Морские узлы жизни - Виктор Филалетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Городская школа №2, предназначенная приезжему парню для продолжения образования находилась рядом на улице Московской через площадь Ленина. Правда, памятника Ленину тогда не было и в помине и площади тоже, а стояла бензоколонка, огороженная заборчиком, мимо которой шмыгал ежедневно с портфелем ученик пятого «Е» класса. За его короткую жизнь это уже третье учебное заведение, причем в разных населенных пунктах. Опять надо привыкать к новой школе и новому окружению, перестраиваться. Когда голова забита такой перестройкой в ней, вероятно, мало места остается для школьных знаний, поэтому Витя стабильно поселился в первых рядах отстающих, а по арифметике занимал последний ряд. Научиться можно лишь тому, что любишь, например, «бебешка». Это круглый кусочек овчины, с прикрепленным в середине свинцом. Искусство «спортсменов», на переменах между уроками, заключалось в том, чтобы подкидывать ее внутренней стопой ноги, не промахиваясь, как можно дольше. Витя был не чемпион, но до тридцати раз мог держать ее в воздухе. Неизвестно как девчонки, они учились отдельно в женской школе, а среди мальчишек средних классов этой школы, «бебешка» была, как бы модным поветрием. Если у человека нет ни одного увлечения, он подобен деревянному идолу, который стоит там, где его поставили.
Последняя четверть шестого класса, после уроков Витя идет домой. Переходя улицу Московскую, увидел пустую консервную банку, которая, как будто, дожидалась его. Он, не раздумывая, поддал ей носком ботинка, и она с радостным бренчанием запрыгала вперед. Ботинки мама покупала к школе, они еще были почти новые, но кто об этом думает? Банка рассчитывала, что игра будет недолгой, но она затянулась, поэтому пыталась укатиться в сторону и спрятаться, однако «футболист» находил ее и не давал расслабляться. Вдруг, дорогу перегородили трое незнакомых ребят. Двое взрослых, а один Витиного возраста. Он и подошел к нему и начал придираться:
– Ты чё в прошлый раз толкнул меня на улице?
Витя видел его впервые и даже хотел сказать, что он врет, как парень неожиданно ударил его ладонью по левой щеке, чем-то царапнув. Затем, все трое пошли дальше. Пощечина оказалась слабая, царапины никакой не было. Потерпевший постоял немного, соображая, чтобы это могло означать и, удивленно поглядев им вслед, тоже пошел домой. На другой день он рассказал эпизод своим новым дворовым друзьям.
– Это тебя хотели порезать, – заявил Генка, – и рассказал случай, сам которому был свидетель.
В эти годы страна тяжело вытаскивала ноги из липкой нищеты, которая вместе с послевоенной разрухой породили бездомность, беспризорность и страну захлестнула волна преступности. Особенно безнаказанно действовали «щипачи», как на воровском жаргоне назывались карманные воры. Они были везде и особенно там, где больше всего народу. Вытащить из кармана кошелек с деньгами – это тоже «искусство», которому надо учиться. Некоторые достигли в этом большого мастерства и могли незаметно похитить деньги даже из внутреннего кармана пиджака. Лучшего успеха добивались те, которых природа наградила длинными тонкими пальцами, как у пианиста, и от постоянной «работы» они приобретали особую чувствительность. Между указательным и средним пальцами зажималось острое лезвие, называемое на жаргоне «пиской», необходимый инструмент карманников тех лет, и кошельки бесследно исчезали даже из закрытых сумок и карманов. «Писки» применялись и для защиты или нападения, если в междоусобных разборках участвовали карманники. Генка видел, как разрезали щеку парню, поэтому он с уверенностью сказал, что Витя оказался манекеном для тренировки будущего «щипача». Хорошо, что он еще не приобрел навыков.
За период учебы в школе Ваханов перезнакомился со всеми в классе, а с Ромкой Канцаевым завязалась дружба. Они были годки и соединила их общая мечта о море. Внешность Романа (по-настоящему – Рамазана) говорила о кавказском происхождении. И, действительно, отец его – чистый горец – лезгин по национальности приехал в Пензу в довоенные годы и женился на русской, высокой дородной женщине. Сам он был ниже ее ростом, очевидно, из-за горба на спине, но это не помешало им родить трех мальчишек, начиная с Романа. Отца всегда можно было найти в прокопчённой будке на улице Чехова, рядом с домом, где он, согнувшись в чаде кислотных испарений, лудил прохудившуюся посуду окрестных жителей, добывая хлеб свой. Трудолюбивая пчела собирает мед и с горьких цветов.
С начала весны мать Витина сообщила, что снова меняем местожительство. Причину не объяснила. То ли ей центр города не понравился, то ли на второй этаж высоко подниматься и туалет в квартире. Не привыкла к цивилизации. Для этого нужно время. Но если копнуть поглубже, скорее всего, финансы забастовку объявили. Содержать двоих детей в городе на зарплату подсобной рабочей кухни не только не просто, но и невыносимо. Место работы ее был буфет железнодорожного вокзала Пенза-4. Вите приходилось после там бывать не раз. Нюра брала его иногда на ночное дежурство, чтобы не было страшно одной. Запомнилось: как только уходил последний работник, они закрывали дверь изнутри, отодвигали мебель и в слоях пыли искали закатившиеся монеты, оброненные незадачливыми дневными посетителями.
Богатства тараканные
К переселениям «путешественник» уже привык, но жалко было терять новых друзей, хотя и переезжали недалеко – на ул. Бакунина 47. Частую смену жительства нельзя считать отрицательным явлением, поскольку человек освобождается от привязанности к месту. Оно тысячами малых нитей держит его, лишая подвижности. Перемены, путешествия всегда хороши, ибо несут новое. Странники бездомные в древние времена, считались самыми свободными людьми. Неудобств, конечно, много, но человек привыкает ко всему, зато сознание не приковано, подобно каторжнику к гире. Вы вошли в этот мир не для того, чтобы сосчитать листья на дереве. Не свободный не может летать.
Квартира тети Симы (Серафимы), так звали хозяйку, находилась во дворе ветхого, деревянного, одноэтажного дома. Квартирой назвать ее слишком громко – комнатка, наподобие больничной палаты с одним окном, по обе стороны которого стояли две кровати и проход между ними. В длину три кровати уместятся не больше. В середине комнаты половину прохода занимала печь-голландка, за ней вплотную придвинутый сундук, набитый до отказа многолетней собственностью тети Симы. Больше ничего нет, если не
