Жертвы моря - Константин Михайлович Станюкович

Наступил рассвет, но не принес утешения. Бора достигла апогея своей силы. Всё кругом было в водяной мгле, и ничего не было видно в нескольких саженях. В девятом часу утра несколько расчистилось, и тогда представилась следующая картина.

На рейде оставались на своих якорях только флагманский фрегат «Мидия», погруженный носом в воду почти до клюзов, и шхуна «Смелая», едва виднеющаяся в тумане и почти до бортов сидевшая в воде.

Бриг «Паламед» с переломленной грот-мачтой беспомощно бился на каменном рифе; пароход «Боец» лежал совсем на боку, на мели, выброшенный к берегу, а дальше за карантином транспорт «Гостогай» тоже был на мели кормой, но еще удерживаемый якорями против ветра. Корвет «Пилад» дрейфовал к берегу и под ветром у «Пилада» кипели буруны, как вода в паровом котле… Но корвет еще держался и только к ночи, потеряв руль, был брошен на мель.

Но где же тендер «Струя», этот красавец и хороший ходок, со своей высокой мачтой?

Вместо тендера над беснующимся морем торчала лишь верхушка мачты, словно крест над свежей могилой, в которой погребен был весь экипаж: командир, оставивший сиротами жену и пять человек детей, два офицера и сорок пять человек команды.

Тендер погиб, погруженный массой льда, покрывшего судно сплошной корой и от которого тщетно хотели избавиться бедные моряки.

Впоследствии, когда тендер был поднят со дна моря, оказалось, что командиром приняты были все меры к отвращению гибели: бушприт вдвинут, орудия перетащены на корму (для облегчения обледеневшего носа), цепи от бочки расклепаны, вероятно с целью идти в берег, когда наступила минута гибели. Носовая часть оказалась вся покрытой массой льда, и изломанные топоры, интрипели и другое абордажное оружие свидетельствовали, с каким усилием отчаяния матросы обрубали лед, желая освободиться от этого жестокого врага, наседающего на тендер. И в то время, когда всё на нем замерзло, быть может, все-таки надежда до последней минуты не замерзла в сердцах этих людей, отстаивавших свою жизнь.

Еще раньше того, чем был поднят тендер, спускавшиеся водолазы нашли несколько жертв, но различить трупы не было возможности. Только труп капитана узнали по его часам, найденным в кармане. Они остановились на 10½ часах. Это было единственное свидетельство, по которому можно было, хотя приблизительно, определить час трагической гибели тендера.

III

Бора не утихала, и на судах, терпевших крушение, переживали бесконечно долгие и бесконечно мучительные часы.

Первым «страдальцем» новороссийской боры был бриг «Паламед».

Его сорвало с мертвых якорей ночью. Бросили свои три якоря, и бриг держался, но сильное волнение выбило передний борт, и с этой минуты положение брига стало весьма опасным. Три раза пробовали заколачивать борт изнутри досками, и напрасно. Волны легко выпирали эти доски, отбрасывая работающих людей, вливаясь на бак и, превращаясь в лед, погружали переднюю часть брига всё более и более. Масса наружного льда, покрывавшего носовую часть, увеличивала серьезность положения. Бриг с трудом поднимался на волнении, и волны свободно перекатывались через бак, делая невозможным обрубать лед.

В четвертом часу бриг стал дрейфовать. Он ударился кормой о риф и потерял руль. Удары продолжались всё чаще и сильнее, трюм и кубрик наполнились водой, и бриг повалило совсем на бок и било о риф всем лагом, отчего сломалась и упала за борт грот-мачта.

Гибель людей казалась неизбежной. Тогда капитан приказал обрубить канат якоря с правой стороны, и на рассвете бриг прибило к берегу в близком расстоянии от карантинного дома.

Но до спасения еще было далеко. Бора не стихала, и установить сообщение разбивающегося брига с берегом было, казалось, невозможным.

Однако пять удальцов-матросов вызвались передать «конец», т. е. веревку, на шестерке, сорванной волнением с баканцев и державшейся на привязи у борта. Перекрестившись, смельчаки сели в небольшую шлюпку и направились к берегу, напутствуемые молитвами товарищей. Все с замиранием сердца следили за маленькой шлюпкой, то скрывающейся, то вновь показывающейся на гребнях клокочущих волн. Уже половина расстояния до берега была благополучно пройдена ловкими гребцами, и радостная надежда светилась на лицах оставшихся на бриге, как вдруг… все стали безмолвно креститься. Шлюпка исчезла, опрокинутая волнением, и пятеро смельчаков сделались жертвами своего самоотвержения.

Наконец, после полудня, бора чуть-чуть ослабела, и с помощью страшных усилий собравшихся на берегу жителей экипаж брига был свезен на берег. Спасти ничего не могли. Бриг был весь полон воды.

Командир, все офицеры и многие из матросов тотчас же отправлены были в госпиталь. У всех у них были отморожены руки и ноги.

«Боец» отделался сравнительно легко. Под разведенными парами и на якорях он удерживался на месте до четырех часов утра, но свирепая бора заставила его дрейфовать, и к седьмому часу утра пароход был прибит к берегу, недалеко от пристани. Люди все были спасены.

Транспорт «Гостогай» был выброшен на мель вблизи карантина. Спасение людей представило большие затруднения, так как большая часть матросов закоченели от стужи и едва держались на ногах.

Корвет «Пилад» отстаивался более других судов, потерпевших крушение. На рассвете 13 января, после отчаянной ночи, во время которой никто не смыкал глаз, и все заняты были очисткой рангоута и снастей от льда, корвет стало дрейфовать на трех якорях к берегу и продрейфовало сажень шестьдесят. Но затем якоря задержали, и «Пилад» стойко держался против боры и только стремительно качался на неправильном волнении, разведенном борой, имея под ветром страшные буруны. Когда к полудню ураган чуть-чуть ослабел, у всех на корвете ожила надежда удержаться на якорях, выйдя победителем грозной боры. Но после полудня она снова задула с прежней силой, и бедняга-корвет не выдержал нового нападения. Его стало дрейфовать, и к 7 часам вечера у него за кормой было 16 фут глубины. Вслед затем начал стучать руль; его сняли с петель и спустили в воду. В девятом часу раздался сильный удар о дно, и корвет стал биться, всё более и более относимый к берегу. В полночь открылась сильная течь, так что все пущенные помпы едва успевали откачивать воду. На рассвете 14 января корвет плотно стоял на мели, по счастью на песчаном грунте в 40 саженях от берега.

Оставалось теперь думать о спасении людей. С помощью протянутого на берег леера (толстой веревки) начали перевозку экипажа. Первыми, как водится, были перевезены больные с врачом и священником. Но с двух часов дня снова засвежело; переправа была остановлена и возобновлена была только на рассвете следующего дня. Благодаря хладнокровию капитана и образцовому порядку, вся команда (большая часть которой имела отмороженные руки и ноги)