Скотч и немного обиды - Chukcha

Драко приподнялся, соскользнул с кровати, и Гарри услышал, как шлепают по полу его босые ноги. Что-то звякнуло, послышался звук отворачиваемой крышки, и вернувшийся Малфой взобрался на кровать, усевшись на голени гриффиндорца.

– Ну вот, – протянул Драко, с удовольствием созерцая раскинувшийся перед ним вид, – сейчас и полечим.

Легонько шлепнув по тугим ягодицам – Поттер взвизгнул, решив, что его обманули и порка начнется снова – он зачерпнул из баночки немного мази и медленными круговыми движениями начал наносить ее на пострадавшую кожу. Мазь приятно холодила руки, и Драко улыбнулся, чувствуя, как расслабляется его любовник. Разумеется, он не собирался лечить Поттера, надеясь, что завтра тому будет также неприятно сидеть, как и сегодня с утра. Однако он прекрасно понимал, что после первого, достаточно болезненного опыта тот может воспротивиться повторению. А повторения хотелось, причем прямо сейчас – не говоря уж о том, что требований отца о соблазнении надежды магического мира никто не отменял. Поэтому Драко старательно натирал гриффиндорца расслабляющей мазью со слабым обезболивающим эффектом, подбираясь все ближе и ближе к заветной цели.

– М-м-м, как хорошо, – Гарри буквально плавился от удовольствия.

– Проходит понемногу, да? Давай уж, заодно, и тут полечим, – Драко приподнялся, освобождая голени гриффиндорца и осторожно раздвигая их своим коленом. Ладони скользнули по бедрам, проникли в ложбинку между разошедшихся ягодиц. – Чуть шире, Гарри. Вот так, еще немного, хороший мальчик.

Пальцы, покрытые холодящей мазью, скользнули по ноющему со вчерашнего вечера анусу, и Гарри застонал от облегчения, смешанного с изрядной долей наслаждения. Боль в самом деле уходила! Как же хорошо, как приятно!

– И внутри смажем, правильно? Чтобы все прошло, – кончик пальца скользнул в отверстие, заставляя Гарри поморщится от остаточной боли. Но мазь делала свое дело, напряжение уходило, и он даже и не заметил, как палец погрузился в него полностью.

Растянувшись рядом с таким податливым телом, Малфой увлеченно целовал спину партнера, одной рукой обнимая его талию, а другой продолжая бережно готовить его к предстоящему. Драко знал, что боли должно быть ровно столько, что бы она помогала ощутить удовольствие, а не заглушала его. По крайней мере, в этот раз. Он приподнялся на локте и нежно прикусил выпирающую лопатку гриффиндорца.

Гарри, увлеченный поцелуями, полностью расслабился и через какое-то время уже азартно помогал Драко готовить себя, насаживаясь на его пальцы. Посчитав свой долг по подготовке выполненным, слизеринец вытащил пальцы и, едва сдерживаясь от нетерпения, одним движением вошел в брюнета. Гарри вскрикнул, то ли от боли, то ли от наслаждения, но Малфой не обратил на это никакого внимания и начал медленные, сводящие с ума фрикции.

Гарри выгнул спину и тяжело задышал, упираясь лбом в простыню, всем своим существом ловя томительное наслаждение. Медленно, завораживающе, пронзительно. Хотелось, чтобы это не кончалось, и в то же время он боялся, что от сводящего тело восторга не выдержит сердце. Толчок, вскрик, пронзающее тело судорога…

– Драко, пожалуйста, я больше не могу, пожалуйста, сильнее…

Слизеринец, сжалившись над несчастным Поттером, вцепился руками в его бедра, притягивая к себе, входя сильнее, резче. Гарри подался ему навстречу, уже предвкушая надвигающийся оргазм. И еще раз, и снова, и…

– А-ах, Драко! Я… я…

Удовольствие выплеснулось из него, расслабленные коварной мазью мышцы сжались, доводя Малфоя до пика. От внезапно вернувшейся боли руки у Гарри подломились, и он со стоном повалился на кровать, чувствуя, как замедляются движения удовлетворенного любовника.

– Видишь, тебе же нравится, правда? – Драко, выскользнув из него, улегся рядом и заглянул в полные слез глаза. – Немножко больно, но потом еще лучше, верно? А иначе совсем не интересно, как с девчонкой. Ты же не девочка, Поттер, ты мальчик, очень красивый и такой соблазнительный.

Гарри всхлипнул и попытался улыбнуться. Ему нравилось то, что шептал его искуситель. Нравилось, как тот целует его вспотевший лоб, ерошит непослушные волосы, как заботится. Даже нравилась причиняемая им боль – совсем немножко, чуть-чуть, но от этого Гарри чувствовал себя желанным. Ведь Драко его хочет, верно?

