«Если» 2010 № 09 - Журнал «Если»

Он закричал, вернее - завопил, громко и бессмысленно, и с неба отозвался звенящий печальный голос, и он понял: кричит птица с человеческим лицом, и не просто кричит - оплакивает... или зовет на помощь?

Ш-ш-ш! Огненная полоса перечеркнула землю между ним и древесным чудовищем, смертельное натяжение исчезло, а «трос», вернее его обрубок, вдруг сделался горячим и вялым. И он трясущимися руками выдернул ногу из «браслета», а потом в поле зрения возник человек в зеленой камуфляжной одежде, и разглядеть его получилось, только когда он вплотную приблизился к дереву и вскинул руку с чем-то длинным и блестящим.

Ш-ш-ш! Еще одна молния, на этот раз прямо в розовую слюнявую пасть. «Дерево» содрогнулось, зашелестело. Нет, шелестело не само «дерево», а многочисленные корнещупальца; разбросанные по сторонам, они спешили, шурша в палой хвое, к стволу, чтобы втянуться в него, не оставив и следа.

- Так, - произнес незнакомец. - Вставай, не время рассиживаться.

Голос человека, привыкшего командовать. Да и одет по-военному: галифе, гимнастерка туго перетянута черным ремнем. Стоит уверенно, широко расставив ноги. На ногах то ли борцовки, то ли альпинистские ботинки.

Незнакомец глядел серо-льдистым взглядом, пристальным и цепким. Неприятный взгляд из-под белесых, выгоревших бровей. И волосы белесые. И рыжая борода. Конечно, офицер, вон у него в петлицах и знаки какие-то...

- Еврей? - неожиданно поинтересовался он.

- А... По отцу. А какого?..

- Для полной занозы в задницу мне недоставало еще и еврея, - заметил офицер, засовывая за пояс серебристую «трубу», плюющую молниями.

В голове возник вихрь: бластер, скорчер, плазмоган, разрядник...

- За мной, - распорядился офицер.

- А это? - Олег указал на «дерево».

- Живоглот еще не скоро очухается, - пояснил военный и, не говоря больше ничего, заскользил вниз по склону.

Двигался он с грацией крупной кошки.

Вид на алуштинскую долину распахнулся внезапно, когда после непонятно какого по счету изгиба «тропы» они оказались на ровном участке. Незнакомец обернулся, скомандовал:

- Привал, - и опустился на гладкий валун.

Алушты не было. Внизу расстилались буйные джунгли, из которых редкими клыками торчали развалины каких-то сооружений. А в районе набережной, где полагалось находиться курортной поликлинике, высились две колоссальные башни, увенчанные гранеными рубиновыми шарами, сверкавшими свеженалитой кровью.

- Энергостанция, - проследив взгляд Олега, счел нужным пояснить незнакомец. - Работает, все под током. Большая редкость. Садись, - он небрежно указал на соседний валун. - Рассказывай, как ты умер.

- Что? - не понял он.

- Рассказывай, как ты умер, - повторил офицер.

- Я умер?

- Если бы существовала шкала для определения глупости, ты бы вышел за ее пределы, - сказал офицер.

Быстро как-то сказал для такой сложной фразы, словно ругательство произнес. И добавил:

- Я, Дитмар фон Вернер, гауптштурмфюрер СС, отдельный горнострелковый батальон, убит седьмого мая тысяча девятьсот сорок четвертого года во время наступления русских на Севастополь.

Дошло: в правой петлице гимнастерки две рунические «С». В левой - три звезды, две полоски. Точнее, всплыло из памяти. Все, связанное с фашистской Германией, фанатично собирал друг детства Володя, он же и просвещал насчет кто какой кортик носит и какие нашивки да шевроны... Гауптштурмфюрер. СС. Очень даже замечательно.

- Мы тебя уже сутки здесь ждем, - добавил немец. - Говори.

- Меня? - переспросил Олег.

- Тебя, еврей, тебя, - откликнулся эсэсовец. - Ну, так как ты умер?

- Не помню, - буркнул Олег.

Кстати, что вообще помню, подумал он. Пьянки коллегиальные на обсерватории помню. И работу помню. Расчеты и наблюдения, наблюдения и расчеты, и перетряхивание западных научных сайтов, и тоска - кому она здесь нужна, астрономия, надо было ехать в Штаты, когда приглашали... Помню. Своеобычные субботние посиделки с Татьяной в какой-нибудь из многочисленных кафешек и столь же своеобычные финалы этих посиделок. Горы. Походы тире медитации... Вот когда каракурт укусил - помню, такое разве забудешь...

- А говорили, что евреи умные. - Фон Вернер сплюнул между ботинок. - Хочешь сказать, что все это, - он мотнул белобрысой головой, - тебе знакомо?

- Не все, - проговорил Олег. - Но кое-что узнаю...

Гауптштурмфюрер пожал плечами.

