Хмель и Клондайк - Андрей Круз

– Дружить надо, это точно, – согласился я.

У церкви дорога свернула к рынку, похоже, а у входа на рынок я увидел длинный двухэтажный бревенчатый дом с вывеской «Гостиница».

– Тут и пожрем, – показал на дом Платон. – А сельпо на рынке, прямо за гостиницей, туда и зайдем. Мить, если тебе в магазин не надо, может, ты пока столик займешь да пожрать закажешь?

– А что заказывать?

– А тут или курица, или свинина. И гарнир или картошка, или макароны.

– Заказывать-то чего?

– Свинину с картошкой, – хором выдали мы.

– И суп какой там у них есть на сегодня, – добавил Платон.

Дмитрий кивнул и свернул к гостинице, а мы вдвоем пошли дальше. Впрочем, далеко идти и вправду не пришлось: еще один бревенчатый дом с лаконичной вывеской «Магазин» оказался прямо за воротами. Поднялись на крыльцо, топая ботинками, чтобы с них снег сбить, я потянул дверь на тугой пружине. Пахнуло теплом и запахом нафталина, а мы вошли в полутемное помещение с дощатым прилавком, за которым сидел упитанный мужик в овчинном жилете, читавший книгу. Он посмотрел на нас вопросительно, но книги откладывать не стал.

– Здаров, Михал Степаныч, – поздоровался с ним Платон.

– Привет, Серега, – назвал Платона по имени мужик. – С чем пришли?

В магазине было все, от пакетов с крупой до ружей и винтовок, стоявших рядком в пирамиде. Одежда тоже была, с обувью, полушубки и валенки занимали целый угол. Еще в магазине было тепло почти до жары, пахло горелым деревом и горячим металлом.

– Человек с нами оттуда. – Платон показал почему-то на потолок. – А куртец у него не по сезону. И на продажу кое-чего имеет. Коль, покажи товар, – кивнул он мне.

Я выложил чехол на прилавок, со вжиканьем расстегнул молнию, открыл.

– «Рем-восемь-семьдесят», семизарядный, две коробки патронов в комплекте, – коротко описал я товар.

Продавец хмыкнул, явно стараясь изобразить скептицизм, взял ружье в руки. Покрутил, без большого знания явно, заглянул в затвор, дернул неуклюже цевье, щелкнул спуском, не слишком ловко приложив приклад к плечу, потом, явно не найдя, что еще можно сказать, просто спросил:

– Сколько хочешь за него?

– Девяносто золотом, – тут же ответил Платон. – Без торга.

– Ты с ума сошел! – замахал руками хозяин. – Больше полтинника…

– Степаныч! – Рука Платона взмыла в предупреждающем жесте. – Нет торга. В Форте дороже уйдет, я же знаю. Просто товарищу деньги прямо сейчас нужны, а то у него одни кредитки. – Речь завершилась чуть ехидной ухмылкой.

– А то моя вина, ага, – вздохнул я. – Я сюда прямо рвался.

– Не рвался, но попал.

– А это что у тебя? – Хозяин вдруг заинтересовался висящим на груди револьвером.

– По цене договорились? – вместо ответа задал я вопрос.

Степаныч вздохнул горько, на манер «давайте, грабьте», затем полез куда-то под прилавок, как оказалось – за деньгами. Затем на прилавке появилась груда мелочи, при ближайшем рассмотрении обернувшейся золотой. Монеты были разные, разной степени потертости, среди них и серебряный рубль затесался, но Платон быстро их пересчитал и ссыпал мне в ладонь, уверив:

– Все правильно, Степаныч, как всегда, без обмана.

– Так что за ствол у тебя, любезный? – повторил вопрос Степаныч. – Дорогой?

– Ствол дорогой… более или менее. – Я вытащил длинный револьвер из кобуры. – «Ругер Супер Рэдхоук» под «четыре пятьдесят четыре кэсалл». – Я откинул барабан и, высыпав патроны на ладонь, протянул оружие хозяину.

– У тебя там никакой магии? – чуть опасливо спросил тот, избегая брать в руки.

– Магии? – в первый момент не понял я.

– Да довелось тут всякое видеть, – пояснил Степаныч. – Мужику одному из Форта чародей ружье усовершенствовал типа. Кто чужой берет – его током шарашит. Шутник вроде. У нас, правда, дошутился – ружье отобрали все же и сломали к черту, а самого к лекарю с сотрясением мозга отнесли.

– Вот как… – задумчиво кивнул я, связав в цепочку оружие и чародея Саню. – Нет, пока без всякой магии.

Я отдал ему ствол и один из патронов, сказав только, чтобы поосторожней был. Как-то не показался мне Степаныч уверенным пользователем.