Гарри уютно устроился среди подушек, закинув ногу на одну и сладко, обеими руками, обнимая другую. Глаза уже закрывались сами собой. Ласковый шелк охлаждал разгоряченное тело, сладкая истома наполняла мышцы, расслабляя их не хуже мази.

– Эй, ты что, здесь спать собрался? Поттер, открой глаза. Я тебе говорю. Я всегда сплю один, так что отправляйся в свою башню. Поттер! – громкий шепот Малфоя не давал ему окончательно окунуться в сон, но смысл слов куда-то ускользал, скрывался за окутавшей сознание радужной дымкой.

– Поттер, я с тобой разговариваю! Не смей засыпать здесь. Вставай и выметайся из комнаты.

Не удовольствовавшись словами, Драко уперся ногой Гарри в бедро и одним резким движением сдвинул его на край, а потом и вовсе уронил на пол.

– Эй, ты чего творишь?! – возмутился брюнет, потирая ушибленный бок. Ковер – ковром, а падать с кровати было высоковато.

– Хочешь, что бы МакГонагалл заметила, что ты не ночуешь в своей спальне? Нет? Тогда у тебя всего четверть часа, чтобы добраться на вашу верхотуру, – голос слизеринца стал тягучим и нежным. – Но я буду тебя ждать завтра, в это же время.

Поцелуй, последовавший за этими словами, смягчил обиду, и Гарри, морщась от неприятных ощущений в месте пониже спины, начал собирать одежду, которая оказалась лежащей на кресле.

– Душ там, – махнул рукой Драко, переворачиваясь на живот и погружаясь в подушки. – Можешь пользоваться. И одежду сразу с собой возьми, а то расшумишься, разбудишь меня...

Глава 5.

В которой Люциус получает сову, Гарри пишет записки и узнает много нового

Каждое утро Гарри Поттера начиналось с того, что он проклинал «хорька белобрысого», второпях, часто жертвуя завтраком, списывал у Рона очередное эссе и сломя голову, что уж совсем не подобает шестикурснику, бежал на уроки. А каждый вечер снова спешил на очередное свидание с Драко, хотя и клял себя на чем свет стоит за такую мягкотелость. Но Малфой всегда подлавливал гриффиндорца так, что последний просто не мог отказаться.

А еще у Гарри почему-то не получалось остановиться и задуматься над тем, что он делает. Круговерть уроков, отработок, списываний и свиданий затянула его настолько, что он не всегда мог вспомнить, какой сегодня день. Недели через полторы после первой встречи Малфой как-то ненавязчиво убедил его в необходимости постоянно носить с собой мантию-невидимку и теперь отказывался отпускать Гарри в гриффиндорскую башню раньше полуночи. Впрочем, какая там полночь! К концу сентября Поттер обычно прибредал к портрету Полной Дамы не раньше, чем в третьем часу ночи. А вставать приходилось в восемь!

Гарри начинал понимать, что подобный темп жизни скоро сведет его в могилу. А ведь это еще не начались квиддичные тренировки. Но сегодня была пятница, а значит, завтра он хотя бы выспится.

В половине шестого вечера Поттер задумчиво растянулся на парте в кабинете истории магии, подложив локоть под щеку и лениво наблюдая за тем, как профессор Бинс, размеренно колыхаясь в воздухе, повествует о… впрочем, гриффиндорец не вслушивался в рассуждения профессора. Он перебирал в памяти ключевые моменты вчерашнего вечера, периодически косясь на светловолосый затылок Малфоя, что-то упорно строчившего на листе пергамента. Вот слизеринец недовольно фыркнул, отложил перо и поправил прядь, выбившуюся из безукоризненно уложенной прически. Гарри с восхищением проследил движение изящной кисти руки и неосознанно облизнул губы, представив, как сегодня… ему пришлось мотнуть головой, чтобы отогнать поток мучительно-сладких видений. Мордред, он опять возбудился, только посмотрев в сторону хорька. Поттеру стало стыдно.

Пока Гарри пытался справиться со своей проблемой, ему на стол приземлился самолетик, наподобие министерских: «Сегодня, после ужина. Как всегда».

Подписи не было, но и без нее Гарри не сомневался в отправителе. Вот только приступ самобичевания еще не прошел, и Поттер, взбешенный бесцеремонностью текста, с силой ткнул пером в чернильницу и накарябал, едва не разрывая пергамент: «Иди на х***». И, скомкав послание, швырнул пергаментный шарик в спину слизеринцу.

– Ты чего? – не вовремя проснулся Рон. – Что он тебе опять сказал?

– Ничего, как обычно, – Гарри покраснел, вспомнив, что это «как обычно» означает, но рассказать другу обо всем не мог, да и не хотел.

Записка, перекрученная еще сильнее, снова шлепнулась на парту перед Гарри. «Десять ударов ты уже заработал. И я найду, чем занять твой рот».