О Вячеславе Менжинском - Михаил Смирнов

Издевательский смысл статей и здесь не дошел до цензора, увидевшего в них лишь похвалу «единению между царем и Русью» и сочувствие земцам по поводу несправедливых сомнений в их «благонадежности». А между тем статьи били не в бровь, а в глаз, разоблачая трусливое соглашательство земцев, которые «в лице своей депутации приняли точку зрения своего монарха, что предстоящая реформа не должна изменить основ существующего строя»[26].

«Доволен царь, довольны либеральные буржуа. Они готовы заключить прочный мир друг с другом…

Довольны ли будут рабочие и крестьяне, интересы которых проторговывают буржуазные предатели?» — писал В. И. Ленин в «Пролетарии» по поводу этого соглашения[27].

Большой интерес представляли теоретические статьи «Северного края», дававшие рабочим-читателям понятие об основных принципах марксизма, об истории международного рабочего движения, о коренной противоположности классовых интересов пролетариата и буржуазии… Эти статьи, конечно, оказывали определенное влияние на развитие классового социалистического сознания рабочих, помогая им высвободиться из-под влияния буржуазной идеологии и найти единственно правильный путь революционной борьбы. Этой же цели служили и многочисленные рецензии на книги К. Маркса, Ф. Энгельса, П. Лафарга, К. Каутского, которые со второй половины года регулярно печатались в отделе «Библиография».

Газета довольно исправно информировала своих читателей и о развитии революционного движения в России. Об этом свидетельствует обилие телеграмм, наполненных; сообщениями о стачках, демонстрациях, столкновениях с полицией и войсками. Эти материалы помещались также в отделах «По России» и «Внутренние известия».

Передовые писались по поводу наиболее крупных событий, о которых правительство вынуждено было публиковать официальные сообщения. Отмечая этот факт как следствие массового характера революционного движения, «Северный край» писал в одной из передовых: «Нельзя более скрывать стачек, демонстраций, взрывов, убийств, покушений. Их так много, что пришлось допустить заполнение телеграмм почти сплошь известиями о проявлениях народного недовольства. Потом официально пришлось признать, что здесь дело не в отдельных агитаторах и кучках, а в общем недовольстве… То, о чем знали лишь молчаливые стены судов, теперь приходится оглашать во всеуслышание. Правды не скроешь»[28].

Самые крупные события лета 1905 года — восстание на броненосце «Потемкин», восстание матросов в Либаве, забастовки в Иваново-Вознесенске и Лодзи — освещались на страницах «Северного края» в телеграммах и перепечатках из других газет, комментировались в передовых… Передовая по поводу восстания матросов в Либаве звучит как прокламация:

«Вооруженное восстание в Либаве, — гласит официальный „Русский вестник“. — Кто бунтует? Необученная, случайно собравшаяся толпа, которая и оружием не умеет воспользоваться? Нет, бунтуют матросы, долгие годы обучавшиеся во флоте всем премудростям военного дела, дисциплинированные и умеющие действовать оружием. Это они бросились на склад оружия и разграбили его… Между восставшими матросами и сухопутными войсками произошло сражение — бунтовщики были рассеяны и скрылись с оружием в руках. Можно ли считать, Что опасность миновала? Нет. Прибалтийский край охвачен аграрным движением и рабочими беспорядками. Теперь у батраков и рабочих явились вожаки, которых им только и недоставало.

В других портах Балтийского моря теперь пока спокойно, — говорит официальная газета. — Пусть так, но ведь и в Севастополе, Одессе, Либаве, Кронштадте тоже было спокойно»[29].

Пропуски подобных статей и заметок приводили к дальнейшим осложнениям отношений между газетой и губернатором, потому что последний обвинял в этом не столько цензоров, теряющихся от обилия сомнительных в цензурном отношении материалов, сколько редакцию, настойчиво проводившую эти материалы. В 1905 году у газеты сменилось несколько цензоров, среди них были даже начальник губернской тюрьмы и помощник прокурора. Рогович назначал цензорами самых трусливых и консервативных чиновников. Частая их смена объяснялась тем, что каждый держался до первой крупной оплошности, и редакция иногда намеренно подводила под удар особенно ретивых цензоров. Сделать это было не трудно, так как ни один из них не отличался особенным умением понимать то, что редакция хотела намеренно затемнить.