Пока Степаныч крутил в руках большой и тяжелый револьвер, слушая пояснения Платона, не сильно-то и разбиравшегося в предмете, я начал перебирать висевшие рядком тулупы, какими «магазин» тоже торговал. Обычные такие тулупы, только крашены в разный цвет. Есть простые белые, вроде военных, есть черные, а есть и настоящие дубленки, причем они подороже.

– Волк? – спросил я, снимая с вешалки на удивление добротную короткую серую шубу.

– Волк! – кивнул Степаныч. – Тепло – страсть. И сносу нет.

– Это я знаю.

Была у меня подобная когда-то. И в снег, и в мороз куда угодно в ней, только собаки не любили. Но так и я их не люблю, так что плевать.

– Почем?

На ценнике фломастером «25» написано.

– Четвертной, золотом, – сказал Степаныч. – А на кого патрон такой зверский?

– На медведя. Я серьезно, – добавил я, перехватив его ухмылку. – На Аляске первая самооборона от гризли. Рыбаки тех же ружей или винтовок носить не любят, мешают, поэтому такие револьверы и таскают. Я сам и таскал.

– Ну да, – нахмурился Степаныч, – вообще здоровый патрон, ага.

– Так я шубу беру?

– Бери, бери, – закивал он. – А еще такой револьвер есть?

– Нет больше, – соврал я. – Этот на мне был, один такой.

Не надо торопиться. Деньги есть – пока осмотрюсь. А так у меня пятьдесят разных стволов в пикапе, не считая всего прочего.

В общем, вышел я из магазина в волчьей шубе и с сумкой, в которой лежала моя куртка. Хотел и валенки взять, но передумал: ботинки у меня на любой мороз годятся, тоже торопиться смысла нет. Да и машину вести в валенках не очень. А вот Платон, к слову, в подшитых валенках уже топал, и в таких же почти все встречные прохожие были. Простая жизнь.

Дмитрий нас уже ждал. На столе перед ним стояли три миски супа, одна уже почти пустая, и кувшин с чем-то. На деревянном подносике нарезанный хлеб горкой.

Столовая, или как там это правильно называть, занимала половину первого этажа гостиницы. Сейчас зал был пуст, разве что за столиком у самого окна раздачи сидел какой-то вояка в камуфляже, автомат стоял рядом у стены, около брошенной на пол разгрузки. В зале пахло жарящимся мясом, отчего мой голод озверело кинулся в атаку.

– Опаньки, – сказал Платон, потирая руки. – Что за супец?

– Картофельный, – ответил Дмитрий. – Но нормальный. По песярику? Я заказывать не стал, но… Гаишников тут нет ведь?

– От песярика беды точно не будет, – уверенно заявил Платон, усаживаясь за стол.

Молодой парень в белом переднике подошел к нам, поздоровался и тут же ушел, вскоре вернувшись с маленьким графинчиком.

– Триста, – сказал он, поставив графинчик на стол вместе с тремя рюмками. – Только у нас самогон, пятьдесят градусов, так что учитывайте.

– Учтем, – уверенно сказал Платон, взявшись за разлив. – Мы по чуточке, мужики, ага? Чтобы на три разлива хватило и не косеть.

Самогон оказался крепким, едучим, но вполне чистым, даже запаха почти что никакого. Под супчик первая рюмка провалилась легко и, даром что в ней на дне было, в голову слегка стукнула.

– Коль, Мить, – за новую жизнь, – произнес Платон. – У Мити тоже причина вроде твоей, только во времени растянутая, – наш проводник повернулся ко мне: – Рак у него, в терминальной.

Я посмотрел на того вопросительно, и Дмитрий кивнул.

– Там все, а здесь залечим. В Форт приедем – и через пару дней в норме будет.

– Надеюсь, – усмехнулся Дмитрий.

– Ты Николая убил же, наповал считай, – даже чуть возмутился Платон. – Не далее как вчера. А теперь с ним водку пьешь. Ну и к чему сомнения?

Та первая поездка до Форта запомнилась мне навсегда, хотя с нами абсолютно ничего не случилось. Сначала мы подъехали к КПП на въезде в село, за которым, за бетонными блоками, стоял старенький БТР-60, уставив пулеметный ствол на дорогу перед собой. БТР, может, и старенький, но аргумент у него серьезный, внушает уважение. Там вояки быстро записали наши данные в какой-то журнал, страсть как поразившись моему водительскому удостоверению, выданному штатом Аляска, да и выпустили нас на дорогу, пока еще едва освещаемую поднимавшимся солнцем.

Мы ехали по засыпанному укатанным снегом старому шоссе, встав своими двумя пикапами за «Уралом», в котором вместе с мешками и ящиками сидело несколько разнообразно вооруженных людей. Сама дорога шла то по лесу, то среди полей с перелесками, машины шли небыстро, километров пятьдесят в час, не больше, да больше и не хотелось: трясти начнет. Из кузова грузовика на нас поглядывали с явной завистью – в кабинах тепло, а за бортом было заметно за двадцать, при этом, со слов Платона, это еще только начало зимы.