Большое путешествие Малышки - Елена Попова

- Я бы хотела узнать что-нибудь об Иване Семеновиче Козловском...

И тут жена Ивана Семеновича Козловского схватилась за сердце и заплакала, и слезы потекли по ее лицу китайской принцессы, размазывая белила.

- Он умер? - спросила Малышка.

- Нет... - ответила жена Ивана Семеновича Козловского, от слез переходя к рыданиям.

- Простите, я не хотела... - сказала Малышка.

В это время внук Ивана Семеновича Козловского соорудил из коробок с тортами баррикаду, установил на ней игрушечный пулемет и стал поливать бабушку и ее гостью треском и огнем. Одной бутафории ему показалось мало, и он начал швырять в них хлебные корки. В разгар чаепития, когда кусок позеленевшего хлеба упал к ней в чашку, Малышка была вынуждена подойти к маленькому негодяю и, невзирая на то, что он являлся прямым потомком любимого ею Ивана Семеновича Козловского, сказать:

- Если ты не прекратишь, я тебя придушу!

- Попробуй! - сказал ребенок.

Жена Ивана Семеновича Козловского все рыдала, выковыривая из китайской прически кусочки хлеба.

- Простите, я не хотела, - повторила Малышка.

Все еще продолжая всхлипывать, жена Ивана Семеновича Козловского нашарила в кармане своей необъятной юбки маленький телефон.

- Сынок! - сказала она в трубку с той самой отдышкой, о которой во всех подробностях рассказывала еще совсем недавно. - Сынок! Отвези Малышку к папе...

Если все дети Ивана Семеновича Козловского были для Малышки как бы на одно лицо и когда-то просто путались в ногах, то для них Малышка, как это и бывает, осталась лицом значительным. Сын Ивана Семеновича Козловского появился почти мгновенно - бородатый, ростом с дверной косяк. Прежде всего он расправился с распоясавшимся ребенком, он взял его за шиворот, как котенка, и выбросил за дверь, вслед полетели пистолет, пулемет и несколько винтовок. Мальчишка рвался обратно, колотился в дверь и вопил.

- Поехали, - сказал сын Ивана Семеновича Козловского, опять появившись в комнате, и, робея, посмотрел на Малышку.

- Не забывай! - закричала ей вслед жена Ивана Семеновича Козловского, давно забытая собственным мужем. - Не забывай! - и опять заплакала.

Сын Ивана Семеновича Козловского привез Малышку в больничный городок, в одном из корпусов которого лежал когда-то с язвой двенадцатиперстной кишки бывший ассистент Фадеев, а теперь в самом дальнем, бездарно выкрашенном двухэтажном строении уже по собственной воле томился Иван Семенович Козловский. Дело в том, что он давно уже мог вернуться домой, но наотрез отказался это сделать, заявив, что не все додумал и не закончил свои "дела". К тому времени уже разбогатевшие его сыновья выкупили у больницы здание и даже обнесли его невысоким забором. Переменить обстановку, одежду и больничную еду Иван Семенович Козловский не захотел.

Сын Ивана Семеновича Козловского открыл наружную дверь своим ключом и, миновав еще несколько дверей с тяжелыми замками и запорами, повел Малышку по лестнице на второй этаж - там по длинному, узкому, как кишка, коридору от одного зарешеченного окна к другому в сером больничном халате и сваливающихся с ног не по размеру больших шлепанцах ходил Иван Семенович Козловский. Он совсем не изменился и не постарел, скорее, даже стал бодрее.

- А! - закричал он, увидев Малышку. - Пришла?!

- Как ваше здоровье? - спросила Малышка.

- Прекрасно! - сказал Иван Семенович Козловский.

В коридоре не было ровным счетом никакой мебели, поэтому сын Ивана Семеновича Козловского вынул из кармана два апельсина и положил на пол. Потом он простился с Малышкой и, стараясь ступать как можно тише, ушел. Иван Семенович Козловский провел Малышку в палату - там была кровать с привинченными к полу ножками и такой же стул у зарешеченного окна. Малышка села на стул и даже немного съежилась.

- Не нравится? - спросил Иван Семенович Козловский. - А ведь только в неволе можно понять, насколько наш дух свободен!

- Да, - сказала Малышка. - Возможно...

Она еще раз оглядела голую палату, где глазу не за что было зацепиться, и только за решеткой окна наливалось синей чернотой вечернее небо.

- Я должна извиниться, - сказала Малышка. - Я не сдержала обещания - не нашла Книгу и ничего не записала там про вас.

- Это уже неважно, - сказал Иван Семенович Козловский. - Думаю, туда уже вписали свои имена совсем другие люди. Они умеют обращаться с Историей!

- Откуда вы знаете? - спросила Малышка.

- Это логично.

- Я проспала все это время, - сказала Малышка.

