Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Историческая проза » Колосья под серпом твоим - Владимир Короткевич

Колосья под серпом твоим - Владимир Короткевич

Читать онлайн Колосья под серпом твоим - Владимир Короткевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 165
Перейти на страницу:

Женщина и белый говорили по-крестьянски. С сильным акцентом, но все же говорили, и это делало их более близкими.

— Поцелуй меня, — сказал белый.

Но мальчику было неловко, и он, наклонившись, поцеловал — совсем как Когутова Марыля попу — руку женщины, изящную, тонкую, казавшуюся особенно белой среди черных кружев широкого рукава.

— Facon de voir d'un chevalier… — засмеялся мужчина. — Я же говорил, что он мой сын, мой. К руке женщины прежде всего. Che-va-lier![15]

— Georges! — снова укоризненно сказала женщина.

Алесь во все глаза смотрел на нее. Нет, это была не она. У нее были маленькие руки и ноги, некрасиво тоненькая фигура. Но ее лицо с такими теплыми глазами, с таким спокойным ртом! Но каштановые искристые волосы! Все это было родным, лишь на мгновение забытым, и вот теперь всплывало в памяти.

И он вдруг каким-то неприкаянным голосом крикнул:

— Ма-ма!

Крикнул почти как крестьянский ребенок, на которого надвигается бодливая корова, крикнул, твердо веря, что вот сейчас мать придет и спасет. Крикнул и сразу застеснялся.

Ей только этого и надо было. Обняла, прижала к себе, начала шептать что-то на ухо. Но в нем уже росло возмущение и стыд, словно он изменил хате, рукам Марыли, глазам братьев. И он так разрыдался в этих тонких руках, будто сердце его разрывалось на части.

А она целовала.

Он плакал, ибо чувствовал, что пойман, что с этим шепотом для него кончается все прежнее.

…Его повели мыть и переодевать. И когда отец и мать остались на террасе одни, улыбка неловкости так и не сошла с их лиц. Избегая смотреть мужу в глаза, Антонида Загорская глухо спросила у пана Адама, стоявшего неподалеку:

— Что, пан Адам, как вам панич?

Пан Адам замялся.

— Правду, — тихо сказала она.

— Мужичок, прошэ пани, — решился Выбицкий, — но с чистым сердцем, с доброй душой.

— Ничего, — даже с каким-то облегчением вздохнула мать, — научим.

Отец беспечно захохотал, показывая белые зубы.

— Видите, пан Адам? Так легко и научим. Les femmes sont parfois volages.[16]

— Эту идею подал ты, Georges. — Серые глаза матери повлажнели. — И ты не имеешь права…

— Ну, скажем, и не я, — возразил пан Юрий. — Скажем, отец мой, и нам нельзя было не послушаться.

— Но почему его одного?

— Самодурство. Возлагал на Алеся большие надежды. И ты знаешь, что он мне сказал перед дядькованьем?

— Говори.

— «Как жаль, что я не отдал в дядькованье тебя, Юрий! Возможно, тогда бы ты, сын, был человеком, а не принадлежностью для церкви и псарни».

— Это я снова ввела в Загорщине церковную службу. И он не любит тебя… из-за меня.

— Оставь. Глупости.

— Ну, а почему он не хочет дядькованья для Вацлава?

— Боюсь, что Вацлав ему безразличен.

— Второй внук?

— Я не хотел, Антонида. Я ведь только сказал о легкомыслии…

Мать уже улыбалась.

— Что ж поделаешь, Georges, если ты все видишь en noir.[17]

Снова горестно задрожали ее ресницы.

— Забыл все. Забыл французский. А говорил, как маленький парижанин… Я прошу тебя, я очень прошу, Georges, не спускай с него глаз. Ухаживай за ним в первые дни, потому что ему будет тоскливо… Ах, жестоко, жестоко это было — отдать!

Пан Выбицкий деликатно кашлянул, направляясь к ступенькам, и только теперь пани Загорская спохватилась, подняла на него кроткий взгляд:

— Извините, пан Адам, я была так невнимательна. Очень прошу вас — позавтракайте вместе с нами.

— Bardzo mi przyiеmnie,[18] — покраснел Выбицкий, — но прошу извинить, я совсем по-дорожному.

— Ах, ничего, ничего… Я вас очень прошу, пан Адам.

Выбицкий неловко полез в карман и вытащил красный фуляровый платок, который напоминал большую салфетку.

Лакеи выкатили на террасу столик на колесиках, приставили его к накрытому уже обеденному столу. Мать начала снимать крышки с судков.

— Накладывайте себе, пан Адам, — сказала она. — Возьмите куриную печенку броше… Завтракать будем по-английски. Первые дни ему будет неудобно со слугами, бедному.

Эконом сочувственно крякнул, стараясь сделать это как можно деликатнее и не оскорбить тонкого слуха госпожи.