Как бы то ни было, выпуск каждого номера газеты доставался нелегко, и лишь обилие корреспонденции спасало положение. Обычно номер приходилось делать два раза, так как после цензорского просмотра оказывалось вычеркнутым до 1/3 материала и в результате кое-что из того, что редакция хотела непременно провести, проходило, так как ежедневное представление на цензуру множества заведомо «неудобных» статей вызывало у цензора растерянность и неизбежные пропуски какой-то части из них.

Бессилие цензуры, с одной стороны, а с другой — все более явное участие членов редакции в политическом движении и нелегальной партийной работе вызвало в июне 1905 года новое донесение Роговича Главному управлению по делам печати…

После III съезда партии Ярославский комитет РСДРП развил активную агитационную работу. Была создана Целая группа агитаторов, которой руководил В. Р. Менжинский. В эту группу входили Н. И. Подвойский, М. С. Кедров, А. К. Софонов (Коныч), ремесленник Гриша Дон, сотрудник «Северного края» Н. С. Зезюлинский и некоторые другие. Они вели нелегальную пропаганду, были постоянными ораторами от большевиков на многочисленных митингах и собраниях, причем выступали иногда под вооруженной охраной, так как черносотенцы не раз пытались сорвать эти собрания и устроить побоище.

В конце сентября по директиве Ярославского комитета РСДРП была организована боевая дружина. Штаб-квартирой ее служило помещение редакции «Северного края» на Казанском бульваре в доме Синклера (ныне Первомайская ул., д. № 15). Непосредственная задача дружины заключалась в обороне редакции в случае нападения черносотенцев. Руководителем был В. Р. Менжинский. Разными путями удавалось добыть оружие — револьверы, несколько винтовок и даже пулемет. Дружинники проходили военное обучение в лесу. Меры предосторожности и конспирации мало-помалу отбрасывались. Партийные работники, агитаторы открыто собирались в редакции, и осенью 1905 года она в полном смысле слова стала боевым штабом Ярославской организации РСДРП.

Между тем цензура начала свирепствовать, как никогда… Газетные полосы возвращались от цензора в таком окровавленном виде, что порой не находилось в запасе материала в достаточном количестве, чтобы заполнить им зияющие пустые места…

12 июля 1905 года Рогович отправил министру внутренних дел обширнейшее «Представление о необходимости прекращения издания газеты „Северный край“», а 18 июля последовало еще дополнение с новыми «данными». От предыдущих донесений они отличаются немногим. Также подчеркиваются «преступные цели» сообщества, которое образуют «неблагонадежные» и «злонамеренные» лица редакции, а именно: цели «социалистической пропаганды и агитации к забастовкам и волнениям в среде рабочих»…

Но Рогович снова обманулся в своих ожиданиях. Рассмотрение его «представления», по-видимому, задержалось до октября, когда бурно развивающиеся события поставили под угрозу существование самого правительства. В этих условиях новые репрессии отнюдь не послужили бы к укреплению его позиций и успокоению общества. Только 12 октября Рогович получил наконец ответ, из которого было видно, что действия губернатора вызвали неудовольствие: он вынуждает правительство на крайнюю меру, тогда как мог бы постепенно и без излишнего шума обезвредить газету и даже вынудить ее к закрытию, если бы цензоры были более внимательны и последовательны[30].

С 13 октября, в дни Всероссийской забастовки, газета не выходила. После манифеста 17 октября типография не работала в связи с черносотенными погромами, и уже сверстанный номер от 19 октября не увидел света…

Погромы продолжались и в следующие дни, и лишь неделю спустя после манифеста редакция и типография вновь приступили к работе. Первый после перерыва номер газеты вышел 24 октября без предварительной цензуры, о чем было объявлено в извещении «От редакции».

Этот и последующие номера были целиком посвящены событиям первых дней «свободы» и разоблачению истинной цены манифеста. Редакция обратилась к свидетелям и потерпевшим с просьбой сообщить в газету сведения о виновниках и участниках погромов и прямо обвинила губернатора Роговича и местную администрацию в поощрении громил. В заметке «К событиям с 18 октября» газета писала, что «Северный край» располагает фактами, достаточными для того, чтобы требовать судебного расследования поведения администрации города, начиная с полиции до высших властей включительно. В статье Н. С. Зезюлинского «19 октября» описана расправа черносотенцев с демонстрантами в присутствии губернатора. Подобные же обвинения против губернатора и полицейских чинов содержались и в других статьях и заметках о погромной неделе. Сообщения о погромах из других городов, которым отводились целые столбцы, отмечали подобные же факты административного «невмешательства» или, наоборот, вмешательства. Таким образом, вывод о причастности самого правительства к черносотенным погромам и насилиям напрашивался сам собой.