Конец главы - Джон Голсуори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Смотри на него боттичеллиевским взглядом, Динни! Смотри на него боттичеллиевским взглядом.
VII
В понедельник вечером, приближаясь к Челси, Эдриен размышлял об этом районе, который теперь так сильно изменился. Он помнил, что даже в поздневикторианское время местные жители чем-то напоминали троглодитов. Все они были немножко пришибленные, хотя и среди них попадались типы, достойные внимания историка. Прачки, художники, питающие надежду уплатить за квартиру, писатели, существующие на шесть-семь пенсов в день, леди, готовые раздеться за шиллинг в час, супружеские пары, созревшие для бракоразводного процесса, любители промочить глотку и поклонники Тернера, Карлейля, Россетти Уистлера соседствовали там с грешными мытарями, хотя в Челси, как и всюду, преобладали те, кто четыре раза в неделю ест баранину. Чем дальше линия домов отступала от реки, приближаясь к дворцу, тем все респектабельней они становились, пока наконец, достигнув неугомонной Кингз-род, не превращались в бастионы искусства и моды.
Домик, который снимала Диана, находился на Оукли-стрит. Эдриен помнил те времена, когда это здание не отличалось никакими индивидуальными особенностями и было населено семейством пожирателей баранины. Однако за шесть лет пребывания в нем Дианы дом стал одним из самых уютных гнездышек Лондона. Эдриен знал всех разбросанных по высшему свету красавиц-сестер Монтжой, но самой молодой, красивой, изящной и остроумной среди них была, конечно, Диана, одна из тех женщин, которые, обладая более чем скромными средствами и безупречной репутацией, умеют тем не менее окружать себя такой элегантностью, что возбуждают всеобщую зависть. Все в доме - от двух ее детей до овчарки-колли (одной из немногих оставшихся в Лондоне), старинных клавикордов, кровати с пологом, бристольских зеркал, обивки мебели и ковров - дышало вкусом и успокаивало глаз. Такое же спокойствие навевал и весь облик Дианы: превосходно сохранившаяся фигура, ясные и живые черные глаза, удлиненное лицо цвета слоновой кости, привычка отчетливо выговаривать слова. Эта привычка была свойственна всем сестрам Монтжой, унаследовавшим ее от матери, урожеанки Горной Шотландии, и за последние тридцать лет, без сомнения, оказана значительное влияние на выговор высшего общества: из глотающего "г" мяуканья он превратился в гораздо более приятное произношение с подчеркнуто выделенными "р" и "л".
Когда Эдриен раздумывал, почему Диана при ее ограниченных средствах и душевнобольном муже все-таки принята в свете, ему всегда рисовался среднеазиатский верблюд. Два горба этого животного воплощали для Эдриена два слоя высшего общества - Знати: между ними, как между двумя половинками прописного З, лежит промежуток, усидеть в котором редко кому удается. Монтжой, древний землевладельческий род из Дамфришира, в прошлом связанный с аристократией бесчисленными брачными узами, располагал чем-то вроде наследственного места на переднем горбу - места, впрочем, довольно скучного, так как с него из-за головы - верблюда мало что видно. Поэтому Диану часто приглашали в знатные дома, где важные персоны охотились, стреляли, благотворительствовали, занимались государственными делами и предоставляли дебютанткам известные шансы. Эдриен знал, что она редко принимает такие приглашения. Она предпочитала сидеть на заднем горбу, откуда, поверх верблюжьего хвоста, открывался широкий и увлекательный вид. О! Здесь, на заднем горбу, собралась занятная компания. Многие, подобно Диане, перебрались сюда с переднего, другие вскарабкались по хвосту, кое-кто свалился с небес или - как люди порой называли их - Соединенных Штатов. Чтобы получить сюда доступ, - Эдриен знал это, хотя никогда его не имел, - необходимо было обладать некоторыми способностями в известных вопросах, - например, либо природной склонностью к острословию, либо превосходной памятью, дающей возможность достаточно точно пересказать то, что прочел или услышал. Если же вы не обладали ни той, ни другой, вам позволяли появиться на горбу один раз - и не более. Здесь полагалось быть индивидуальностью - без особой, разумеется, эксцентричности, но такой, которая не, зарывает свои таланты в землю. Выдающееся положение в любой области - желательно, но отнюдь не sine qua non. [4] Воспитанность - также, но при условии, что она не делает вас скучным. Красота могла служить пропуском сюда, но лишь в том случае, если она сочеталась с живостью характера. Деньги были опять-таки желательны, но сами по себе еще не обеспечивали вам места. Эдриен замечал, что познания в искусстве, если они высказывались вслух, ценились здесь выше, чем творческий талант, а способность к руководству получала признание, если не проявлялась в слишком сухой и немногословной форме. Бывали люди, которые попадали сюда благодаря своей склонности к закулисным политическим интригам или причастности к различного рода делам. Но главным достоинством считалось умение говорить. С этого горба во все стороны тянулись нити, но Эдриен не знал, действительно ли они управляют движением верблюда, хотя многие из тех, кто дергал за них, думали именно так.
