Золотой гроб - Николай Пряничников

— Нет! Уж, лучше я останусь простым, но гордым гребцом, чем пойду на поводу у вашего коррумпированного Высочества. Ишь, какой Наполеон выискался? Командует только… Мы тебя низложим.

— Хорошо, — сказал Мишка, не обращая внимания на угрозу быть низложенным. И обращаясь к Сане предложил, — если ты настаиваешь, то я могу все полномочия командующего нашей эскадры передать тебе, а должность юнги возьму себе. Но, с одним условием: с тебя приготовление обеда и мойка всей посуды.

— Саня с радостью согласился. На этом распределение должностей закончилось.

Было жарко. Александр, пользуясь индивидуальной свободой и должностью командующего, поднажал на весла. Он захотел всех обогнать и возглавить кильватерную линию. Но мы с Михаилом решили не отдавать пальму первенства зарвавшемуся адмиралу, погребли быстрее, легко нагнали выскочку и, поравнявшись, Мишка треснул его по спине веслом.

— Это не честно! — заорал адмирал, — кто тут главный?!

— Ты. Но из соображений безопасности командующий должен плыть внутри кильватерной линии.

В ответ опозорившийся флотоводец забрызгал нас водой, Вовкина байдарка с налету врезалась в нашу лодку, заорал петух в рюкзаке, началась катавасия: крики, брызги, волны, из камышей поднялись и улетели, куда глаза глядят перепуганные утки. Мы с Мишкой вышли победителями и снова заняли место флагмана.

— Хрен вам, а не посуда! — ворчал сзади опальный адмирал.

ПИРАТЫ

До полудня проплыли километров пятнадцать. Догнали бревенчатый плот. На середине плота была поставлена палатка военного цвета, откуда торчали две пары истоптанных в костре босых ног 42 размера. Обладатель третьей пары сидел на перевернутом ведре и, полу прикрыв глаза, лениво бряцал на гитаре. Над палаткой торчал флагшток, сделанный из кривой жердины, на верхушке которого развевался плохо исполненный на лоскутке простыни 'веселый Роджерс'. Когда у черепа рисовали глазное отверстие, — бухнули много краски, она поплыла и накатилась на перекрещенные турецкие сабли. Получалось, будто суровый Роджерс плачет, что не соответствовало психологии отчаянных и мужественных флибустьеров. Ниже флага одним концом к жердине, другим к краю палатки был прикреплен плакат. На нем также расплывшейся синей краской было написано 'Господи! Хорошо то как!'

— Ну, как оно: грабежи, насилия, убийства, много ли богатых судов взяли на абордаж, как добыча? — весело спросил Саня капитана морских разбойников. Тот отложил гитару, нащупал какую — то веревку и с трудом вытянул из воды тяжелую гирлянду пивных бутылок.

— Присоединяйтесь, коли хотите?!

— Как же мы пиво — то забыли — хлопнул себя по лбу Мишка — все ты интендант фиговый — сказал он мне.

— Да, недоразумение, — буркнул я. — Слушай, капитан, а может, продадите нам пять бутылок?.

— Нет, продать не можем. Нас можно только или ограбить превосходящими силами королевского флота, или принять от нас в дар.

— Тогда в дар, мы согласны — закричал Саня. — Давай в дар, душа горит!

Мы причалили к плоту.

— Насколько я помню, у пиратов должен быть черный флаг, а у вас белый?

— А мы хорошие пираты — ответил капитан. — Добрые.

Оказалось, что благородного капитана флибустьеров зовут Леха, он студент пединститута. Теперь сотоварищи уже два дня совершают веселое путешествие на плоту. Плот почти неуправляем и плывет медленно. Эйфория по поводу 'Господи, хорошо то как!' и чувство вынужденного пуританства уже стали надоедать, а красивый речной пейзаж казался сутулой обыденностью. Хотелось привычного — серого, хоть и грубого, но вселенского. То есть того, что обычно бывает в институтской общаге: — днем скучные конспекты, пыльные аудитории, цифры и занудные профессора, а вечером 'Караул!'. Женщины с соседнего факультета насилуют хилых (из — за плохой пищи) студентов! И всенощный топот по коридорам, как при штурме Зимнего дворца.

Спасало изобилие пива, коим пираты пополнялись в каждой встречающейся на высоком берегу деревне. В магазинах сельпо уже давно наплевали на всевозможные запреты и постановления (об упорядочении торговли водкой и другими спиртными напитками, которые принимались каждый год и каждый последующий был строже и изощренней предыдущего) и торговали горячительным и утром, и вечером, и днем, и ночью и даже за рамками общепризнанных временных понятий. Лишь бы были клиенты.

Как и все фантазеры — путешественники, каждый из пиратов, исподволь, рассчитывал на некий спонтанный случай или фантастическую удачу, которая весь последующий учебный год до нового путешествия, будет поводом для различных, веселых разговорчиков в институте, а может даже повлияет на дальнейшую судьбу.

Леха, например, сидя на своем ведре, живо представлял, что в один из прекрасных деньков, их пиратский плот станет проплывать мимо туристкой базы, откуда будет доноситься веселая музыка и смех, а прекрасные наяды — купальщицы, загадочно улыбаясь, станут подталкивать плот к своей пристани. В это время, налетевшая, откуда ни возьмись, гроза выстрелит могучую огненную молнию в высокое дерево, стоящее на берегу. Дерево, кряхтя и оседая, свалится и, как в замедленном кино, упадает толстенными сучьями прямо на плот. Мужественные плотоводцы, словно лягушки попрыгают с плота в воду. Через секунду все стихнет: Мимолетная злодейка — гроза, кашляя и чертыхаясь, уплывет за лес, освобождая место синему беззаботному небу.

В воде поплывут отдельные бревна плота, 'Веселый Роджерс' поникнет на жердине и издали станет походить на культовый знак 'Помогите сиротам'. В это время, собравшиеся на берегу, пираты и насмерть перепуганные наяды, вдруг, обнаружат, что среди наяд не хватает самой главной — Леночки. Леночки, папа которой директор крупного предприятия и дал добро своей дочурке привезти на турбазу, принадлежащую заводу своих подруг.

Все в растерянности. И только Лёха, рискуя своей жизнью, прыгнет в воду, и будет опасно нырять между бревен и торчащих из воды ветвей до тех пор, пока, наконец, появившись из воды в третий или пятый раз, он не вынесет на руках беспомощную девушку. Плечо и рука девушки в ссадинах и крови. Это ее упавшее из — за удара молнии дерево, намертво прижало толстой ветвью к дну реки. И Алексею, приходится не мало потрудиться, чтобы высвободить прекрасную незнакомку и доставить ее наверх. Да и сам он сильно пострадает — на щеках царапины, вывихнута рука, но он мужественен и молчалив. Пока другие мечутся по турбазе в поисках врача, Лёха со знанием дела, пытается вернуть пострадавшую к жизни искусственным дыханием, больше доверяя способу — рот в рот. Губы у прекрасной незнакомки будут приоткрыты, а тонкие античные черты лица бледны. Все закончится через минуту. Леночка, вдруг, вздрогнет, закашляется и, тяжело ловя воздух, придет в себя.