- Бывает... - сказал Иван Семенович Козловский. - Тут целые народы могут проспать от нескольких десятилетий до нескольких веков, а может, и того больше... - он немного помолчал, как будто перебирал в памяти все проспавшие народы, а потом спросил: - Как дела в Театре?

Малышка стала рассказывать Ивану Семеновичу Козловскому про Театр, про то, что она увидела сегодня, когда выбралась из литчасти, но скоро поняла, что о том, что там происходит, он знает лучше нее. Она сказала:

- В Театре новый режиссер Петров.

- Он вот уже несколько лет как новый, - сказал Иван Семенович Козловский и добавил после небольшой паузы, скорее ворчливо: - Конечно, хочет ставить "Ромео и Джульетту"?

- Откуда вы знаете? - спросила Малышка.

- Знаю, - ответил Иван Семенович Козловский, а потом сказал: - Я в тебе не ошибся, - и бросил на нее быстрый взгляд.

- В смысле? - сказала Малышка.

- Ты принадлежишь к породе защитников. Во всяком случае, ты становишься защитником, когда в тебе нуждаются. - Иван Семенович прошелся по палате и опять посмотрел на Малышку. - Это редкая порода, я бы сказал аристократичная. Если, конечно, защитник истинный, то есть действует бескорыстно и по порыву.

Иван Семенович Козловский остановился у самой стены, и только тут Малышка заметила, что вся стена испещрена какими-то знаками и волнистыми линиями.

- Что это? - спросила Малышка удивленно.

- Так... Размышляю... - заметил Иван Семенович Козловский и добавил скороговоркой: - Если взять за аксиому, что все повторяется, интересно выяснить - насколько... - тут в его голосе появилось раздражение, и он резко и даже сварливо закончил: - Поздно уже. Тебе пора.

И Иван Семенович Козловский проводил Малышку к выходу, ловко открывая многочисленные замки многочисленных дверей своими ключами. Дохнуло свежим ночным воздухом. Сквозь набежавшие облака тускло светился лунный серп.

- Как ты нашла мою жену? - спросил Иван Семенович Козловский.

- По-моему, нормально, - сказала Малышка.

- В каком она была образе?

- Китайской принцессы.

- Опять? - сказал Иван Семенович Козловский. - Она повторяется.

Он закрыл за собой дверь, и Малышка услышала лишь, как приглушенно щелкнул замок.

Через несколько дней у Малышки появился Шнип-маленький. Он владел в Театре несколькими небольшими кафе и совместно с Анжелой Босячной - одной из лестниц, поэтому последнее время в его манере вести себя появилась какая-то особенная наглость.

- Эй! - лающим, отрывистым голосом сказал Шнип-маленький. - Давай! Главный зовет!

- Зачем? - спросила Малышка.

- Иди, раз зовут! - сказал Шнип-маленький.

В кабинете у Главного Малышка увидела Ивана Семеновича Козловского. Он был в малиновом пиджаке одного из своих сыновей и клетчатых брюках, гладко выбрит и выглядел просто великолепно. Фадеев, напротив, еще немного пополнел, и чувствовалось, что одежда, как панцирь, со всех сторон сдавливает его тело, и он все ерзал в кресле, меняя положение, но облегчения не находил.

- Иван Семенович! - говорил Фадеев неожиданно тонким голосом. - Что ты от меня хочешь? У меня - Театр! Мне нужна касса! Мне нужна Публика! Что ей твои возвышенные страсти! Ей подавай сам знаешь что! Здесь, здесь и здесь! Юмор ниже пояса. Голые задницы ей подавай! - при этом он уже как-то совсем неприлично взвизгнул.

Иван Семенович Козловский какое-то время оставался неподвижным, потом вскинул вверх руку и торжественно воскликнул:

- Песцова!

- Что Песцова? При чем здесь Песцова? - засуетился в своем кресле Фадеев и покраснел.

- Вспомни Песцову! - сказал Иван Семенович Козловский. - Вспомни ее великий талант! Вспомни, как ты клялся на ее могиле!

- Как? Как я клялся? - закричал Фадеев.

- Искусством. Ты клялся - искусством. Она... - и Иван Семенович Козловский кивнул на Малышку. - Она - свидетель! Не надо нарушать клятвы, которые даешь в молодости.

- О, Господи! - закричал Фадеев. - При чем здесь все это, черт побери? О, Господи!

В плену тесной одежды ему было уже совсем плохо, он дышал тяжело и даже немного задыхался.

- Ладно! Заели! - сказал наконец Фадеев, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, а потом, через секунду, и следующую. - Заели! Только, чур, Иван Семенович, надо отработать! У меня - Театр!

- То есть как? - поинтересовался Иван Семенович Козловский.

- Ну, что-нибудь... Из старых водевилей... Что-нибудь посмешнее... И не меньше трех сцен с этим!

- С чем? - не понял Иван Семеноич Козловский.