Человек среди песков - Жан Жубер

Но он уже переменил тему разговора.

— Вам здесь нравится? А работа? Квартира? Все идет хорошо, не так ли?

Мы стали беседовать о финансовой стороне дел, о поддержке, которую оказывали нам в министерствах, он говорил, что некоторые связи по-настоящему прочны, иные же — словно сухие ветки: отпадут при первом же ударе. Он назвал мне имена, вызвавшие у меня удивление, и рассеял кое-какие мои иллюзии. У него было столько же врагов, сколько и друзей, но в настоящее время весы склонялись в его пользу, и он явно намеревался удержать их в таком положении.

— Я знаю, чего хочу, — говорил он.

Когда около полуночи я выходил от него, в сосновой роще кричала сова, а вдали на болотах мне послышался какой-то вой.

— Спасибо, что зашли, — сказал он на прощание. — Спокойной ночи. Как-нибудь потом я расскажу вам, что значит для меня Калляж…

А когда я пожимал ему руку, он добавил:

— Скоро сюда приедут мои жена и дочь. Я получил утром письмо. Какое впечатление произведет на них Калляж? Как бы мне хотелось, чтобы им здесь понравилось, чтоб они поняли…

Прежде чем войти в свой коттедж, я обернулся и увидел, что он стоит один на террасе, облитый лунным светом, и смотрит на море.

Дюрбен говорил мне:

— Прежде всего, церковь. Надо построить церковь. Мне хочется, чтобы она стала центром — открытая со всех сторон — и чтобы город складывался вокруг нее… Я работал над этим добрую часть ночи. Какая тишина! Как чудесно работать ночью в комнате одному — только кофе и сигареты, и ты ищешь решение. Теперь я все представляю ясно. У меня есть чертежи. Через несколько дней можно будет начинать. Понадобится всего одна бригада, человек пятнадцать. Это, конечно, очень важно, но церковь не должна отвлекать нас…

Или объяснял:

— …длинный треугольник света, вот тут, видите, очень острый, уходящий в глубину поперечного нефа, поворачивающийся в зависимости от часа дня. Пространство, тень, солнце…

Или еще:

— Надо замуровать гробницу. Никакой двери, только камень и песок. Не оставлять следов. Чтобы не было разговоров. Кто об этом узнает? Люди забудут. И в основании нашего города будет скрыта эта тайна. Принесет ли она нам удачу? Или неудачу? Не знаю, Марк, но мы рискнем. От этих вещей так просто не отмахнешься. Они существуют — и все тут. Надеюсь, это принесет удачу, я чувствую это…

Я ловлю обрывки этих фраз, когда мы сталкиваемся с ним в дверях, среди грохота стройки или на дороге, когда наши машины несутся навстречу друг другу. И порой Дюрбен, махнув мне рукой, останавливается, отирает пот со лба и говорит:

— Все в порядке, Марк? Да? Ну вот и прекрасно. Вы знаете, я подумал, что…

У Гуру звучат совсем иные нотки:

— Надо вдвое увеличить бригады! Работать ночами. Да, с прожекторами, и никаких проблем. Машины будут работать на полную мощность. Я подсчитал: мы выиграем целый месяц! Вы видели Дюрбена? Я восхищаюсь им, сами понимаете. Но все-таки мне кажется, эта «принцесса» вскружила ему голову. Я против церквей ничего не имею, но…

А Вире говорит:

— Дело движется, движется! Великолепная стройка! Рабочие вкалывают вовсю, особенно горцы. Остальные так себе. За ними нужен глаз да глаз!

А вокруг грохочут землеройные машины, скрежещут шины грузовиков по песку, бесшумно разворачиваются в солнечных лучах подъемные краны и, изящно изгибаясь, словно юные девушки, поднимают на своих платформах цемент и балки.

Нас втянул, я ощущал это, отлично налаженный механизм стройки, и на праздные размышления почти совсем не оставалось времени. Дни без остатка заполнены лихорадочной деятельностью, расчетами, бумагами, обрывками разговоров, телефонными звонками. Ни покоя, ни отдыха, разве что короткими ночами, но Гуру уже и ночи собирался заполнить работой, словно опасные бреши в великолепной каменной кладке. Вот так и живут сейчас люди: громко провозглашают, что им необходим досуг, а на самом деле не знают, что с собой делать в свободное время. Я лишний раз убеждался, что подобная кабала, которая действует почти как наркотик, мешала мне быть самим собою, переплавляла в общем горниле, и меня не удивляло, что я почти испытывал от этого какую-то радость, в которой, правда, содержалась известная доля наркоза. А край, что так внезапно покорил меня в день нашего прибытия, который я поклялся себе получше узнать при первой же возможности, теперь стал казаться мне таким далеким от Калляжа, превратился даже в нечто нереальное. Картины, еще совсем недавно преследовавшие меня, странным образом отдалились и словно бы подернулись дымкой. И когда порой в минуты затишья мне случалось глядеть с высоты строительных лесов на глухой болотный край, в мозгу моем шевелилась смутная мысль, что надо бы побывать там; вот так же строишь планы побывать в городах, чьи названия неотступно преследуют тебя, но которых ты, возможно, так никогда и не увидишь.

