Бремя страстей - Ткачев Андрей

И так далее. Вечно недовольный человек неблагодарен. Он пренебрегает тем, что у него есть. Люди, с помощью которых он пользуется благами, не заслуживают в его глазах признательности. Выйдя, скажем, из землянки и переселившись в коммуналку, он очень скоро забудет о сырости подвалов и начнет тяготиться новыми условиями жизни. Оно и понятно — человек ищет, где лучше. Но и получив со временем отдельную квартиру, он не сумеет оценить позитивную динамику переселений. Подвал совсем уйдет из памяти, коммуналка останется в сознании синонимом недавнего бытового ужаса, а отдельное жилье вскоре поблекнет от жажды получить хорошую квартиру в элитном доме. В вынужденной бедности нет красоты, но и в притуплении вкуса от сладостей нет ничего хорошего.

Потом, когда, даст Бог, и очередная мечта сбудется, воображение нарисует загородный дом, виллу, яхту, дворец на Майами. Нарисовать воображение может все, что показывал сатана Христу на горе искушений. А неблагодарное сердце откажется выстраивать в сознании цепочку неуклонного стремления вверх. Драгоценные слова «Слава Богу!» он тоже не спешит произнести. Со стороны же динамика изменений будет всем заметна. Люди скажут: «Счастливчик!» А сам «счастливчик» будет хмур, раздражен, ненасытен, ворчлив и на многие пакости согласен, поскольку главные доминанты гнилого сердца — ненасытность и неблагодарность.

Из «москвича» в старенькую иномарку, из старенькой в новенькую иномарку постепенно пересело множество наших знакомых, но градус благодарности от этого не особо увеличился. Из далекой и недоступной в близкую и знакомую превратилась для нас заграница. Все красоты мира, все знаковые архитектурные сооружения — от башни Эйфеля до диковинных пагод Востока — были сфотографированы миллионами наших граждан лично. В детстве многие об этом и не мечтали, но особой благодарности за кардинально улучшившийся образ жизни тоже не выражали. Не научен современный человек благодарить, он приучен ворчать и искать новых удовольствий.

Все сказанное напоминает до боли известный сюжет — сказку «О рыбаке и рыбке». Говоря по совести, трудно не узнать себя человеку в Старухе. По факту — нет, по факту никто таких Рыбок не ловил и стремительно из курной хаты в царские покои не переселялся. Но по сердцу люди — старухи. Сердце обнаруживает ненасытность, злую бездонность и неблагодарность только под дождем нечаянных милостей.

Представьте себя в красках на месте Старухи. Быть может, ваша совесть тихо и грозно скажет: «Ты вел бы себя так же!»

Некоторые вопросы есть и к Старику. Еще на стадии желания супруги превратиться в столбовую дворянку дед мог бы стукнуть кулаком по столу и поставить бабу на место. И даже если он—законченный подкаблучник (скорее подлапотник, потому что каблуков у Старухи не было), и тогда он мог, движимый нравственным чувством, попросить Рыбку: «Преврати ты ее, государыня Рыбка, в жабу. Ненасытная она у меня, и добром это не кончится». Но ничего подобного Старик не просил. Он продолжал свое опасное послушание у злой жены.

Какое общество взрывоопасно? Состоящее из хронически недовольных людей. А какие люди хронически недовольны? Ненасытные и неблагодарные. Люди, источенные изнутри завистью.

В литературе есть еще одна ценная вещица, где фигурируют Рыба и Старик, и между ними сложные отношения. Это «Старик и море» Хемингуэя. Трудно представить, что этот старик (рыбак с Кубы), поймай он не рыбу-меч, а Золотую Рыбку, вел бы себя подобно своему русскому коллеге по ремеслу. Тот старик был крут. Он бы и жену на место поставил, и у Золотой Рыбки бесконечных глупостей не просил бы.