- Кое-что и я узнаю, - сказал он. - Запомнишь, пожалуй, когда поползаешь по здешним скалам на брюхе. Ох, и прижали нас русские. Головы не поднять... Я вот поднял, а русский снайпер ее сбрил... Помню, блеснуло на противоположном склоне, а эха выстрела уже не услышал. Очнулся весь в какой-то липкой дряни. Ни черта не соображаю... Ладно, идти пора, пока хатули не нагрянули.

- Кто?

- Коты. Раза в два крупнее африканского льва.

Он невольно вздрогнул, но едва заметное движение не укрылось от пристального взгляда немца.

- Не дрейфь, еврей, - усмехнулся тот, поднимаясь. - Пушка со мной. Отобьемся, если что.

Он зашагал к едва заметному прогалу в стене растительности. Не оглядываясь.

- Моя фамилия Сахновский, - сказал Олег ему в спину. - Сахновский Олег Яковлевич. По профессии - астроном. Работаю... Работал на Симеизской обсерватории.

Фон Вернер покосился на него поверх камуфляжного плеча.

- А на кладбище как оказался?

- Что?

- На кладбище, говорю, - повторил гауптштурмфюрер. - Не знаю, в чем дело, но живоглоты обычно предпочитают места упокоения...

Фрагменты образов, слова, никак с ними вроде не связанные, кусочки раздробленной мозаики, рассыпанные по уголкам памяти, сложились в четкую до беспощадности картинку. Резкие боли в спине... Режущая боль в животе... Тошнота... Рвота... Опухоль растет как на дрожжах... Нечем прижечь ранку - ни спичек, ни зажигалки... Впервые острое сожаление, что бросил курить... До ближайшего жилья километров пять... Ну а алуштинское кладбище так и называется - «Пятый километр». Вот откуда неприятное это воспоминание...

- Вспомнил, - заключил эсэсовец. - По глазам вижу. Ну?

- Двадцать пятого мая две тысячи девятого года меня укусил каракурт, - сказал Олег. - И, видимо, до медпункта добраться я не успел...

- Каракурт - это скверно, - отозвался фон Вернер. - Рядового Вирхова тоже кусал каракурт. Бедняге пришлось помаяться. У меня был приказ отправлять с передовой только тяжелораненых. Но Вирхов выжил. Ему оказали своевременную помощь...

Олег слушал, но не треп восставшего из небытия эсэсовца, а себя. Он умер - это ясное, четкое и холодное знание. Он помнит каждую деталь - как непослушными пальцами набирает на мобильнике телефон службы спасения, кричит в трубку, голос срывается от боли... последние судороги и конвульсии. А потом - сразу, без перехода -расплавленный свинец в затылке и призрачно-серое небо над головой. Умер и воскрес. В мире, где на берегу Черного моря обитают птицы с человеческими лицами, деревья охотятся на людей, рыщут в поисках добычи гигантские кошки, а эсэсовский офицер, вооруженный чудо-оружием будущего, ведет русского астронома с половинкой еврейской крови к странному зданию, именуемому энергостанцией.

Долгий переливчатый свист прервал поток размышлений. Олег впился взглядом в льдистые глаза немца. Свист повторился. Вернее, раздался с другой стороны. В ответ.

- Хатули, - процедил немец. - Черт, почуяли... Теперь надо бегом, еврей...

- Если ты еще раз назовешь меня евреем, я не сдвинусь с места!

- Неужели? - насмешливо улыбнулся эсэсовец.

- Да, немец! Зови меня Олегом.

Гауптштурмфюрер снова усмехнулся - на сей раз одобрительно, и протянул ладонь для рукопожатия:

- Дитмар. А сейчас, Олег, как говорят у вас... русских, ноги в руки!

И они взяли ноги в руки. Дитмар скользил, как тень. Перепрыгивал с валуна на валун, уворачивался от нависающих над тропой веток. Олег старался соответствовать. С каждым шагом, с каждым прыжком двигаться становилось все легче. Мышцы ног наливались силой. Кстати, и тяжесть в голове улетучилась, и мысли улеглись. Как будто воспоминание о собственной кончине запустило в нем какой-то механизм. Механизм восстановления. Или перезагрузки. Это надо обдумать, но потом.

Олег ткнулся в спину остановившегося вдруг Дитмара. Плазмоган гауптштурмфюрер держал стволом вверх.

- В чем дело?

- Тс-с... Замри!

Замер, стараясь унять дыхание. Прислушался. Кроме шороха ветра в листве - никаких звуков. Или...

- Ложись!

Дитмар сбил его с ног. Навалился всем телом, прижал к усыпанной хвоей земле. Бросок тяжелых лап. Разбойничий свист. И сразу -ш-ш-ш...

- Черт, промазал...

Немец поднялся, скомандовал:

- Вставай. Продолжаем движение.

И канул в грязно-зеленую, как его обмундирование, лесную полутень. Олег подскочил, точно на пружинах. Отставать нельзя. Никак нельзя. Раз воскреснув, тут же умереть - слишком нелепо. Значит, надо жить.