По воскресеньям мне приходилось приводить в порядок финансовую отчетность, и порой я так уставал, что внезапно засыпал. А когда просыпался, были уже сумерки.

Так прошли первые недели на стройке. Я сохранил о них довольно четкие, хотя и несколько абстрактные воспоминания, наподобие тех геометрических конструкций, которые создавали в ту пору модные художники. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что, несмотря на некоторые внешние приметы, стройка не захватила меня целиком.

Весной на дюнах зацвели ромашки и бессмертник. Из песка вылезли огромные синеголовые чертополохи, похожие на искусно вырезанные стальные звезды. Колеса грузовиков давили их, а морской ветер разносил быстро засыхавшие лепестки. Несколько дней над болотом тянулись стаи перелетных птиц, но, видимо, напуганные гулом моторов, они отступили дальше на север.

Первая пирамида все росла и росла, постепенно выступая из лесов. Кстати, после неустойчивости первых недель темп работы заметно убыстрился. Уже был заложен фундамент второй пирамиды, и землеройные машины рыли котлован для третьей.

Землечерпалка продолжала прокладывать фарватер между двумя валами высохшей грязи. Ее экипаж, поначалу державшийся настороженно, теперь гораздо охотнее сходил на берег; они играли в карты или кости с горцами, а по субботним вечерам принимали участие в попойках, нередко кончавшихся потасовками. Гуру спешил на место происшествия, размахивал руками, снова и снова увещевал, усмирял поднявшуюся бучу. Это превратилось теперь в одну из его обязанностей.

По непонятной причине и без того довольно незначительное число рабочих — местных уроженцев — стало уменьшаться. Получив деньги за неделю, они уходили в субботу вроде бы навестить свою семью и уже не возвращались. А попробуй-ка разыщи их в этом лабиринте болот и топей.

— Честное слово, у нас их крадут, — утверждал Гуру.

К счастью, горцы пока что держались стойко.

День весеннего равноденствия принес неожиданности. По небу плыли пепельные облака. Бешеные порывы ветра, словно кулачные удары, обрушились на прибрежную полосу, вздымая тучи песка, от которого перехватывало дыхание. Замотав платком лицо, люди продолжали работать, борясь со шквалом. Завывания ветра в сваях и хлопанье сорвавшихся брезентовых навесов заглушали голоса мастеров. Наконец хлынул дождь сплошным потоком, и в несколько минут все изменилось до неузнаваемости. Пришлось прервать работы и вступить в борьбу со стихией: котлованы для фундамента превратились в трясину, а ручеек за несколько часов поднялся на три метра и угрожал снести мост. Землечерпалку сорвало с якоря, ее бросало из стороны в сторону, пока наконец она не уткнулась мордой в песчаную отмель. Дюрбен в непромокаемом плаще, с блестевшим от дождя лицом поспевал всюду. Его самоотверженность совершала чудеса и удесятеряла наши усилия. Буря продолжалась три дня. Ночью она внезапно стихла. Наступила тишина, высыпали звезды, а на рассвете на промытом небе взошло солнце. Однако нам потребовалось еще три дня, чтобы залечить полученные раны.

Примерно в это же самое время на территорию, закрепленную за государством, стали вторгаться, переходя запретные рубежи, огромные гурты черных быков, которые паслись на более сочных травах вблизи лагуны. Их было хорошо видно в бинокль с вершины пирамиды, так же как и пастухов, разъезжавших верхом на маленьких белых лошадках. На совещании администрации был поставлен вопрос: не своевременно ли сделать соответствующее внушение, но решили пока что закрыть на все глаза, чтобы избежать столкновений. К тому же эти стада не причиняли никакого ущерба — они паслись на приличном расстоянии от молодых посадок тополей. В конце концов, стада быков и сами уйдут, и не о чем будет беспокоиться.

Однако шли дни, а они все не уходили, и даже понемногу продвигались в глубь нашей территории, хотя и окольным, но неотвратимым путем, следуя которому без отклонений они должны были оказаться в опасной близости к молодым посадкам на севере.