Важно сделать выводы. Не все же ругаться и бесплодно критиковать. Сколько вширь ни богатей, все мало будет. Чтобы успокоиться, поблагодарить за то, что есть, отказаться от большего, если наличного хватает с головой, нужно богатеть вглубь. Писание говорит об этом: в Бога богатеть. Если мошна толстеет, а мыслишки по-прежнему куцые, то это у человека или общества экстенсивное развитие называется — пожирание ресурса. Такова вся хваленая современная цивилизация, внутри которой этика безнадежно отстала от техники, а метафизика изгнана вон. И обречен на несчастье живущий внутри этой цивилизации и по ее законам человек. Сыт он, одет он, почти всю работу за него делают механизмы. Но недоволен он, потому что не знает, зачем живет. Внутреннего роста в нем нет. Остается только завидовать тем, кто имеет нечто, пока недоступное. Общество бедных внутри и недовольных снаружи людей — опасное общество.

Однако следует вернуться к Старухе. Ходила бы она в церковь, хватило бы ей и одного нового корыта. А там, глядишь, сама Рыбка по доброте подарила бы и «домик в деревне». Читала бы бабка Псалтирь, хватило бы ей и мещанского статуса. Даже такой показался бы страшен, и желание большего бы отсеклось. Были бы у бабки внуки, а не только затюканный дед, выше дворянства после свалившегося мещанства не полетела бы ее мысль. Да и в дворянстве была бы она милосердна к таким же горемыкам, какой сама была до чудесного улова. Все было бы по-другому, если бы кроме зависти и жадности — или вместо них — была бы благодарность, молитва, сдержанность в желаниях.

Нужно, чтобы человек был и внутри, по Чехову, красив. Глубок был бы человек. Нужно, чтобы и общество состояло из людей, работающих над собой, богатеющих вглубь. По крайней мере нужно, чтобы количество таких людей в обществе не умалялось ниже некоего критического предела. Иначе продолжат и человек, и общество подобных ему преступно не замечать обилия окружающих благ. Продолжат вести образ жизни вредного и жадного человека, как тот демон у классика, о котором сказано: «И ничего во всей Вселенной благословить он не хотел».

Так какой же человек мил? Благодарный, независтливый. С каким человеком приятно жить по соседству? С благочестивым и довольным тем, что есть. Ему и подастся большее. И большее будет не во зло.

3. Рабы чрева своего

Есть и пить — два глагола, существующих в каждом языке. Нет такого языка, даже самого дикого, такого, в котором нет абстрактных понятий и способов выражения сложных мыслей, в котором не было бы глаголов «есть» и «пить». Я ем, я пью, ты ешь, ты пьешь. Глаголы эти повторяются много раз в Писании и указывают на нечто гораздо большее, чем просто есть и просто пить.

«Есть» и «пить»! Поставленные вместе, эти два слова в Книге Чисел говорят о гнусном идолопоклонстве еврейского народа при отшествии Моисея на гору Синайскую для получения скрижалей. Когда Моисей ушел на сорок дней на долгий пост и на горе устами к устам общался с Богом, народ сказал: «Мы не знаем, что случилось с Моисеем, который вывел нас из Египта!» И они вынудили Аарона сделать им литого тельца из золотых украшений, вывезенных из Египта. Далее Библия говорит, что народ начал есть и пить и стал играть. Ну и что, вроде бы? Подумаешь, этакий многолюдный пикник на обочине. Но за этими тремя глаголами — есть, пить и играть — скрывается одна из самых больших катастроф мировой истории.

Люди сделали идола, только что выйдя из Египта, из страны идолов. Сделали идола в присутствии живого Бога, Который только что вывел их из дома рабства. И еврейские книжники считают, что это было неким повтором грехопадения, только не в лице одного человека, а в лице целого избранного народа. Большей катастрофы придумать невозможно.

Когда есть идол, то нужно что-то делать ради него, есть идоложертвенное и пить идоложертвенное, вкушать во славу и во имя тех или иных богов. А потом, когда начинают играть, то за словом «играть» скрывается уже практическое идолопоклонство, заключающееся в разных совокуплениях, смешениях, всяких бесчинствах. Скупое слово скрывает практику, которая называется в Писании простым и жестким словом «мерзость» перед лицом Господним.

Человек — существо, которое должно есть и пить. Господь Бог, создавая человека в Раю, насадил для него Эдемский сад. И не создавал Господь Бог бесплотного духа, а соединил дух с плотью. Господь Бог сказал Адаму и Еве, что от всех деревьев в Раю могут есть. Однако за простыми словами «есть» и «пить» и тогда скрывалось нечто большее, потому что и в Раю можно было съесть смерть.