Леди в бане - Виктор Рябинин

Конечно, будь у нас неделька-другая в запасе, можно было бы в райцентр смотаться, какой гадости приобрести, да и поправлять здоровье потихоньку, без огласки по всем углам. А тут я непростительно свою хворь довёл до хронической стадии, когда моя уже через сутки должна нагрянуть с ревизией. Какое уж теперь единоличное лечение при совместном ведении хозяйства и нажитом общем имуществе в виде одной кровати на двоих? В первый же вечер всё неприглядно откроется, если брать по-справедливости всю вину на себя. И тогда уже вся слава до конца дней достанется мне одному. И если даже не скандальный развод по своим углам, то и в третьем колене мужским наследникам спуску не будет. Моя же не юристка и интеллигентным молчанием себя мучить не будет. Ей бы только волю дать словам, а там хоть трава не расти и воробей не летай! Вот ведь как закапканился, голубок.

Так мы судили-рядили до первых петухов, но выход всё-таки нашли.

Уезжаю, мол, я, вроде по какому-то спешному известию, к брату за Урал. И пока тут на месте Петька эту видимость создаёт, я в райцентре высаживаюсь, отовариваюсь лекарством и где-нибудь в стороне от проезжих трактов раскидываю себе небольшой шалашик. И в этом полевом лазарете провожу самостоятельный курс лечения до полной победы. А потом, здоровый-то, я как-нибудь выскользну с объяснительным материалом. Время придумать правду будет.

Как мы порешили, так и собрали чемодан и кой-какие пожитки, налаживаясь на первый автобус. Я даже побрился перед дорогой, чтоб в глаза не сильно бросаться и не пугать народ своей чугунной от горя мордой.

Тут-то Петя и сказал, как сплясал на могильнике:

– Сашка, а давай-ка всю твою заразу изведём под корень бритьём, чтоб ей жить негде было. Тогда и отлучаться никуда из дому не надо, и всю чесотку как рукой снимет.

Я поначалу даже и сомневаться не стал:

– А что же, – говорю, – я на эту лысину моей-то скажу? Мол, волосы лезть стали от тоски по супруге, вот и сбрил для укрепления корней, так что ли?

– А то и скажешь, – стал растолковывать Пётр, – что, мол, поспорили мы с тобой по пьяной лавочке по какому-нибудь теперь уже прошедшему по телевизору факту либо на ящик водки, либо на бритьё. Ты и проиграл. А где тебе силы взять, чтобы целый ящик приобрести? Вот и пришлось порешить всю растительность. Твоя посовестится про такую беспросветную дурь язык по округе распускать, хоть на тебе вволю отыграется. Правда, наша дружба после этого манёвра совсем в подполье уйдёт, да что уж тут, и на нейтральной территории перебьёмся.

Битый час обсасывали мы эту проблему со всех сторон, а под конец совещания всё ж-таки оголился я как глупый подросток, и уже в таком первобытном состоянии мы с другом продолжили беседы, благо магазин к тому времени открылся. А я и впрямь перестал жилы рвать по карманам и дал отдых рукам. Это облегчение моего переживания вполне стоило будущих насмешек и тычков жены.

Но ведь что интересно получилось!

Всё наше мероприятие сошло у меня с рук, как не думалось и не гадалось. Когда моя заявилась, я был в весёлом состоянии и здоровый с головы до пят. А чтобы не тянуть кота за хвост, всю информацию выложил ей прямо с порога. В ответ на признание, жена, не сходя с места, добилась самоличного обследования места происшествия.

И вот, когда я скинул свежие трусы, так как старые сжёг по случаю инфекции, и уже приготовился к последним словам, а, может, и другим плачевным действиям со стороны моей половины, жена, ни слова не говоря, рухнула у порога, как куль с мякиной. И только я подумал, что слабую на нервы женщину хватил удар от непривычного в своём непотребстве мужицкого вида, как она зашлась таким смехом, от которого у меня встали дыбом все уцелевшие на теле волосы.

Ржала она долго и до слёз, знаками не позволяя мне прикрыть свой голый срам. И я начал уже опасаться за её помутнение в рассудке по причине видимости такого семейного горя и насмешки судьбы над собственным мужем. Но всё обошлось.

Немного успокоившись, жена моя в тот вечер никаких хозяйственных работ по дому не производила, а, не отходя от меня ни на шаг, временами требовала показать новоявленную плешь и опять разражалась непотребным гоготом. И даже ночью в постели, уже впотьмах и на ощупь, она проверяла мою тифозную облезлость и прыскала в подушку.

Одним словом, понравилась ей моя искусственная невинность, как в спокойном состоянии, так и в ударном действии. И с той поры регулярно, как под присягой, приходится платить мне за грехи и, как говорится, точить бритву, потакая бабьей прихоти. И всё бы ничего, привыкать стал, но какая же теперь Танька, ежели отрастать не успеваю?

Даже песню такую полюбил:

«Придёт цирюльник с бритвой острой,Обреет голову и грудь…»

Сны снятся постные. Вот и думай – кто же кого вокруг пальца обвёл? А, мужики?

АЛЛЕРГИЯ

Служил я тогда под Псковом. И как раз в это время перевели в нашу часть с Дальнего Востока Виктора Яковенко. Был он тоже капитаном с неярко выраженным рвением к службе. Поэтому мы быстро сошлись на общей любви к книгам и преферансу. Сближению помогло и то обстоятельство, что наши жёны стали работать в одной больнице.

Примерно через год в нашу часть приехал в служебную командировку бывший сослуживец Виктора Олег. Естественно, мой нынешний приятель решил встретить дальневосточного однополчанина как полагается и в тот же вечер пригласил его на домашний ужин.

Приём, видимо, прошёл хорошо, так как весь следующий день Виктор маялся головой и был далёк от всяческих уставов. А вечером этого же дня моя жена поведала мне о странном недуге Олега, симптомы которого описала супруга Виктора.

По её словам, когда хозяин с гостем уже сидели за накрытым столом и готовились пропустить по первой рюмке, она внесла в комнату аппетитно дымящееся блюдо сибирских пельменей. И вот тут-то, едва почуяв, а затем и увидев это угощение, Олег позеленел, зажал ладонями рот и, едва не сбив хозяйку, бросился в туалет, где его полоскало и выворачивало чуть ли не с час. А выполз он оттуда только, когда хлебосольная жена Виктора по просьбе страдальца унесла пельмени на кухню.

Бледный и смутившийся гость уже за столом объяснил своё поведение пищевой аллергией на сибирское блюдо, которая стала досаждать ему с недавних пор.

Странную реакцию организма и новую разновидность аллергии наши жёны-медички обсуждали в своём коллективе целый день и пришли к выводу, что это, возможно, следствие каких-либо потрясений, связанных с нелёгкой воинской службой.

Через неделю Олег уехал, и случай этот забылся.

Прошло, наверное, с полгода и, как-то раз за преферансом, в нашей постоянной компании зашёл разговор о медицине. Я и припомнил странный случай дальневосточной аллергии, связав её с возможным отравлением каким-либо компонентом ракетного топлива. Но не успел я развить свою мысль до конца, как Витька стал прямо-таки умирать от хохота. Минут десять он не мог прийти в себя, а когда, наконец, успокоился, то и поведал нам тайну хвори бывшего сослуживца.

Олег был парень хоть куда. Природа и спорт наделили его прекрасным телосложением, а гитара и склонность к поэтическому слогу делали его душой любого общества. И так как обзаводиться семейством он не спешил, то полковые и цивильные дамы, а равно и девицы на выданье, не обходили его вниманием и лаской. Олег платил им той же монетой, правда, стараясь избегать тесных контактов с замужним контингентом городка, что и позволяло ему не наживать врагов.

И вот, на одной из вечеринок он познакомился с Людмилой. Это была женщина притягательной и броской красоты, но с одним существенным недостатком – ранним замужеством.

Люсин благоверный был из породы служак. Самозабвенно любил эту самую службу и трепетно нёс её к какой-то, лишь ему ведомой цели. А поэтому не очень-то баловал молодую жену вниманием. Он и это застолье, как обычно, променял на прелести казармы.

Людмила, впервые близко столкнувшись с Олегом, в тот вечер приложила все усилия, чтобы приручить весёлого красавца. В плену известной женской гордыни, ей не очень-то думалось о последствиях лёгкого, казалось, флирта. И она добилась своей цели. К концу вечера любимец компании, презрев собственное табу, потянулся к ней, как подсолнух к солнцу.

А по сути, они очень подходили друг к другу. И по внешним данным, и по внутреннему содержанию.

Вот так и начался этот роман, наполнившийся истинной любовной сутью почти с первых же страниц.

Сначала отношения складывались дружески-невинно. Но уже через недели две они переплавились в высокую страсть, когда пропадает всяческая рассудительность, а осторожность становится постыдной обузой. И лишь строгие условности жизни военного городка пока что препятствовали им принять кардинальное решение поворота судеб в единое русло.

Летом, уже уходящим летом их знакомства, особых проблем с редкими свиданиями не было, но с наступлением раннего осеннего ненастья дело усложнилось. Гостиницу, где жил Олег, как место встреч, пришлось исключить сразу, а квартира Люси могла служить приютом лишь в дежурства да в редкие командировки мужа. Поэтому каждая, крайне уже редкая встреча без свидетелей, выливалась в яркий праздник и души, и тела.