Он знал другое: Диана имела такое прочное и постоянное место за столом у этой разношерстной группы, что могла от рождества до рождества питаться бесплатно и не возвращаться на Оукли-стрит, чтобы провести там конец недели. И он был тем более благодарен ей за то, что она неизменно жертвовала всем этим, стремясь почаще бывать с детьми и с ним. Война разразилась сразу же после ее брака с Роналдом Ферэом. Поэтому Шейле и Роналду, родившимся уже после возвращения отца с фронта, было сейчас всего семь и шесть лет. Эдриен никогда не забывал повторять Диане, что дети - настоящие маленькие Монтжой. Они безусловно напоминали мать и внешностью и живым характером. Но лишь один Эдриен знал, что тень, набегавшая на лицо Дианы в минуты покоя, объяснялась только страхом за них: в ее положении детей лучше не иметь. И опять-таки один Эдриен знал, что напряжение, которого потребовала от нее жизнь с таким неуравновешенным человеком, каким стал Фрез, убила в ней всякие плотские желания. Все эти четыре года она прожила вдовой, даже не испытывая потребности в любви. Он верил, что Диана искренне привязана к нему, но понимал, что страсти в ней пока что нет.
Он явился за полчаса до обеда и сразу же поднялся на верхний этаж в классную комнату, чтобы взглянуть на детей. Гувернантка француженка поила их перед сном молоком с сухариками. Они встретили Эдриена шумным восторгом и требованием продолжать сказку, которую тот не закончил в прошлый раз. Француженка, знавшая, что последует за этим, удалилась. Эдриен уселся напротив детей и, глядя на два сияющих личика, начал с того места, на котором остановился:
- Так вот, человеку, оставленному у пирог, огромному, черному как уголь детине, поручили их охранять потому, что он был страшно сильный, а побережье кишело белыми единорогами.
- Ну-у, дядя Эдриен, единорогов не бывает.
- В те времена бывали, Шейла.
- А куда они делись?
- Теперь остался только один, и живет он в местах, где белым нельзя появляться из-за мухи бу-бу.
- А что это за муха?
- Бу-бу - это такая муха, Роналд, которая садится тебе на икры и выводит там целое потомство.
- Ой!
- Так вот, я рассказывал, когда вы меня перебили, что побережье кишело единорогами. Звали этого человека Маттагор, и с единорогами он управлялся очень ловко. Выманив их на берег кринибобами...
- А что такое кринибобы?
- По виду они похожи на клубнику, а по вкусу на морковь. Так вот, приманив единорогов, он подкрадывался к ним сзади...
- Как же он мог подкрадываться к ним сзади, если их нужно было заманивать кринибобами?
- Он нанизывал кринибобы на веревку, сплетенную из древесных волокон, и натягивал ее между двух могучих деревьев. Как только единороги принимались поедать плоды, Маттагор вылезал из-за куста, где прятался, и, бесшумно ступая - он ходил босой, - связывал им попарно хвосты.
- А они не чувствовали, как он им связывает хвосты?
- Нет, Шейла. Белые единороги ничего хвостом не чувствуют. Потом он снова прятался за куст и начинал щелкать языком. Единороги пугались и убегали.
- И у них отрывались хвосты?
- Никогда. Это было очень важно для Маттагора, потому что он любил животных.
- Значит, единороги больше не приходили?
- Ошибаешься, Ронни. Они слишком лакомы до кринибобов.
- А он ездил на них верхом?
- Да. Он часто вскакивал им на спину и уезжал в джунгли, стоя на двух единорогах сразу и посмеиваясь. Так что под его охраной, как сами понимаете, пироги были в безопасности. Сезон дождей еще не начался. Поэтому акул было немного, и экспедиция уже собиралась выступать, как вдруг...
- Дальше, дальше, дядя Эдриен. Это же мамочка.
- Продолжайте, Эдриен.
Но Эдриен молчал, не сводя глаз с приближавшегося к нему видения. Наконец он перевел взгляд на Шейлу и заговорил опять: