексуальных шуток.
Она облизнула губы, ну совсем по-детски. Потом улыбнулась.
— Для такого никто не стар, — шепнула она.
И вы знаете — она оказалась права.
Глава 9
Мы сидели в большом обеденном зале, расположенном на верхнем этаже гостиницы в Рино. Последнее, правда, в глаза не бросалось. Если бы туда не приходилось добираться на лифте, можно было вообще не догадаться, что ресторан вознесен в поднебесье.
В Европе — другое дело, там можно посидеть на открытой террасе, потягивая коктейль, аперитив или более крепкое зелье, любуясь городскими огнями на фоне отдаленных гор и непринужденно перекидываясь словами на отвлеченные от любви темы — по крайней мере, внешне. Потом посетители чинно перемещаются внутрь, в просторную залу, где усаживаются за необъятный стол под белоснежной скатертью, и официанты, гордящиеся своей работой, подают изысканный ужин... Не подумайте, что я не патриот или завидую иностранцам — нет. Просто кое-чем в Европе хуже, чем у нас в Штатах, а кое в чем европейцы нас превосходят. Например, есть они научились замечательно.
Итак, мы сидели за столиком размером с шину современного малолитражного автомобильчика. В зал ухитрились набить около миллиона таких столиков — легкое преувеличение, конечно, но так казалось с первого взгляда. Во всяком случае, официанты протискивались к клиентам с величайшим трудом. Скорее это походило на процесс фильтрации через мелкопористое сито. Возможно, этими трудностями и объяснялось их не слишком любезное обращение, хотя я „ не исключаю, что они были лишены его изначально.
На сцене в конце зала выступал певец в сопровождении оркестра. Певцом я его назвал просто, чтобы вы поняли, о чем идет речь. Да и к пению издаваемые им звуки можно было отнести с огромной натяжкой. Я перевел взгляд на девушку, что сидела напротив меня.
— Тебе нравится? — полюбопытствовал я. — Он возбуждает в тебе что-нибудь?
— О, да, мой материнский инстинкт, — ответила она. — Я сгораю от желания подхватить его на руки и поменять пеленки, чтобы он перестал плакать.
Просто поразительно, как быстро она сумела восстановить свой прежний облик. Кто бы мог подумать, что каких-то полчаса назад она лежала на смятой постели, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, очаровательное платье задрано выше пояса, волосы в беспорядке разметались по подушке... Теперь же она сидела такая аккуратная и безукоризненная, с таким серьезным и скромным видом, что никто бы и не заподозрил, что эту головку могут посещать греховные мысли. Лишь глаза ее неуловимо изменились, хотя возможно, что мне это и почудилось. Приятно все-таки подумать, что случившееся было девушке не безразлично.
Внезапно она протянула руку в белой перчатке и коснулась моего локтя.
— Об одном прошу, — сказала она. — Не произноси имя Лолита. Обещаешь?
— Я и не собирался...
— Тот парень, с которым я была в Нью-Йорке, без конца называл меня Лолитой, черт бы его побрал! Я от этого тащилась, пока не прочитала Набокова. Жуткая мерзость! Потом я уже давно не ребенок. А лишь потому, что он был на несколько лет старше... И потому, что мы с тобой... Словом, не думай, что тебе можно... Хоть раз назовешь меня Лолитой, и я тут же уйду.