Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин

в силах больше сдерживаться, застонал как от боли. У противоположной стенки взметнулась и села Алият. Сверкнула тёмными злыми глазами:

— Если не перестанешь скулить, ночью подкрадусь и горло цепью перепилю!

Смысла угроза не имела: стальные тонкие цепи, с помощью которых узники были прикованы к противоположным стенам тесного отсека, не достигали в длину и локтя. Тем не менее Ар‑Шарлахи рванулся с яростным воплем, пытаясь дотянуться свободной рукой до горла обидчицы, но, естественно, желаемого не достиг. Алият поступила умнее: она упёрлась ладонями в пол и нанесла удар ногой. Ар‑Шарлахи бросило на переборку.

— Кобра!.. — прохрипел он, с ненавистью возвращая удар, ушедший, впрочем, в пустоту, поскольку Алият была к нему готова.

Далее в отсек ворвались стражники и, растянув каждого вдоль своей переборки, приковали ещё и за ногу.

* * *

На второй день в желтоватом мареве проступили прямо по курсу голубоватые и плоские, словно вырезанные из прозрачной бумаги, очертания горных отрогов. Поплыли навстречу островки желтовато-серой растительности, мелькнула ядовитая зелень поливной плантации.

Ар‑Шарлахи, естественно, ничего этого видеть не мог, но по тому, как изменился ход каторги, давно сообразил, что Харва уже близко. Кончилась изматывающая качка по барханам пустыни Теген, под огромными полыми колёсами скрипела и стреляла камушками ровная степь.

Ар‑Шарлахи, кряхтя, перевернулся на живот и приподнялся, упёршись локтями в настил.

— Послушай… — негромко позвал он. — Но ведь уже два дня минуло! Шарлах наверняка ушёл в пустыню… Какой смысл врать дальше? Скажи ты им, что никакой я не разбойник!

— Зачем? — равнодушно осведомилась Алият.

— Но ведь это же правда!

Алият тоже приподнялась на локте и брезгливо оглядела Ар‑Шарлахи.

— Да уж… — съязвила она, снова отворачиваясь к стенке. — Что правда — то правда…

— Судью, что ли, оберегаешь?.. — процедил Ар‑Шарлахи. — Или начальника стражи?.. Сама же видела, что они со мной сделали! А ведь судья мне другом считался… Ш‑шака‑лы!.. Да и Шарлах твой ничем не лучше! Гуляет себе на воле, а тебя вон в Харву везут… на двух цепях…

После этих слов Алият замолчала вообще. То ли оскорбилась, то ли задумалась. И Ар‑Шарлахи вновь предался горестным размышлениям.

«Передаём тебя в руки государя…» Как же это всё-таки понимать? Не в прямом же смысле!.. Хотя почему бы и нет?.. Досточтимый Ар‑Маура, скорпионов ему в оба рукава, помнится, говорил, что государь послал за Шарлахом целый караван, да ещё и распорядился взять живьём… Для какой же это, интересно, надобности потребовался государю, непостижимому и бессмертному, ничтожный разбойник Шарлах?.. А вдруг они знакомы? Скажем, лет пять назад вместе поднимали мятеж против державы Орейутов, а потом грянула война — и дорожки их разбежались… Один стал государем, другой пошёл в разбойники…

Предположение, конечно, было слишком невероятным, и всё же сердце зашлось на секунду от внезапной отчаянной надежды. В самом деле, если государь когда‑то знал Шарлаха, то подмена обнаружится незамедлительно… Ох, судья! Несдобровать тебе в этом случае!..

Растянутый за руку и за ногу вдоль переборки, Ар‑Шарлахи лежал теперь радостно притихший. Вновь и вновь он представлял себе изумление и гнев государя, когда тот обнаружит, что доставили к нему вовсе не того, кто был ему нужен. Затем с наслаждением начинал воображать, какие именно кары обрушатся на досточтимого Ар‑Мауру, на начальника первой стражи, на юного секретаря… И на эту кобру Алият, что по‑прежнему лежала неподвижно вдоль противоположной переборки.