И как раз в этот момент появился в дверях Алесь в сорочке с мережкой — под народный стиль, — в синих шароварах и красных сафьяновых сапожках. Именно так, по мнению пани Антониды, одевались в праздник дети богатых крестьян, и потому мальчик не должен был чувствовать неудобства. Отец хотел было прыснуть в салфетку, но сдержался, помня недавнюю обиду жены. Поэтому он только указал на стул рядом с собой:

— Садись, сын!

Алесь, обычно такой ловкий, медвежевато полез на стул. Смотрел на хрустящие скатерти, на старинное серебро, на двузубую итальянскую вилку, на голубой хрустальный бокал, в ломких гранях которого дробилась какая-то янтарная жидкость.

— Что это? — почти беззвучно спросил он.

— Го-Сотерн, — ответил отец. — Это, брат, такое вино, что и ты можешь пить.

— Вина не хочу. От него люди дуреют. Ругаются.

Выбицкий сокрушенно сморщился, и, увидев это, Алесь вдруг рассердился. Наконец, это была их вина. Ведь они сами довели его, а теперь еще учинили над ним эту пытку.

Поэтому он смело полез поцарапанной рукой в хлебную корзинку, положил кусок на свою тарелку и ложкой потянулся к тарелке отца, испытывая чувство, близкое к отчаянию.

— Ешь, ешь, сын, — спокойно сказал пан Юрий. — Подкрепляйся. Давай мы и тебе тарелку положим.

Но маленький затравленный «мужичок» уже нес ко рту самый большой кусок. Ему было неудобно, и потому он оперся левой ладошкой о край стола, а когда оперся, из-под этой ладошки упал на пол подготовленный кусок хлеба.

Мальчик начал медленно сползать со стула под стол. Сполз. Исчез. А потом из-под стола появилась голова.

Сурово, с чувством важности момента, молодой князь поцеловал поднятый с пола кусок и серьезно сказал:

— Прости, божечка.

И уже совсем по-хозяйски мальчик добавил:

— Будьте ласковы, отдайте это коню.

Пан Адам мучительно покраснел. Неловкость царила долго. Отец, все время поглядывая на мать, начал объяснять Алесю, что так делать нехорошо, что у них это не принято, и вид у него, очевидно, был хуже, чем у Алеся, потому что мать вдруг засмеялась.

Неловкость исчезла. Все засмеялись, да только смех еще звучал не очень весело.

— Что же вы, например, ели сегодня на завтрак, мой маленький? — спросила пани Антонида.

— Сегодня… на завтра? — недоумевая, переспросил Алесь.

— Антонида, — сказал пан Юрий, — если можешь, говори по-мужицки.

— Что ты ел сегодня на… сняданне? — спросила мать.

— Крошеные бураки, — басом ответил медвежонок. — И курицу ели… Зарезали по этой причине старого петуха… Марыля сказала: «Все равно уж, пускай хоть панич-сынок помнит».

Мать улыбалась, ее забавляли «крошеные бураки».

— Жорж, — сказала она, — неужели старый петух для них праздник? И как он мог жить с ними? Зачем такая жестокость со стороны старого Вежи.

Отец помрачнел.

— Я виноват перед тобой, Антонида. Он лишь намекнул слегка, что Алеся желательно отдать в дядькованье. Остальное додумал и решил я. Когуты — лучшие хозяева. Мастера. Честные, здоровые люди.

Его сильные руки сжали край скатерти.

— Видишь, ты и все считали меня легкомысленным. Я не хотел, чтоб сын пошел в меня. Я хотел, чтоб он был сильным, весь от этой земли. Пусть его не кормили каплунами. Ты посмотри на большинство его ровесников — изнеженные, немощные. Всегда хорошо делать так, как делали деды. Они были не совсем глупы. Я хотел, чтоб из него вырос настоящий господин, сильнее холопов не только умом, но и телом.

Помолчал. Затем сказал:

— Сын графа Ходанского, дражайшего соседа, едет дорогой среди льнов и всерьез говорит, что мужички будут с хлебом. Какой из него будет хозяин? Какого уважения ему ожидать от крепостных? А этот будет иным. Несколько лет среди землеробов, простая, здоровая пища, много воздуха, физические упражнения, размеренная жизнь. А лоск мы ему вернем за какой-то год.

Хитровато улыбнулся в усы.

— Поел, сынок? На вот тебе. Это засахаренные фрукты. Их называют цукатами. Можешь взять к ним чашечку кофе.

Густая коричневая струя потекла в маленькую, с наперсток, чашечку. Мать с интересом, даже немножко брезгливо следила за тем, как сын берет загорелой рукой цукат, настороженно кладет в рот.

То, что первое попало на язык, понравилось Алесю — сахар, который иногда привозили детям и в Озерище. Но дальше зубы завязли в чем-то непонятном — груша и не груша — и потому неожиданном и гадком.

Он выплюнул цукат под стол.

— Невкусные твои… марципаны.

Лицо отца помрачнело, когда он увидел, что на глазах матери выступили слезы.

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 165
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Колосья под серпом твоим - Владимир Короткевич торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться