Что такое антинаука - Джеральд Холтон

Сегодняшнее антимодернистское движение, если верить анализу Тулмина, оказывается по сути и истокам возрождением ренессансного гуманизма, с его терпимым отношением к неопределенности, многосмысленности, разнородному многообразию, с характерным для него недостатком строгости и точности, со склонностью к монтеневского типа скептицизму. Это движение «за преодоление разобщенности между человеком и природой, за восстановление уважительного отношения к Эросу и эмоциям, за утверждение эффективных международных институтов после стольких лет вражды и кровопролития во имя националистических предрассудков; за утверждение плюрализма в науке и — в конечном счете — за развенчание и отречение от философского фундаментализма с его императивным „поиском Достоверности“» (с. 159).

Контркультура, возникшая в 1960-х и представляющая собой часть того движения, которое мы называем «феноменом антинауки», должна рассматриваться, следовательно, не просто как побочный и эфемерный эффект молодежного бунтарства или только как реакция общественности на происходившую тогда «грязную войну» в Индокитае. Скорее, она стала индикатором разложения и упадка царившей на протяжении трех последних веков картины мира, попыткой восстановить, вернуть утраченную целостность тому, что в XVII в. было расколото на дихотомии типа: «гуманитарное-натуралистическое», «духовное-телесное», «культурное-природное», «ментальное-мозговое», «рациональное-аффективное» и т.п. «Спустя триста лет мы оказались вновь у той же отправной точки, с которой некогда все начиналось» (с. 167).

Что касается науки сегодняшнего дня, то в той мере, в какой она опирается на человеческий опыт, она способна преодолеть догматизм любых предпосылок, допущений, ограничивающих теоретическое мышление. «Мы освободились от исключительного влияния теоретического кодекса рационализма» (с. 168). Согласно такой точке зрения, — как сформулировал еще Хайдеггер в оригинальном названии одного из своих эссе о модернистской картине мира, — рационализм оказался не более, чем «Holzweg», т.е. коварной, едва намеченной тропой, теряющейся где-то в глубине дремучего леса. Мы вынуждены, мы просто обязаны теперь жить и работать без упованья на придуманные когда-то твердые, универсальные и чрезвычайно авторитарные принципы, которые считались фундаментом человеческого познания. И точно так же мы должны научиться жить и делать свое дело без надежды на существование некой универсальной и непогрешимой этической или политической теории.

Однако, продолжает Тулмин, все сказанное отнюдь не означает ни того, что мы обречены на возврат к той картине мира, против которой бились Декарт и Галилей, ни того, что мы должны сказать разуму «прощай». Не означает это и фатального сползания в тот смутный хаотический мир, который называют ныне «постмодернизмом». Выбор, который нам предстоит сделать, — это не выбор между рациональностью и абсурдом, между националистической ограниченностью и космополитической беспочвенностью. Наоборот, как полагает Тулмин, мы присутствуем при процессе снятия строительных лесов, знаменующих достижение модернизмом высокой зрелости, его расцвет, вступление в новую фазу развития, на которой его внутреннее существенное содержание ассимилирует освободительные идеи и императивы эгалитарной практики (которую Ю. Хабермас, уже со своей точки зрения на модернизм, обозначил в качестве ключевого процесса «модернизации»). Насколько я могу понять, этот процесс должен в итоге привести к такой переориентации «фундаментальных» научных исследований, которая смогла бы направить их на решение главнейших проблем, осаждающих ныне человечество.

