Аррей, вырастающий из имен - Александра Созонова

– Хорошо, хорошо! – крикнул мальчик уже не различимому во тьме Шеуду, пытающемуся, стуча чешуей, развернуться в узком проходе. – У Крея нет искры, у тебя нет мужества, но у меня есть и то, и другое! Хвала Рургу, я пока что не раб и не мертвец! Я сдержу свою клятву. Этот старый паук, эта грязная вошь еще будет умолять меня…

Он не договорил. Со стороны долбящих породу рабов приближалась знакомая согбенная фигура. Видимо, Метью разродилась на редкость быстро (ну еще бы – в десятый-то раз!), и старик поспешил в свое подземелье. Он даже не переоделся и был в том же ярком наряде, украшенном перьями и костями, в котором совершал свои целительные действа.

– Старый паук? – переспросил Вьюхо и тоненько захихикал. – Грязная вошь? Вот как ты заговорил, хорошенький и зубастенький мой мальчик! Но это последний раз, когда ты отзываешься обо мне непочтительно. Скоро ты запоешь иные слова…

Дью увидел, как за спиной старика выросли, побросав инструменты, молчаливые рабы, и Крей в том числе. Видимо, Вьюхо уже отдал приказ схватить мальчишку, и они, обойдя хозяина, двинулись в его сторону, бесстрастно тесня друг друга плечам и шурша подошвами.

Сын Огдая не испугался. Он знал, что сумеет выбраться так же, как в прошлый раз. Мальчик осторожно отступал назад, не сводя взгляда с угрюмых полулюдей с такими знакомыми и славными лицами. Вот и поворот. Теперь осталось сделать лишь несколько шагов, и заголубеет небесная прореха над головой. Но… где она? Тьма, полная тьма окружала со всех сторон.

– Ага!!! – злорадно зашелся смехом невидимый за поворотом старик. – Попался, как крыса в ловушку! Ищешь свой выход? Нет его! Я завалил его камнем!

Чувствуя себя и впрямь загнанным в дальний угол норы зверем, которого атакуют мускулистые и сытые собаки, Дью, однако, продолжал двигаться, ощупывая стены. Главное – точно определить место, где он спрыгнул вниз, прямо на выпуклую спину жука. Может, жук опять здесь, на своем любимом лежбище? Хвала Рургу! Икры мальчика коснулись чего-то жестко-мохнатого, а ладонь легла на гладкий прохладный щит. Этот лентяй дремлет на прежнем месте!

Содрогнувшись от мысли, что полированный рог величиной с ладонь проскользнет под его животом, Дью одним махом вскочил на спину насекомого, оттолкнулся от нее пятками и принялся карабкаться вверх. Ладонями и коленями он упирался в стены расщелины, а голову втянул в плечи, чтобы не расшибить темя о камень.

Злорадные вопли Вьюхо сменились проклятиями. «Ах ты, ничтожный земляной червь!», «Ползучая гадина, погоди же!!!» По колориту ругательств нетрудно было догадаться, на кого направлен гнев колдуна. Дью, не останавливаясь, расхохотался. Интересно было бы взглянуть на них сейчас! Как может бороться Шеуд, не имея ни рук, ни ног, но одно лишь туловище и крепкие зубы? Наверное, обвился вокруг колдуна гигантской змеей, и тот, худой и тщедушный, дергается и кудахчет, словно схваченная хозяйкой курица…

Макушка Дью уперлась в камень. Он изо всех сил напряг ладони, шею и плечи, но обломок скалы не желал поддаваться. Он надавливал снова и снова, обдирая кожу на темени о жесткий гранит. Ругань старика становилась громче и отчетливей, в ней зазвучали торжествующие ноты. Судя по всему, несмотря на отчаянные усилия Шеуда, преследователи приближались.

Вот уже дымное пламя факела заплясало под ступнями, упирающимися в каменные выступы. Факел держит крепкая мужская рука, запрокинутое лицо так знакомо… Хвала Рургу, это не Крей! Сангур. Правда, и Сангуру он не делал никогда ничего плохого. Наоборот, всегда восхищался его меткостью и быстротой ног. Блестящие глаза молодого воина казались хорошо отшлифованными камнями. Красивыми и пустыми…

Ступни уже припекало языками огня. Сын Огдая предпринял еще одно отчаянное усилие, зажмурившись и напрягая шею, невзирая на давящую боль в макушке. Казалось, бедная его голова сейчас расколется, как лесной орех. Хвала Рургу, грозному и справедливому – камень наконец поддался! Подтянувшись на руках, Дью мгновенно протиснулся в образовавшуюся щель.

– Эй! Старый паук! – крикнул он, очутившись на воле, в затхлый мрак. – Уже дважды ты остаешься в дураках! Хорошо бы ты лопнул сейчас от злости и залепил своими зловонными внутренностями все свои норы!

