«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Джордж Фридман

Только в 1952 году отцу удалось приехать в Штаты и воссоединиться с семьей. Примерно в это время стало ясно, что все тайные операции американской разведки в Восточной Европе проваливаются. Попытка проникнуть в Албанию, поднять там партизанское движение и заполучить эту страну себе окончилась неудачей в самом начале — на этапе проникновения. Советские спецслужбы уже ожидали агентов на берегу моря. Участвовал ли отец в подобных делах? У нас сохранилась его фотография, где он на борту корабля, с нарукавной повязкой, окружен группой мужчин такой внешности, что для их описания больше всего подходит слово «головорезы». У него не было для нас объяснений по поводу того, как он тогда оказался на этом корабле. Однако он объяснял наличие у себя нарукавной повязки тем, что он возглавлял эту группу, так как был единственным, кто мог говорить по-английски. Объяснение было неуклюжим, ведь даже 20 лет спустя — когда он работал наборщиком в New York Times — его английский оставлял желать много лучшего.

Сразу же после приезда в Америку отец нашел себе работу в типографии. Поначалу мы жили в Бронксе. Район тогда не был таким мрачным, каким стал позже. Но все-таки это было весьма специфическое место с очень сложными соседями. Позже мы купили в Куинсе небольшой дом с крошечным садом, который родители очень любили. Еще позже мы переехали в другой небольшой дом на южном берегу Лонг-Айленда. Моя сестра вышла замуж за инженера и родила троих детей. Я пошел в школу и как-то постепенно повзрослел.

В 1960-е годы Пит Сигер высмеял в своей песне маленькие дома в пригородах — они все похожи друг на друга и сделаны из «тики-таки»[4]. Как-то отец услышал, что я напеваю эту песенку, и спросил, о чем она. Я объяснил, что нелюбовь Сигера к дешевым стандартным домам есть следствие и отражение его нелюбви к заурядным и безликим людям. То, как вы живете, показывает, кто вы есть на самом деле. Мы становились заурядными и безликими людьми. Я находился с ним в это время во дворе за нашим домом, и я никогда не забуду его реплику: «И это все, что заботит американцев?»

Ответ: «да». Когда вы сильны и находитесь в безопасности, вас начинают заботить вопросы потери собственной идентичности. Отец никогда ее не терял. У него в жизни был страх другой потери — потери жизни. Отец любил Америку, потому что тут он был в безопасности, если вынести за скобки его ночные кошмары. Он вырос в Европе и впитал в себя элементарное представление, что жизнь бесценна, а самые большие враги — это люди, которые вдруг почему-то хотят ее отнять. Для него мир был устроен предельно просто. Европа являлась местом, где живут только волки и те, на кого эти волки охотятся. В Америке живут люди, которые не боятся друг друга. Для отца этого было более чем достаточно, чтобы что-то еще ожидать от жизни.

Мой отец так и не простил русских, потому что те продолжили террор, начатый нацистами. Он не простил французов за их слабость и развращенность, за то, что они безвольно проиграли войну в течение шести недель. Он не простил поляков за то, что они рассчитывали на французов, а не на себя самих. И более всего этого, он никогда не смог простить немцев. Мой отец не простил Европу за чудовищность того, что произошло, и не простил европейцев за то, что они так быстро простили сами себя за все. Для него Европа осталась континентом, где живут монстры, коллаборационисты и жертвы. Он больше никогда не возвращался ни в Венгрию, ни вообще в Европу — его это не интересовало. Будучи старшеклассником, я спросил его, почему он отказывается видеть, что Европа изменилась, и признать это. Он ответил: Европа никогда не изменится. Она будет жить так, как будто ничего не случилось.

Сейчас, наблюдая за Европейским Союзом, я часто вспоминаю слова моего отца и думаю о них. ЕС — это организация, которая действует так, как будто ничего и не случалось. Я не имею в виду, что европейцы не осведомлены о случившемся или их это не очень трогает. Я считаю, что — и как идея, и как организация — Европейский Союз абсолютно уверен, что все это в прошлом, в безвозвратном прошлом. Что ЕС уверен: демоны послушались его заклинаний и исчезли. И я сомневаюсь в том, что свою историю возможно так легко преодолеть. Эта книга — о темных уголках Европы, в которых, как мой отец был убежден, настоящая Европа живет до сих пор. Действительность более сложна, чем современная Европа хотела бы, более сложна, чем мой отец представлял себе. Но цель книги — найти зерна истины, отталкиваясь от конкретной жизни конкретной семьи (моей) как европейцев. Мы начнем с очень маленького городка в Португалии.

