Лягушка-путешественница - Анастасия Анфимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У входа валялось скомканное одеяло, неудачная кража которого послужила поводом к началу кровавой заварухи на умиравшем от жажды корабле. Под ноги попалась круглая шкатулка. Опустившись на четвереньки, девушка стала торопливо шарить в темноте. Корзина на боку, куча заячьих шкурок. Пальцы наткнулись на смятый папирус. «Ну хоть что-то осталось», — с облегчением подумала Ника, на ощупь затолкав его в ларец. Кстати нашлась и крышка, а с ней и два последних письма. Скомканных, но вроде целых. Запихав всё в корзину, уложила сверху одеяло и кое-как умудрилась прикрыться плащом.
Корабль уже заметно качало, что не мешало радостно скалящимся матросам, растянув парус, спустить его на палубу гребцов. Где невольники капитана, отодвинув в сторону мёртвые тела, подставляли под бежавшую струю разнообразную посуду.
Отыскав сбегавший по образовавшимся сбоку складкам ручеёк, девушка подставила под него сложенные ладони и напилась холодной, аж зубы заломило, удивительно вкусной воды.
— Не мокни, госпожа! — донёсся сквозь шум дождя полный надежды крик капитана. — Иди в каюту, там сухо.
И тут же зло рявкнул:
— Эй, Пуст, тупая скотина! Тащи новую посуду, видишь, уже мимо льётся!
Утолив жажду, Ника, подумав, решила воспользоваться предложением Картена. Но сунувшись в дверь, тут же столкнулась с рабом, прижимавшим к груди большую, пузатую амфору.
— Ты долго будешь там копаться! — раздражённо выкрикнул из темноты каюты Милим. Дёрнувшись, но не решаясь опередить знатную пассажирку, невольник тихо заскулил, словно побитый щенок.
«Нет, — подумала та, уступая дорогу. — Здесь я буду только мешаться».
Едва не споткнувшись о труп Вулина, она шагнула к борту, где сразу же наткнулась на Жаку Фреса
— Тише, госпожа! — раздражённо вскричал моряк, держа обоими руками миску с дождевой водой. — Прольёшь!
Учитывая непрекращающийся дождь, опасение показалось Нике совершенно идиотским. Судно сильно качнулось, матрос присел, одновременно хватаясь за борт.
— Жаку Фрес!!! Где ты, старая шлюха! — проорал капитан. — Быстро смени Брег Калсага! Ему только за свои яйца держаться, а не за руль!
Матрос затравленно взглянул на пассажирку.
— Госпожа, там в трюме Дарин. Отнеси ему воду, он сам уже не встаёт.
Едва дождавшись кивка, он сунул Нике миску и торопливо зашагал на корму.
С усилием откинув тяжёлую крышку люка, она случайно попала пальцами в треугольные вырезы, в досках, на которые раньше не обращала внимания. Прищемив кожу, девушка выругалась и тут же скривилась от ударившего снизу запаха, который показался отвратительным даже её привычному к вони вигвамов обонянию. Осторожно, стараясь не расплескать воду, спустилась на грязный пол и стала неловко освобождаться от плаща и корзины. Отодвинув вещи к стене, негромко позвала.
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
Откуда-то из темноты, где тускло желтел робкий огонёк светильника, донёсся слабый голос.
— Кто тут?
— Я, Ника Юлиса, — буркнула она, пробираясь между кучами тряпья и мокрых шкур, источавших тошнотворный аромат.
Из мрака показалось бледное, похожее на обтянутый кожей череп, лицо с большими, болезненно блестевшими глазами. От тошнотворного аромата заслезились глаза. Похоже, несчастный уже не имел сил выйти на палубу и гадил под себя.
С трудом преодолевая отвращение, девушка поднесла миску к покрывшимся запёкшей плёнкой губам. Сделав большой глоток, больной в бессилии упал на свалявшуюся овчину.
— Спасибо, госпожа, хоть водички попил перед смертью.
— Теперь-то зачем умирать? — попыталась улыбнуться Ника. — Вот кончится дождь, сварим кашу, поешь и сразу выздоровеешь.
— Нет, госпожа, — с обречённой уверенностью возразил Дарин. — Умру я… Скоро. Сил нет терпеть. Все внутренности наружу вылетели, ничего не осталось.
Он в изнеможении закрыл глаза, а девушке опять захотелось заплакать.
Картен молился горячо, истово, страстно, не замечая ни холодного ветра, ни дождя, постепенно превратившегося в мелкую, клубящуюся в воздухе водяную пыль.
«Яроб, ветров владыка, помоги! — беззвучно шептали его губы, а глаза непрерывно обшаривали посеревший горизонт. — Развей эту пелену, и, клянусь, я приведу в твой храм барана. Нет, телёнка! Лучшего телёнка, какого только найду на рынке Канакерна!»
Капитан чувствовал, что направление ветра сменилось. Но как узнать, откуда он дует, если небо затянуто пеленой облаков. Вот если бы увидеть восход.
— Я пошлю десять серебряных риалов в твоё святилище в Обию! — почти вслух произнёс отчаявшийся купец.
И тут, словно в ответ на его мольбы, в разрыве туч мелькнули затухающие звёзды.
— Благодарю тебя, Яроб! — моргая повлажневшими глазами, пробормотал Картен.
— Оденьтесь, хозяин, — раб заботливо набросил ему на плечи длиннополый кожаный плащ.
— Не мешай! — огрызнулся хозяин, продолжая с напряжённым вниманием следить за горизонтом.
Вот ещё раз показался клочок неба, и ещё. Мореход застыл, забыв обо всём на свете. Забившись под натянутый парус, матросы довольно гомонили, жуя сухари и запивая их дождевой водой.
«Хорошо быть таким тупым, — презрительно поморщился мореход. — Сейчас набил брюхо, и плевать, что будет завтра».
Громкий всплеск на миг отвлёк его внимание. Капитан хотел спросить, но тут заметил, как Марбет с Нутом Чекезом бросают за борт ещё одно тело.
— Проклятые мерзавцы! — выругался Картен себе под нос, вспомнив короткой бой, когда обезумевшие от жажды матросы ломились в каюту.
Ударившая по глазам вспышка оборвала воспоминания. Лучи восходящего солнца, пробившись сквозь плотный слой облаков, осветили несчастное судно. Опытному мореходу понадобилось пара секунд, чтобы понять, насколько благоприятен начинавший крепчать ветер.
— Эй, трюмные тараканы! — завопил он так яростно, словно и не голодал вовсе. — Ставьте мачту, поднимайте парус. Боги опять улыбаются нам!
Удивлённые матросы повыскакивали из-под импровизированного навеса и тревожно уставились на хохочущего капитана.
— Ветер сменился, мужи Канакерна! — заговорил стихами купец. — Дует теперь он туда, где живут наши семьи!
Но, видя, что слушатели всё равно его не понимают, раздражённо рявкнул:
— Мачту ставьте, тупые сурки! Наш ветер! Или вы так хотите в царство Такеры!?
Усталые, измученные люди восторженно завопили, глядя с обожанием на своего предводителя и совсем позабыв, что совсем недавно собирались его убить.
Быстро, откуда только силы взялись, освободили лежавшую на палубе мачту, хотя работе и мешала всё более усиливавшаяся качка. Радостный суматошный гомон разорвал резкий крик боли. Мокрое, напитавшееся влагой бревно выскочило из обессиленных рук.
— Коровы неуклюжие! — вскричал Картен, с силой ударив кулаком о борт.
Ал Жорк запрыгал на одной ноге.
— Кажется сломана, хозяин!? — жалобно проблеял он, глядя на капитана с палубы гребцов.
— Пошёл в трюм! — раздражённо махнул рукой тот, тут же забывая о неуклюжем матросе. — Куда? Левее! Да уберите вы эти тюки, не то все лапы переломаете!
Купец взглянул на небо, где быстро летели большие, рваные облака. Стало ясно, что ветер дует с севера или, скорее, с северо-запада, что подходило для них почти идеально. Услышав удивлённые возгласы, посмотрел на палубу, тут же заметив среди суетящихся матросов высокую, стройную фигуру пассажирки. Поморщившись, собрался отослать её в трюм или в каюту, но передумал: «Ничего с ней не случится, девка здоровая, а у меня и так мало людей».
Мачта с грохотом встала в гнездо. Команда бросилась поднимать парус. Когда послышался сдавленный треск, капитан невольно затаил дыхание. Уж больно тяжела казалась пропитанная водой ткань. Но вот парус начал выгибаться подобно сытому брюху, и корабль, набирая скорость, заскользил по горбатым волнам.
Только тут мореход почувствовал, как он устал, замёрз и проголодался. На корму медленно поднялся Крек Палпин. Такой же, как все, бледный, худой, с глубоко запавшими глазами, в насквозь промокшей одежде.
— Дарин умер, хозяин, — сказал он, пряча взгляд и заметно дрожа. — И это… Нам бы согреться.
— Вина больше нет! — отрезал Картен.
— Да я не о том, — понимающе отмахнулся матрос. — У нас шкур в трюме полно. Вот в них хоть завернуться, что ли? Не то все свалимся в лихорадке.
Он многозначительно шмыгнул носом.
— Держи по ветру, — приказал капитан рулевому, и секунду поколебавшись, отдал свой плащ.
В каютке заботливые рабы уже приготовили сухую одежду. Надевая тунику, он буркнул стоявшему в углу Пусту:
— Достань десяток оленьих шкур.
Невольник удивлённо вскинул брови, но с помощью Милима тут же отодвинул в сторону ковёр, под которым прятался большой квадратный люк. Отодвинув крошечную задвижку, раб нырнул в трюм. Послышалась возня, что-то упало.