Железо и кровь. Франко-германская война - Бодров Андрей

Историки по сегодняшний день спорят о том, рассчитывал ли Бисмарк на длительное существование Северогерманского союза или рассматривал его как недолговечную переходную форму на пути к германскому единству. С позиции послезнания легко выбрать второй вариант. На деле Бисмарк, будучи одаренным и опытным политиком, держал открытыми все пути. Он понимал, что создать новую могущественную державу можно будет только в очень благоприятной международной ситуации; такое развитие событий противоречило интересам практически всех великих держав, в первую очередь Австрии и Франции.

Первый дипломатический конфликт с Парижем развернулся уже в 1867 г. Камнем преткновения стало небольшое герцогство Люксембург, являвшееся собственностью голландского короля, но входившее до 1866 г. в Германский союз. Стремясь укрепить свой престиж во Франции, Наполеон III договорился о его покупке у голландского монарха; последний, однако, обусловил свое решение согласием Пруссии. Бисмарк дал на прямой запрос уклончивый ответ, одновременно спровоцировав парламентский запрос по люксембургской проблеме в рейхстаге.

Весной 1867 г. германская пресса взорвалась шквалом возмущения — немецкая земля будет отдана французам! В воздухе отчетливо запахло войной. За вооруженный конфликт выступали прусские военачальники, в первую очередь шеф Большого генерального штаба Гельмут фон Мольтке. «Я считаю эту войну неизбежной, — заявил последний одному из своих друзей. — Чем раньше мы выступим, тем лучше. Нынешний повод хорош. У него национальная основа, которую надо использовать»[62]. Однако Бисмарк выступил против обострения ситуации, и в мае 1867 г. люксембургский вопрос был урегулирован на конференции в Лондоне. Словно в лучшие годы существования «Европейского концерта», был достигнут компромисс: Люксембург был объявлен независимым и нейтральным государством. Франко-прусские отношения, однако, были основательно испорчены.

Не последнюю роль в позиции Бисмарка играли процессы, проходившие в южногерманских государствах. Здесь значительная часть как общества, так и политической элиты выступала против объединения в условиях прусской гегемонии. Сторонники сохранения независимости составляли большинство и в южногерманских парламентах. Свою роль играл и религиозный фактор: католики не желали становиться религиозным меньшинством в империи, возглавляемой протестантской Пруссией.

Правда, южногерманские государства были связаны с Пруссией практически нерасторжимыми узами экономической интеграции. При этом доминирование Берлина в экономической и финансовой сфере становилось с годами все более весомым, даже независимо от политических процессов. Так, к 1866 г. 70 % от находившихся в обращении в германских государствах бумажных денег составляли купюры Прусского банка[63]. Берлин постепенно вытеснял Франкфурт-на-Майне в качестве главного банковского центра региона. Однако идея постепенно превратить Таможенный парламент в общегерманский законодательный орган провалилась.

В начале 1870 г. Бисмарк категорически отверг идею принятия Бадена в Северогерманский союз. Казалось, окончательное объединение Германии отодвигается в неопределенное будущее. «У нас у всех в сердце национальное единство, но расчетливый политик должен сначала делать необходимое и только потом желательное, то есть сначала обустроить дом, а затем уже думать о его расширении. Если Германия осуществит свою национальную цель уже в XIX столетии, это будет нечто великое. А если это произойдет в течение десяти или даже пяти лет, это будет исключительное событие, нежданная милость Господа», — говорил Бисмарк одному из своих собеседников[64].

Двадцатилетнее правление Наполеона III оказалось едва ли не самым стабильным периодом богатой на потрясения истории Франции XIX в. В немалой степени это было обусловлено благоприятной экономической конъюнктурой, умело использованной правительством. В 1850–1860-е гг. Франция достигла самых высоких темпов экономического развития за все столетие. Вторая империя разительно отличалась от предшествующих режимов отсутствием катастрофической безработицы и постоянным расширением возможностей для повышения материального благосостояния, доступных если не всем, то многим. Несмотря на довольно высокую инфляцию, реальные доходы населения выросли на треть. В карманах французов завелись лишние деньги, о чем говорил рост числа сберегательных счетов и акционерных компаний. За эти же годы мелких собственников коммерческих и промышленных предприятий стало больше на четверть миллиона[65].

Поддержку, которую Наполеон III получал от различных слоев французского общества, однако, нельзя прямо объяснить экономической выгодой, которую они извлекали из его правления. Опорой императора было крестьянство. Именно голоса сельских округов раз за разом обеспечивали поддержку правительственных кандидатов на парламентских выборах и решений, выносившихся на референдумы. Однако Наполеон III за все свое правление так и не смог решить основных проблем крестьян, сделать их менее уязвимыми для экономических потрясений. Выгоду из роста цен на сельскохозяйственную продукцию смогли извлечь лишь собственники достаточно крупных наделов — около четверти всех крестьян[66].

Оппозиция наполеоновскому правлению сосредотачивалась в крупных городах и, прежде всего, в столице. Это могло показаться парадоксальным, учитывая то, что Наполеон III был весьма прогрессивно мыслящим монархом. Нужды рабочих и проблема обнищания населения городов занимали его внимание еще в бытность претендентом на власть. Его правление ознаменовалось несколькими важными инициативами в этой сфере. Государством были декретированы нерабочие и праздничные дни, пенсия по старости для госслужащих, создана сеть вспомоществования неимущим и, самое важное, — легализованы забастовки[67]. При этом в трудовых конфликтах французские власти нередко брали сторону рабочих. Это даже побуждало оппозицию обвинять правящий режим в том, что он сознательно использует стачки как инструмент воздействия на промышленных магнатов, составлявших опору французских либералов.

Основной формой «предприятий» были небольшие ремесленные мастерские, в которых и концентрировалось три четверти работников. Именно эта часть населения выражала наиболее острое недовольство. Знаменитые «рабочие» районы Парижа Бельвиль и Гренель, отправлявшие на скамьи Законодательного корпуса самых радикальных оппозиционеров, отличались тем, что заводов здесь как раз было очень мало. Жившие здесь люди гораздо чаще, чем фабричные рабочие, были коренными парижанами, вытесненными сюда масштабной реконструкцией центра столицы, произведенной префектом департамента Сена бароном Жоржем Османом. Их протест, таким образом, в большей степени был обусловлен социальными трудностями, нежели симпатией к республике. Новые фабричные пригороды столицы были вполне лояльны империи.

Тем не менее, Луи-Наполеону приходилось считаться с дефицитом легитимности его власти. В декабре 1848 г. он неожиданно победил на первых в истории Франции всеобщих президентских выборах. Почти всю свою жизнь новоизбранный президент провел в изгнании, однако умело обратил в свою пользу ностальгию по всему лучшему, что сохранила память французов о царствовании его дяди — Наполеона I. Вскоре он стал тяготиться ограничениями действовавшей конституции и 2 декабря 1851 г. весьма умело осуществил государственный переворот. В столкновениях с войсками на парижских бульварах погибло около сотни протестующих, самые опасные противники президента либо угодили в тюрьму, либо бежали за границу. Год спустя республиканская ширма была сорвана. Луи-Наполеон Бонапарт короновался под именем императора Наполеона III, и Франция во второй раз стала империей.