Словом, когда подошли к Харве, Ар‑Шарлахи навоображал столько всего хорошего, что уже пребывал чуть ли не в бодром расположении духа.

По настилу забегали, оглушительно хлопнуло полотнище, вздрогнул корпус, заскрипели блоки. Слышно было, как внизу, переругиваясь и звеня лёгкими стальными цепями, занимает места в своих люльках отдохнувшая смена. Всё правильно… Вход в Харву на парусах запрещён. Вскоре каторжане, дружно отжимая ногами перекладины ведущих барабанов, плавно погнали судно по ровной брусчатке южного радиального пути. Ко второму внутреннему порту, надо полагать…

Возле сторожевой башни приостановились и, судя по всему, приняли кого‑то на палубу. Через некоторое время низкая дверца открылась — и полутёмный отсек словно озарился розовым пламенем. На заглянувшем к узникам был просторный халат алого шёлка и золотая цепь. Не иначе сановник, и, надо полагать, тот самый, кого только что взяли на борт.

— Они? — спросил он, оглянувшись.

— Они, досточтимый Тамзаа, — поспешно подтвердили снаружи.

— Целы-невредимы? — не дожидаясь ответа, пламенный незнакомец хотел прикрыть дверцу, но его остановил Ар‑Шарлахи:

— Досточтимый! Я хочу донести на судью Ар‑Мауру!

Голорылый помедлил и с любопытством посмотрел на Ар‑Шарлахи.

— Разве ты не знаешь, что доносы от изобличённых преступников не принимаются? — спросил он.

Ар‑Шарлахи растерялся.

— Да, но… — беспомощно проговорил он. — В чём преступление? Был ведь указ государя, что разбоя в пустынях нет…

Голорылый снисходительно улыбнулся.

— Разумеется, нет, — подтвердил он. — Но своими поступками ты дал повод многим людям усомниться в этом. Так что вина твоя очевидна…

С этими словами досточтимый покинул отсек.

— А ты знаешь, как мы обычно поступаем с доносчиками? — сонным голосом осведомилась Алият. — Если поймаем, конечно…

— Да раздроби тебя кивающий молот!.. — выругался сквозь зубы Ар‑Шарлахи и вновь отвернулся к стенке.

* * *

Лучше бы он не заговаривал с этим сановником. Снова зашевелились самые нехорошие предчувствия. Ар‑Шарлахи лежал на боку и бессмысленно разглядывал тонкое стальное кольцо на запястье. При Орейе Четвёртом таких оков не водилось… Были тяжёлые железные кандалы, часто ржавые. Но, кстати, освободиться от них было куда легче. А эти… Изящный браслетик, ни дать ни взять женское украшение, да ещё и с замочком, а попробуй распили! Ничем ведь не распилишь!.. Да, много чего научились делать в Харве за последние пять лет. Эпоха боевых щитов и стальных цепей…

Ар‑Шарлахи криво усмехнулся и тут же вновь встревожился. Судя по всему, каторга давно миновала второй внутренний порт и теперь явно направлялась к первому. Ну, это вообще что‑то неслыханное! Первый порт был расчищен и вымощен сто с лишним лет назад, когда Харва представляла собой скопище крытых пальмовыми ветками хижин, жмущихся к сторожевым башням цитадели и ныне упразднённому храму Четырёх Верблюдов. Слишком маленькая, чтобы принимать боевые каторги, эта древняя гавань использовалась теперь исключительно как стоянка лёгких, похожих на безделушки судов, принадлежащих знати и предназначенных в основном для церемониальных выездов да увеселительных прогулок.

— Тюрьму проехали… — упавшим голосом сообщил Ар‑Шарлахи, полуобернувшись. — Неужто и впрямь к государю?..

Алият, как и следовало ожидать, не ответила. Приглядевшись, Ар‑Шарлахи понял, что она не спит, а напряжённо прислушивается к чему‑то. Прислушался и он. На палубе неподалёку от их отсека два мужских голоса вели негромкий разговор.

— …подгонишь каторгу вплотную к дворцу, высадишь обоих —