Структура модернистской картины мира и ее альтернатив

В своем стремлении глубже понять те мировоззренческие построения, которые, по идее, претендуют на то, чтобы подорвать авторитет научного познания, развенчать веру в его возможности, мы попытались истолковать феномен модернизма с позиций философского и социологического подходов. На первый взгляд, они строятся на столь различных основаниях и предпосылках, что трудно усмотреть между ними нечто общее и близкое. Так, социолог рассматривает «современность» буквально — как уровень достигнутого на сегодняшний день, как наличное состояние общества и культуры, в частности, как такое практическое достижение социального прогресса, когда любой гражданин в любой стране в наш век может в принципе рассчитывать на то, что будет огражден от пережитков феодализма с присущими ему личным бесправием и беззащитностью перед властью, суевериями и невежеством. Философ, с другой стороны, рассматривает феномен модерна как теоретическое понятие и считает, что своего зенита эта фаза развития культуры достигла уже двести лет назад. Он делает вывод об упадке и разложении «высокого» модерна вследствие исчерпания его идейно-интеллектуальных ресурсов и недостаточности их в новых исторических условиях. Социолог мыслит себе науку по-прежнему в качестве наиболее надежной и фундаментальной части практической картины мира. Философ же, напротив, готов рассмотреть и осмыслить возможность и оправданность появления альтернативных мировоззренческих моделей, в которых проявляется дальнейшее развитие мировоззрения модерна, переход его в некое новое качественное состояние. Если первый понимает модернизм как данность, наличность, как новейшую событийность в отличие и в сравнении с предшествующими периодами общественного развития, то второй — как реальность, уступающую и теряющуюся в «новом настоящем», которое находится в становлении и активно самоутверждается.

Вместе с тем за всеми этими немаловажными различиями просматривается и существенное сходство, частичное совпадение обоих подходов, — если иметь в виду, в частности, примерно одинаковое временное шкалирование и привязку, а также общий предметный угол зрения, т.е. одни и те же объекты анализа и оценки. Важный момент их единства заключается еще и в том, что идеология антинауки равно враждебно и непримиримо противостоит мировоззренческой концепции модернизма, как бы ни расходились во мнениях относительно нюансов ее состава, смысла и актуальности (или устаревания) социология и философия.

Поэтому нам теперь следует составить перечень главнейших компонентов и признаков, которые и философ, и социолог признали бы характерными для идеализированной модели «модернистской картины мира» с присущей ей сильной ориентацией на науку. При этом, конечно, надо учитывать, что в рамках идеального единства всегда возможны и действительно имеют место разного рода индивидуальные частные отклонения, варианты, и что очень редко можно встретить индивидуальные картины мира, идентичные по составу и пониманию всех аспектов содержания.

Перечень содержательно-тематических блоков модернистской картины мира, если представить его в телеграфной записи, выглядит следующим образом:

• высокий статус «объективности»;

• итоговое стремление к количественным, а не качественным результатам;

• интерсубъективный, надличностный, универсальный характер результатов;

• антииндивидуализм (Мах был прав, когда утверждал: «Здесь Я не спасешь»);

• интеллектуально-теоретический, абстрактный характер результатов в противоположность данным чувственно-непосредственного опыта (здесь я уже не согласен с Махом, который думал во многом наоборот), деэротизация, дезантропоморфизация познания;

• скорее инструментальное, нежели субстанциальное понимание рациональности;

• проблемная установка исследования (в противоположность установке на чудеса и таинства, а также практические интересы);

• установка на доказательность (требование верификации или проверки на фальсифицируемость);

• тенденция к тиражированию и воспроизводимости результатов. «Разум и рутина». Специализация;

• скептическое отношение к авторитетам, интеллектуальная самостоятельность и автономия;

• рационалистическое, основанное на идеалах Просвещения, неприятие любой сакрализации любого предмета;

• неприятие бездоказательных мнений, но при этом открытость для компетентных дискуссий, аргументированной критики и нового опыта;

• четко выраженный секулярный, антитрансцендентный, антиметафизический характер общей установки деятельности;

• антиромантизм, антисентиментализм («Совлечение покровов тайны с природы», по Ф. Шиллеру);

• эволюционное в противовес статическому и катастрофическому (революционаристскому) понимание реальности;

• как правило, равнодушное отношение к осознанию смысла и оснований своей деятельности, нерефлексивность;

• космополитизм и глобализм;

• активизм, прогрессизм (т.е. убеждение в наличии взаимосвязи «научный прогресс-материальный прогресс-прогресс в области прав человека»).