– Я уничтожу тебя, наглый мальчишка! – донеслось из-под земли. – Ты доиграешься, и очень скоро! Очень скоро ты будешь ползать у меня в ногах и слизывать пыль с моей обуви!..

Дью расхохотался и бросил в расщелину горсть камней. Правда, тут же пожалел об этом: камни посыплются на Сангура с отшлифованными глазами, а вовсе не на голову проклятого колдуна.

На этот раз сын Огдая возвращался в селение спокойно и неторопливо. К чему спешить? Вряд ли Вьюхо выползет из своего подземелья и бросится за ним вдогонку. А если и бросится – что ему стоит справиться со щуплым стариком? Даже лучше было бы принять бой здесь, один на один, а не вздрагивать каждый раз от прикосновения раскаленных до белизны глазок. Но колдун не вступит в открытую битву, о нет, он будет жалить исподтишка, словно затаившаяся в высокой траве гадюка.

Мальчик шел медленно еще и для того, чтобы привести в порядок возбужденные мысли и решить, что делать. Забыть, махнуть рукой, как заклинал его Шеуд? Если и захотел бы забыть, налитые ядом глазки будут напоминать ежедневно. Еще раз поговорить с Хиваро? Он скажет, что Дью клевещет и оскорбляет теперь уже брата матери, павшего славной смертью на поле битвы. Рассказать еще кому-нибудь? Поверить смогут разве что мальчишки младше его возрастом. Да и то лишь потому, что попробовали бы они не поверить! Кулаки Дью тут же покажут, кто врет, а кто говорит правду. Но какой с них прок, с малолеток? Если бы Крей был живой, он бы ему поверил. Они верили друг другу всегда, и вдвоем обязательно что-нибудь бы придумали. Крей, Крей… И зачем он отдал эту свою искру? Не мог вцепиться в нее покрепче и не уступать хилому старикашке…

Дью принимал решения быстро. Долго раздумывать, взвешивать и колебаться было не в его характере. Приняв же решение, так же незамедлительно претворял его в жизнь. Колдуна Вьюхо нельзя убивать до тех пор, пока неизвестно, где он прячет подло отобранные им искры? Чудесно! Значит, надо найти эти самые искры, и как можно скорее. Сегодня ночью.

План действий созрел молниеносно. Правда, необходим был союзник. Поразмыслив, Дью избрал для этой роли семилетнего Пэди, мальчишку, жившего с ним по соседству. Пэди заглядывал старшему приятелю в рот, гордился крохами покровительственной дружбы, которой тот удостаивал его изредка, и любое его повеление выполнил бы беспрекословно.

Как только стемнело, Дью выманил мальчика из дома и долго втолковывал ему горячим шепотом, что тот должен делать. Роль, которую он отвел Пэди, была нетрудной, но для надежности он повторил ее несколько раз, строго упираясь взглядом в преданные, выпученные от напряжения глаза мальчишки. Когда Пэди, задыхаясь от важности возложенного на него поручения, клятвенно пообещал выполнить все в точности, не спрашивая, как и подобает младшему по возрасту, для чего это нужно, Дью отпустил его. На прощанье небрежно пообещал мальчику в случае удачи подарить пару новеньких наконечников для стрел и тростниковую свистульку, отчего глаза маленького приятеля вспыхнули еще преданней.

Спустя недолгое время, когда всё вокруг стихло и селение погрузилось в безмятежный сон, из соседнего дома раздались пронзительные детские вопли. Их не заглушали даже бревенчатые стены и крыша с плотным слоем земли. Пэди старался на славу. Он орал и катался по своему ложу так, словно внутри у него грызлись между собой крысы. Испуганная мать с трудом разобрала сквозь вой и рыдания, что у него болит живот, и не просто болит, а режет, горит и щиплет так, что терпеть нет никакой возможности. Обеспокоенная женщина положила на живот лед из погреба, затем принялась тихонько его поглаживать, но мальчик не унимался. Наоборот, стал биться и подскакивать на подстилке из козьего пуха, словно поджариваемая живьем рыба. Разбуженный и раздраженный отец велел жене идти за знахарем, пока мальчонка не выпустил душу из корчащегося тела. Набросив на плечи меховую накидку, мать кинулась к хижине Вьюхо.

Как только женщина выбежала со двора, Дью, наблюдавший за творившимся у соседей от своей изгороди, прошмыгнул к ним в дверь с видом разбуженного среди ночи и встревоженного приятеля.

– Так и ори! – шепнул он, склонившись над мальчиком. – И не вздумай умолкнуть до тех пор, пока я не вернусь и не свистну три раза под окошком.

Он незаметно ущипнул Пэди выше пупка, да так сильно, что бедный ребенок взвыл еще громче, и уже неподдельные слезы горошинами покатились из глаз.

Выскочив во двор, Дью затаился за густой порослью можжевельника в пяти шагах от калитки. Вскоре мимо него пронеслась растрепанная мать Пэди, а следом за ней – хмурый и нервно позевывающий Вьюхо.