Сборники стихотворений - Владимир Маяковский

Помощи не будет! Отрезаны снегами. Помощи не будет! Воздух пуст. Помощи не будет! Под ногами даже глина сожрана, даже куст.

Нет, не помогут! Надо сдаваться. В 10 губерний могилу вымеряйте! Двадцать миллионов! Двадцать! Ложитесь! Вымрите!..

Только одна, осипшим голосом, сумасшедшие проклятия метелями меля, рек, дорог снеговые волосы ветром рвя, рыдает земля.

Хлеба! Хлебушка! Хлебца!

Сам смотрящий смерть воочию, еле едящий, только б не сдох,тянет город руку рабочую горстью сухих крох.

"Хлеба! Хлебушка! Хлебца!" Радио ревет за все границы. И в ответ за нелепицей нелепица сыплется в газетные страницы.

"Лондон. Банкет. Присутствие короля и королевы. Жрущих - не вместишь в раззолоченные

хлевы".

Будьте прокляты! Пусть за вашей головою венчанной из колоний дикари придут, питаемые человечиной! Пусть горят над королевством бунтов зарева! Пусть столицы ваши будут выжжены дотла! Пусть из наследников, из наследниц варево варится в коронах - котлах!

"Париж. Собрались парламентарии. Доклад о голоде. Фритиоф Нансен. С улыбкой слушали. Будто соловьиные арии. Будто тенора слушали в модном романсе".

Будьте прокляты! Пусть вовеки вам не слышать речи человечьей! Пролетарий французский! Эй, стягивай петлею вместо речи толщь непроходимых шей!

"Вашингтон. Фермеры, доевшие, допившие до того, что лебедками подымают пузы, в океане пшеницу от излишества топившие,топят паровозы грузом кукурузы".

Будьте прокляты! Пусть ваши улицы бунтом будут запружены. Выбрав место, где более больно, пусть по Америке по Северной, по Южной гонят брюх ваших мячище футбольный!

"Берлин. Оживает эмиграция. Банды радуются: с голодными драться им. По Берлину, закручивая усики, ходят, хвастаются: - Патриот! Русский!"

Будьте прокляты! Вечное "вон!" им! Всех отвращая иудьим видом, французского золота преследуемые звоном, скитайтесь чужбинами Вечным жидом! Леса российские, соберитесь все! Выберите по самой большой осине, чтоб образ ихний вечно висел, под самым небом качался, синий.

"Москва. Жалоба сборщицы: в "Ампирах" морщатся или дадут тридцатирублевку, вышедшую из употребления в 1918 году".

Будьте прокляты! Пусть будет так, чтоб каждый проглоченный глоток желудок жег! Чтоб ножницами оборачивался бифштекс

сочный, вспарывая стенки кишок!

Вымрет. Вымрет 20 миллионов человек! Именем всех упокоенных тут проклятие отныне, проклятие вовек от Волги отвернувшим морд толстоту. Это слово не к жирному пузу, это слово не к царскому трону,в сердце таком слова ничего не тронут: трогают их революций штыком.

Вам, несметной армии частицам малым, порох мира, силой чьей, силой, брошенной по всем подвалам, будет взорван мир несметных богачей! Вам! Вам! Вам! Эти слова вот!

Цифрами верстовыми, вмещающимися едва, запишите Волгу буржуазии в счет!

Будет день! Пожар всехсветный, чистящий и чадный. Выворачивая богачей палаты, будьте так же, так же беспощадны в этот час расплаты!

1922

БЮРОКРАТИАДА

Прабабушка бюрократизма

Бульвар. Машина. Сунь пятак что-то повертится, пошипит гадко. Минуты через две, приблизительно так, из машины вылазит трехкопеечная шоколадка. Бараны! Чего разглазелись кучей?! В магазине и проще, и дешевле, и лучше.

Вчерашнее

Черт, сын его или евонный брат, расшутившийся сверх всяких мер, раздул машину в миллиарды крат и расставил по всей РСФСР. С ночи становятся людей тени. Тяжелая - подъемный мост! скрипит, глотает дверь учреждений извивающийся человечий хвост.

Дверь разгорожена. Еще не узка им! Через решетки канцелярских баррикад, вырвав пропуск, идет пропускаемый. Разлилась коридорами человечья река.

(Первый шип первый вой "С очереди сшиб!" "Осади без трудовой!")

- Ищите и обрящете,пойди и "рящь" ее!которая "входящая" и которая "исходящая"?! Обрящут через час - другой. На рупь бумаги - совсем мало! всовывают дрожащей рукой в пасть входящего журнала. Колесики завертелись. От дамы к даме пошла бумажка, украшаясь номерами.

От дам бумажка перекинулась к секретарше. Шесть секретарш от младшей до старшей! До старшей бумажка дошла в обед. Старшая разошлась. Потерялся след. Звезды считать? Сойдешь с ума! Инстанций не считаю - плавай сама! Бумажка плыла, шевелилась еле. Лениво ворочались машины валы. В карманы тыкалась, совалась в портфели, на полку ставилась, клалась в столы. Под грудой таких же столами коллегий ждала, когда подымут ввысь ее, и вновь под сукном в многомесячной неге дремала в тридцать третьей комиссии.

