Очи синие, деньги медные - Роман Солнцев

- Нет, право ж... вот иду - дорога... - И вдруг свивается как лист?! - Кто это - выученик бога иль сатаны семинарист?

Довольно глупого веселья! Иль сам не знаешь ничего? Дай смертного любого зелья - но я хотел бы одного:

зреть каждый день, что будет завтра, или хотя бы через час... чтобы увидеть: сам я автор судьбы - иль дело леших, вас?

Ну, хоть ты бейся головою об стену, трижды будь талант - но если суждено судьбою - я буду просто глупый франт.

И хоть я вешайся - веревка порвется... прыгнешь ли с моста - зацепишься о край неловко... Не стоит и рубля мечта.

Но что же - так и жить бараном?.. - Мол, в небе лысому видней? Мой собеседник со стаканом хохочет над душой моей.

И говорит: - Вот пей, мудрило, и ты узришь все впереди. Но ты забудешь то, что было вчера... Не хочешь? Уходи.

Согласен? - Как же это можно? - А помнишь прошлое к чему?! Оно уж было... это ж тошно все помнить - как жевать пчелу.

- Я все забуду?.. - Все забудешь. (Но маму-то уж никогда... а остальное...) Плакать будешь, но память сгинет навсегда.

Согласен? - Черт возьми, согласен! Давай стакан... И выпил я. Напиток тепел был и красен. Как будто это кровь моя.

И словно занавес, мерцая, поднялся - и передо мной стояла дева молодая - в руках с моею головой...

7.

Будь проклят этот день и час,

как яд из самых красных чаш,

как жирных скрипок диссонанс,

как черти в нас!

Из стихов А. Сабанова

У Андрея своих забот хватало - болел если не друг, то ближайший приятель, поэт. Звали его Володя Орлов. Был он грузный, в сивых кудрях, в сивой бороде, ходил в коротковатых штанах, как толстый школьник, любил глубокомысленно строить страшные гримасы на своем мясистом лице, к чему не сразу привыкали малознакомые, и курил безостановочно трубку. В синем облаке возле него кашляла милая молчаливая жена Лия, у ног дремал пес Рекс, такой же мохнатый, как сам Володя. Детей у Орловых не было.

Владимир с Андреем здесь, в провинции, оказались по судьбе своей как бы ровней - талантливые люди, да бог славы не дал.

- Мне б до пенсии дожить, - вздыхал Володя, щерясь и зевая, как лев. - Ауув!.. Вот уж я поэму напишу.

- Какую поэму? - тихо спрашивала Лия, маленькая женщина с накрашенными красным ртом, врач по профессии. Из-за отсутствия денег у государства она работала теперь лишь три дня в неделю. - А тебе не кажется, что пенсии и на чай с хлебом не хватит? И что ты на этих калориях сочинишь?

Грозно округлив глаза, он отвечал:

- Именно то и сочиню - поэму про время. Как время само вкалывает на меня. Хоть лежи я тут, хоть водку пей - кажный месяц пенсия. - "Кажный" - это чтобы не показаться выспренним. Ближе к народу.

К сожалению, до пенсии было далеко, а писал он мало. Да и кому в эпоху дикого капитализма нужна поэзия? Только ироническая протоплазма еще хоть как-то печатается да всякие рифмованные скабрезности, сочинение коих Володя не мог позволить себе, несмотря на свою нарочито комическую внешность и манеры. Андрей иной раз подначивал его, на ходу шаля и выдумывая глупейшие куплеты:

- Самолет вперед летит турбореактивный. До чего же я пиит творчески активный. Он записку сунул: "Чхи!.." Думал я: пародия, а когда надел очки, получил по морде я.

В ответ на что Володя громогласно, как пещера, в которой работает трактор, хохотал. Потом скривившись, исказив лицо в очередной гримасе - например, один глаз выпучен, а другой зажмурен, а зубы оскалены - молчит минуту, две, три... Худы у него нынче дела.

Он заболел зимой. У него заныл "ливер", как называет он кишочки и прочие внутренности. Жена с трудом вытащила тяжелого на подъем стихотворца в больницу, и там ему выписали много бумажечек: надо сдать анализы на кровь и мочу.

- А что мне анализы сдавать? Я сам знаю - в моем спирте мало гемоглобина... - бормотал он, изображая из себя матерого таежного волка ( когда-то поработал пару сезонов в геологии). - Нам это ни к чаму.

Но жена не отступала, и выводы врачей последовали самые мрачные. Ему, конечно, правды не сказали, объяснили - так, язвочка... надо подлечить. Немножко лучами посветим, немножко химией почистим органы.

- Вы бы заодно органы КГБ-ФСБ почистили... - щерился кудлатый Володя и закуривал свой вонючий, наидешевейший (брал на рынке) табак... И глядя на приятеля, Андрей не мог понять: знает Володя об истинном положении вещей или вправду наивен и благодушен, как любой человек, которому не хочется верить, что над ним нависла смертельная опасность.

Жили Орловы на Лесной горбатой улице, автобусом минут двадцать. Как-то ночью, уже после одиннадцати, когда транспорт практически не ходит, к Андрею прибежала Лия, бледная, как ее блузка с розовыми пуговками. Из коротких, сбивчивых слов женщины можно было понять: Володя умирает.

Она не плакала, но было бы лучше, если бы поплакала. Но перед кем плакать? Сабанов все же чужой для нее человек, и только потому она к нему пришла, что они с Володей дружат. У Володи матери нет, отец живет в Подмосковье, с мачехой, довольно угрюмой, если судить по фотографии, женщиной. У самой у Лии родители далеко - в заполярном Норильске...

- Врачи говорят, есть лекарство... - продолжала говорить Лия, заглядывая в бумажку, как будто сама не врач. - Вот, записала... двенадцать миллионов... Но где такие деньги взять? Мать пишет, на Севере по году не платят зарплату. Может, квартиру продать?

Андрей не знал, что и ответить. Он сам был беден, как любой современный музыкант, не работающий на громовой эстраде с прыгающими в дыму полуголыми старыми мальчиками.

- Я думаю, надо все-таки сообщить отцу Володи... ну, не может же не откликнуться. Володя говорил, в космической промышленности... лауреат какой-то премии...

Лия, кивнув, ушла. В памяти взвилась жалобная мелодия из "Адажио" Альбинони... И еще почему-то вспомнился, перебивая, хор-вопль женщин из чаплинского фильма "Огни большого города". Спохватившись, Андрей выскочил проводить Лию, но ее на ночной улочке уже не было - то ли укатила, от отчаяния схватив такси, то ли рыдает где-нибудь за углом...

Миновал месяц - Володю облучали, он стал хмур и безразличен. Лишь иногда, привычно развалясь на диване, разевал рот, как старый лев, - рычал на послушную тихую жену:

- А вот почему ты нам с улицы пива с воблой не принесешь? Вобла - во, бля!.. Так возникло слово "вобла".

- Не стыдно?.. - как бы ужасалась Лия ( скорее всего, у нее не было денег). - "Вобла". Гостя бы постеснялся. Видишь, хмурится.

Извинившись и сославшись на желание похмелиться (хотя пить вовсе не хотелось), Андрей, не смотря на протесты Лии и самого Володи, шел за пивом. Володя с наслаждением высасывал бутылку темного "Купеческого" и закрывал глаза. Отец его, как Андрей узнал от Лии, на ее письмо (написанное, конечно, втайне от Володи) не откликнулся. Хотя это ни о чем еще не говорит - может, Орлов-старший в отъезде, за границей. А возможно, и собирается что-то прислать...