Глава 2

Европейская экспансия в мир

Мыс Сан-Винсенте — самая западная точка европейского континента, утес, выступающий в Атлантический океан. В этом месте Европа заканчивается. Древние греки, по словам Геродота, называли водные пространства за Гибралтаром «Атлантикой» в честь титана Атласа, или, как у нас теперь принято говорить, Атланта. Океанские дали были подавляюще огромными, мощными и глубоко таинственными. Стоя на этом краю света, вы чувствуете нечто, что дает вам понять о существовании другого мира, чудовищного и притягивающего.

Для римлян мыс являлся магическим местом на краю света, связанным с заходом солнца и местом проживания богов. Они называли его Promontorium sacrum, или Священный мыс. На нем было запрещено находиться в ночное время. Они верили, что это и есть крайняя точка мира людей, а в глубинах океанских вод живут демоны, которые по ночам выходят на берег в поисках человеческих душ. В общем-то, ничего удивительного в этом нет: видя перед собой бескрайнюю ночную черноту Атлантики, очень легко представить возникающего из ниоткуда демона, похищающего твою душу заодно с твоим телом. Днем это место выглядит достаточно заброшенным: тут находится только центр связи военного флота Португалии да несколько киосков, продающих всякую всячину горстке туристов, которых занесло сюда желание побывать на краю света. Такая банальная картина входит в глубокое противоречие с сакральной важностью этого места.

Менее чем в полутора километрах восточнее, к югу от городка Сагреш находится еще один мыс. В XV веке в этом городке человек, известный в исторических летописях как Энрике Мореплаватель, воздвиг дворец, от которого к настоящему времени остались только часовня (скорее всего, построенная позднее) и следы большого круга на земле. Смысл этого круга неясен, за исключением того, что он указывает, что когда-то на этом месте было нечто очень важное. Это была точка, с которой Энрике мог наблюдать за началом величайшего европейского проекта по открытию и изучению остального мира и в конечном счете установлению глобального европейского доминирования в мире. Мыс Сан-Винсенте был краем старого мира. Сагреш был началом мира нового.

Сагреш стал местом, где европейцы, наконец, изгнали из этого мира старых римских демонов, но одновременно и местом, где появились новые европейские демоны, которые преследуют Европу и по сей день. Империи всегда порождают демонов, Сагреш был местом, где зародилась блестящая и ужасающая Европейская империя. Она достигла невиданных высот и совершила неслыханные преступления. Мы до сих пор живем в тени подъема и падения Европейской империи. Все это началось в Сагреше.

Португальский инфант Энрике Мореплаватель (сын короля Португалии Жуана I) основал навигационную школу, ученики и выпускники которой в течение последующих десятилетий совершили многочисленные смелые походы по Атлантике. Считается, что среди учеников этой школы были и Васко да Гама, открывший морской путь в Индию, и Фернандо Магеллан, первым совершивший кругосветное путешествие, и даже Христофор Колумб, который вроде бы однажды попал в кораблекрушение неподалеку от Сагреша, спасся и, выбравшись на берег, провел какое-то время в школе Энрике. До наших дней не дошли подробности того, что представляла собой эта школа, кто точно там учился, как проходили занятия, по каким предметам и насколько сам Энрике был вовлечен в учебный процесс. Одно можно утверждать с уверенностью: с этого места началось завоевание Европой остального мира. Начала его Португалия, вложив значительную часть национального богатства в походы по Атлантике и дальше в поисках в неведомых далях еще больших богатств.

Португальские морские походы были общенациональным делом. В них вкладывались огромные деньги, при этом отдача от вложений не была гарантирована. Португальцев подталкивало в неизведанное множество факторов: и внутренние проблемы, и враждебные внешние силы, и религия, и идеология, и жажда славы. Энрике тщательно фиксировал в своих записях все походы, неважно, заканчивались ли они успехом или провалом. Каждый последующий корабль продвигался чуть дальше в непознанное и одновременно был чуть более совершенным в конструкции, чем предыдущий. При Энрике не случилось решающих прорывов, но это были десятилетия постепенного систематического накопления знаний и опыта. Это было время обучения и развития в кораблестроении, практическом мореплавании, финансировании проектов (как бы мы сейчас сказали), бюрократическом обеспечении всего этого (куда же без бюрократии…). Это также было время восходящей славы.