Бумажное тело сначала толстело. Потом прибавились клипсы - лапки. Затем бумага выросла в "дело" пошла в огромной синей папке. Зав ее исписал на славу, от зава к замзаву вернулась вспять, замзав подписал, и обратно к заву вернулась на подпись бумага опять. Без подписи места не сыщем под ней мы, но вновь механизм бумагу волок, с плеча рассыпая печати и клейма на каждый чистый еще уголок. И вот, через какой-нибудь год, отверз журнал исходящий рот. И, скрипнув перьями, выкинул вон бумаги негодной - на миллион.

Сегодняшнее

Высунув языки, разинув рты, носятся нэписты в рьяни, в яри... А посередине высятся недоступные форты, серые крепости советских канцелярий. С угрозой выдвинув пики - перья, закованные в бумажные латы, работали канцеляристы, когда в двери бумажка втиснулась: "Сокращай штаты!" Без всякого волнения, без всякой паники завертелись колеса канцелярской механики. Один берет. Другая берет. Бумага взад. Бумага вперед. По проторенному другими следу через замзава проплыла к преду. Пред в коллегию внес вопрос: "Обсудите! Аппарат оброс".

Все в коллегии спорили стойко. Решив вести работу рысью, немедленно избрали тройку. Тройка выделила комиссию и подкомиссию. Комиссию распирала работа.

Комиссия работала до четвертого пота. Начертили схему: кружки и линии, которые красные, которые синие. Расширив штат сверхштатной сотней, работали и в праздник и в день субботний. Согнулись над кипами, расселись в ряд, щеголяют выкладками, цифрами пещрят. Глотками хриплыми, ртами пенными вновь вопрос подымался в пленуме. Все предлагали умно и трезво: "Вдвое урезывать!" "Втрое урезывать!" Строчил секретарь от работы в мыле: постановили - слушали, слушали - постановили... Всю ночь, над машинкой склонившись низко, резолюции переписывала и переписывала машинистка. И... через неделю забредшие киски играли листиками из переписки.

Моя резолюция

По-моему, это - с другого бочка знаменитая сказка про белого бычка.

Конкретное предложение

Я, как известно, не делопроизводитель. Поэт. Канцелярских способностей у меня нет. Но, по-моему, надо без всякой хитрости взять за трубу канцелярию и вытрясти. Потом над вытряхнутыми посидеть в тиши, выбрать одного и велеть: "Пиши!" Только попросить его: "Ради бога, пиши, товарищ, не очень много!"

1922

МОЯ РЕЧЬ НА ГЕНУЭЗСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Не мне российская делегация вверена, Я самозванец на конференции Генуэзской. Дипломатическую вежливость товарища Чичерина дополню по-моему просто и резко. Слушай! Министерская компанийка! Нечего заплывшими глазками мерцать. Сквозь фраки спокойные вижу паника трясет лихорадкой ваши сердца. Неужели без смеха думать в силе, что вы на конференцию нас пригласили? В штыки бросаясь на Перекоп идти, мятежных склоняя под красное знамя, трудом сгибаясь в фабричной копоти,мы знали заставим разговаривать с нами. Не просьбой просителей язык замер, не нищие, жмурящиеся от господского света,мы ехали, осматривая хозяйскими глазами грядущую Мировую Федерацию Советов. Болтают язычишки газетных строк: "Испытать их сначала..." Хватили лишку! Не вы на испытание даете срок а мы на время даем передышку. Лишь первая фабрика взвила дым враждой к вам в рабочих вспыхнули души. Слюной ли речей пожары вражды на конференции нынче затушим?! Долги наши, каждый медный грош, считают "Матэны", считают "Таймсы". Считаться хотите? Давайте! Что ж! Посчитаемся! О вздернутых Врангелем, о расстрелянном, о заколотом память на каждой крымской горе. Какими пудами какого золота оплатите это, господин Пуанкаре? О вашем Колчаке - Урал спросите! Зверством - аж горы вгонялись в дрожь. Каким золотом хватит ли в Сити?!оплатите это, господин Ллойд-Джордж? Вонзите в Волгу ваше зрение: разве этот голодный ад, разве это мужицкое разорение не хвост от ваших войн и блокад? Пусть кладбищами голодной смерти каждый из вас протащится сам! На каком на железном, что ли, эксперте не встанут дыбом волоса? Не защититесь пунктами резолюций - плотин. Мировая ночи пальбой веселя революция будет и велит: "Плати и по этим российским векселям!" И розовые краснеют мало-помалу. Тише! Не дыша! Слышите из Берлина первый шаг трех Интернационалов? Растя единство при каждом ударе, идем. Прислушайтесь вздрагивает здание.

Я кончил. Милостивые государи, можете продолжать заседание.

1922

ГЕРМАНИЯ

Германия это тебе! Это не от Рапалло. Не наркомвнешторжьим я расчетам внял. Никогда, никогда язык мой не трепала комплиментщины официальной болтовня. Я не спрашивал, Вильгельму, Николаю прок ли,разбираться в дрязгах царственных не мне. Я от первых дней войнищу эту проклял, плюнул рифмами в лицо войне. Распустив демократические слюни, шел Керенский в орудийном гуле. С теми был я, кто в июне отстранял от вас нацеленные пули. И, когда стянув полков ободья, сжали горла вам французы и британцы, голос наш взвивался песней о свободе, руки фронта вытянул брататься. Сегодня хожу по твоей земле, Германия, и моя любовь к тебе расцветает романнее и романнее. Я видел цепенеют верфи на Одере, я видел фабрики сковывает тишь. Пусть,не верю, что на смертном одре